Илья Стогоff - Отвертка

• Название: Отвертка
• Автор: Илья Стогоff
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44687-0

Ностальгический палп фикшн от сурового романтика Стогова. Криминальные переплеты журналиста криминальной же хроники, которому автор подарил, возможно, не только свое имя и профессию.

Честный русский детектив образца 90-х.

---

К активности он пробуждался редко. Редактор пугался этих моментов до икоты.

Как-то Кирилл принес ему статью, посвященную 666-летию со дня рождения среднеазиатского завоевателя Тамерлана. В другой раз – репортаж, в котором подробно, с деталями, освещал ход судебного процесса над Жилем де Ре, маньяком-убийцей, прообразом Синей Бороды, казненным святой инквизицией в пятнадцатом веке.

Как вам материальчики?

– Я слушаю.

– Кирилл? Это Стогов. Как дела?

– Чего ты хотел?

– Ты не занят?

В трубке слышались голоса. Может быть, опять пьет свой джин. А может, действительно занят. Например, берет интервью у аквалангиста, отыскавшего Атлантиду.

– Слушаю тебя внимательно.

– Скажи, пожалуйста, ты когда-нибудь слышал про тибетскую экспедицию Вэ Эс Кострюкова? Тысяча девятьсот двадцать восьмого – тридцать второго годов?

– Никогда не слышал.

– Никогда?

– В чем проблема? Решил податься в востоковедение?

– К кому бы мне по этому поводу обратиться?

– Что тебе конкретно нужно?

– Этот Кострюков привез из экспедиции текст. Мне бы хотелось его перевести.

– А что за язык?

– Понятия не имею. Не английский, это точно. Английский я бы узнал. Что-то вроде иврита… или санскрита. Странные такие загогулинки…

– Экспедиция была тибетская?

– Тибетее не бывает!

– Раз экспедиция тибетская, значит, это что-нибудь буддийское… тохарское… Запиши, я тебе телефон одного дядьки дам… Сейчас… записываешь? Толкунов Александр Сергеич. Профессор восточного факультета университета.

– Дядька умеет говорить по-тохарски?

– Дядька за две минуты чего хочешь переведет с любого из тамошних языков. Мужик своеобразный… в общем… э-э-э… сам увидишь. Привет ему передавай.

– Спасибо. Большое. Век не забуду.

Я снова покрутил диск.

– Университет? Здравствуйте. Скажите, а мог бы я поговорить с господином Толкуновым?

На том конце ответили, что мог бы. Я передал профессору привет от Кирилла. Профессор заверил меня, что приятели Кирилла Кирилловича – его приятели. Интерес прессы к проблемам тибетологии был встречен им с пониманием и почему бы в самом деле нам не встретиться прямо сегодня?

Прежде не известный мне восточный факультет располагался там же, где и филфак, – на Университетской набережной. Я надел куртку и, стараясь не попадаться на глаза знакомым, выскользнул из Лениздата.

Тратиться на такси не хотелось. Переться под дождем на другой берег Невы хотелось еще меньше. Я дошагал до Невского и втиснулся в подъехавший троллейбус.

От стоявших вокруг граждан пахло мокрыми куртками. Сквозь неплотно задвинутые стекла в салон залетали холодные брызги. У притиснутой вплотную ко мне женщины по щекам текла тушь и ко лбу прилипли мокрые пряди иссиня-черных волос.

Осень… Слякотная петербургская осень. Черт бы ее побрал.

Этот дождь не кончится никогда. Он будет лить до тех пор, пока серая Нева не выйдет из берегов и не понесет свои мутные воды по узким центральным улочкам. Топя редких пешеходов и запросто сковырнув с постамента зеленого Медного всадника.

Этот город уйдет на дно. Туда, откуда он и появился. А над водой будет торчать лишь шпиль Петропавловской крепости с поджавшим ноги, насквозь промокшим ангелом на самом острие…

«Только бы он знал этот чертов язык», – вздохнул я, открывая двери университета.

8

В вестибюле филфака я оказался раньше профессора и некоторое время просто слонялся мимо охранника, обсыхал и глазел на студенток.

Охранник, судя по униформе, был полчаса как из джунглей. Он внимательно читал газету «Профессия». Наверное, искал вакансию карателя в республике Чад.

Филфаковские девушки были традиционно хороши.

– Вы, сударь, не из газеты?

Я вздрогнул. Обернулся – и вздрогнул еще раз.

Профессор Толкунов, улыбавшийся и протягивавший мне руку, был громаден. Рыжая всклокоченная борода. Румянец во всю щеку. Пожимая мне руку, он чуть не сломал мне пару пальцев.

Шестьдесят второго размера талия. Нижняя пуговка рубашки, торчащей из-под короткого свитера, не застегнута, и оттуда виднеется тугое волосатое пузо.

Эхо от его голоса испуганно металось по вестибюлю:

– Оч-чень, оч-чень приятно! Пресса прониклась интересом к академической тибетологии, а? Ищете нездоровых сенсаций, а? Ха-ха-ха!

Профессор сказал, что лучше всего нам побеседовать в буфете, и под руку увлек меня в лабиринт бесконечных университетских коридоров.

По дороге он рассказал мне похабный анекдот. Старый, но довольно смешной. На полторы головы возвышавшийся над окружающими, профессор шагал неторопливо, но я за ним едва поспевал.

Свободных мест в буфете не оказалось. С углового, самого удобного столика профессор согнал компанию тянувших пиво студентов:

– Как это ты мне место не уступишь?! Ты сессию думаешь сдавать? Или не думаешь?!

Усадив меня за столик, он ушел к стойке и вернулся с двумя стаканами, двумя чашками, бутылкой коньяка и заварным чайником. Причем все это он перенес на столик за один раз.

Вбухав в чашку с каплей заварки на донышке чуть ли не двести граммов коньяку, он пододвинул ее ко мне. Мы отхлебнули из чашек.

– Как вам коньяк?

Я сказал, что коньяк бесподобен. Коньяк был довольно мерзкий.

– Замерзли? Промокли? Первейшее средство от нашей петербургской сырости – это чашка горячего чаю и коньяк.

– Да?

– Вы собираетесь писать о Тибете?

– Да.

– В Тибете сейчас хорошо. Ранняя осень. Вы были в Тибете?

– Не доводилось. А вам?

Профессору доводилось бывать в Тибете. Причем не в непальском Тибете, куда повадились последнее время ездить всякие волосатые идиоты… он был в настоящем китайском Тибете, куда редко кто из нынешних умников добирался… а уж раньше в те края и вовсе было не попасть.

– А я вот там был. Участвовал в ритуалах. Я, между прочим, занимаюсь тантризмом двадцать лет! Вы можете себе представить, а? У меня, между прочим, более сорока