Иван Тургенев - Заметка «О статуе Ивана Грозного М. Антокольского»

• Название: Заметка «О статуе Ивана Грозного М. Антокольского»
• Автор: Иван Тургенев
• Жанр: Публицистика

Знакомство Тургенева с М. М. Антокольским произошло 14 (26) февраля 1871 г. в Петербурге, в мастерской скульптора, только что завершившего в глине скульптуру «Иван Грозный». В тот же день в письме к П. Виардо он восторженно отозвался как о скульптуре, так и о ее создателе.

Об обстоятельствах первой встречи с Тургеневым рассказал и Антокольский в своих записках «Из автобиографии»: «Наконец, дождался великого дня, когда бросил стек и сказал: „Довольно“. В этот день первый, кто пришел в мастерскую, был И. С. Тургенев. Я сейчас узнал его по фотографической карточке, имевшейся у меня в альбоме…»

---

Иван Сергеевич Тургенев Заметка <О статуе Ивана Грозного М. Антокольского>

Не могу не поделиться с читателями «СПб. ведомостей» тем отрадным впечатлением, которое произвело на меня новое проявление русского искусства. Я говорю о статуе г. Антокольского, представляющей Ивана Грозного. Мне довелось увидеть ее почти в самый день моего возвращения в Россию. Слухи о ней начали ходить в публике с конца прошлого года, но только весьма недавно небольшая мастерская молодого ваятеля в Академии художеств стала наполняться посетителями, желающими полюбоваться «новинкой». И сто́ит ею любоваться, сто́ит радоваться ей. По силе замысла, по мастерству и красоте исполнения, по глубокому проникновению в историческое значение и самую душу лица, избранного художником, – статуя эта решительно превосходит всё, что являлось у нас до сих пор в этом роде. Царь Иван представлен сидящим на богатом старинном кресле; на голове его скуфья; расстегнутый у ворота халат, в виде подрясника, охвачен простым поясом; тяжелая шуба в широких складках падает кругом; на коленях у него лежит, как бы скользя с них, раскрытое Евангелие; известный остроконечный посох воткнут в землю возле него. Тяжкое раздумье овладело им; он, видимо – один, положим, где-нибудь в отдаленном покое дворца в Александровской слободе. Он понурил голову, сдвинул брови, сжал губы – вниз и вбок устремил глаза… Одной рукой он оперся о ручку кресла, как бы собираясь встать; другая лежит бессильно, обвитая чётками, с подвернутыми пальцами. В наклоненном положении стана, в неровном рисунке плечей, в каждой черте типически верного, изможденного и все-таки величавого лица, в каждой подробности всей фигуры – так, кажется, и читаешь все ощущения, все чувства, мысли, которые смутно, и сильно, и горестно задвигались в этой усталой душе. Тут и страх смерти, и раздражение больного человека, избалованного беззаветной властью, и раскаяние, и сознание греха, и застарелая злоба, и желчь, и подозрительность, и жестокость, и вечное искание измены… Он собирается встать, этот старый, злой, больной человек, который в одно и то же время и русский и царь, царь с ног до головы{1} – не хуже короля Лира. И что он станет делать, как встанет? Пытать? молиться? или пытать и молиться? Не нужно быть особенно чутким человеком, чтоб понять, что хотел сказать художник. То, что он задумал изобразить, – дело сложное, как вообще всё человечески живое; но выполнил он свою задачу с такой очевидной ясностью, с такой уверенностью мастера, что не вызывает в зрителе ни малейшего колебания; а впечатление так глубоко, что отделаться от него невозможно; невозможно представить себе Грозного иначе, чем каким его подстерегла творческая фантазия г. Антокольского. По искренней правде, гармонии и несомненности впечатления его произведение напоминает древних, хотя, с другой стороны, оно всей сущностью своей принадлежит к новейшей, характерно-психологической, живописно-исторической школе ваяния. Особенно поразительно в этой статуе счастливое сочетание домашнего, вседневного и трагического, значительного… И с каким верным тактом всё это проведено! Укажу хоть на скуфью, которую, говорят, многие критики из традиционных классиков желали бы видеть устраненной и которую неподдающееся чутье художника, к счастью, удержало. Каким образом возвысился он до такого ясного понимания своей задачи – я, судя по прошедшему, не могу себе дать хорошенько отчета; но факт перед глазами, и поневоле приходится воскликнуть: «Spiritus flat ubi vult»[1].

Я в состоянии сообщить несколько достоверных сведений о художнике, так блистательно начавшем свою карьеру. Марк Матвеевич Антокольский родился в 1842 году{2} в городе Вильно. Родители его содержали трактир, и до тринадцатилетнего возраста маленький Марк им помогал по хозяйству. Но страсть к рисованию в нем уже тогда развилась до того, что посетители трактира начали обращать внимание родителей на их сына. Они отдали мальчика в учение к позументщику; Марку это занятие не пришлось по вкусу – и родители решились сделать его резчиком. У нового хозяина Марк, заваленный дневной работой, по ночам должен был прятаться на чердаке, чтоб предаваться там на свободе своему любимому занятию – рисованию. Натерпевшись горя до семнадцати лет, он не выдержал более этой жизни – и убежал от хозяина. Резчицкой работой он добывал себе средства к пропитанию. На двадцать втором году от роду он сделал «Головы Христа и божьей матери» из дерева; профессор Пименов заметил это произведение, и Антокольский решился поступить в Академию вольнослушающим. В 1864 году он сделал «Еврея-портного» из дерева, за что получил серебряную медаль.{3} В 1865 году сделал «Скупого» из кости, за что снова получил медаль и стипендию от государя-императора. Газеты начали хорошо отзываться о нем. Первым вполне серьезным произведением г. Антокольского была группа: «Христос и Иуда»;{4} потом в 1868 году он изобразил «Нападение инквизиторов на евреев». Это произведение, в котором г. Антокольский попытался представить не одни фигуры, но и обстановку их, возбудило протест со стороны художников и любителей, которые находили, что в нем он переступил границы ваяния. Продолжать работать после 1868 года в Академии стало ему невозможным, так как классные занятия он кончил, а конкурировать вольнослушающим не дозволяется. Г-н Антокольский поехал в Берлин, но скоро оттуда возвратился и в 1870 году принялся за Ивана Грозного.

Несколько дней тому назад совет Академии произвел его в академики – и, как слышно, он получил заказ на исполнение своей статуи из бронзы.{5} Смею думать, что было бы желательнее видеть ее исполненной из мрамора, так как мрамор гораздо способнее передать всю тонкость психологических черт и деталей, которыми изобилует произведение г. Антокольского. Замечу кстати, что подходящая к тому же роду скульптуры, известная, тоже сидящая, фигура Вольтера в Париже, работы знаменитого Гудона (Houdon) – тоже из мрамора.{6}

К сожалению, здоровье г. Антокольского далеко не удовлетворительно; врачи посылают его в Италию, и должно желать, чтоб как можно скорее попали ему в руки те средства, которых у него нет и без которых поездка в чужие края немыслима. Было бы грустно думать, что скорое осуществление подобного желания может встретить какие-либо препятствия.

С.-Петербург,

18 февраля 1871 г.

Примечания

Впервые опубликовано: СПб Вед, 1871, 19 февраля, № 50; с подписью: Ив. Тургенев.

В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, Соч, 1891, т. 10, с. 239–243.

Автограф неизвестен.

Печатается по тексту первой публикации.

Знакомство Тургенева с М. М. Антокольским произошло 14 (26) февраля 1871 г. в Петербурге, в мастерской скульптора, только что завершившего в глине скульптуру «Иван Грозный». В тот же день в письме к П. Виардо он восторженно отозвался как о скульптуре, так и о ее создателе.

Об обстоятельствах первой встречи с Тургеневым рассказал и Антокольский в своих записках «Из автобиографии»: «Наконец, дождался великого дня, когда бросил стек и сказал: „Довольно“. В этот день первый, кто пришел в мастерскую, был И. С. Тургенев. Я сейчас узнал его по фотографической карточке, имевшейся у меня в альбоме. „Юпитер!“ – было первое мое впечатление. Его величественная фигура, полная и красивая, его мягкое лицо, окаймленное густыми серебристыми волосами, его добрый взгляд имели что-то необыкновенное; он напоминал дремлющего льва: одним словом, Юпитер. Я глазам своим не верил, что передо мною стоит – нет, вернее, что я стою перед Иваном Сергеевичем Тургеневым. Я боготворил его…» (Антокольский, с. 953).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

«Дух веет, где хочет» (лат.).

Комментарии

1

…царь с ног до головы… – Слова Лира из 6 сцены IV акта трагедии Шекспира «Король Лир» (1608).

2

…родился в 1842 году… – Неточность: М. М. Антокольский родился 21 октября 1843 г.

3

В 1864 году ~ получил серебряную медаль. – За горельеф из дерева «Еврей-портной, вдевающий у окна нитку в иголку» (1864) Антокольский получил малую серебряную медаль от Академии художеств (см.: Антокольский, с. XII и 908).

4

Первым, вполне серьезным ~ «Христос и Иуда»… – Имеется в виду барельеф «Поцелуй Иуды» (1867), первый экземпляр который приобрел И. Н. Крамской (см.: Антокольский, с. 925).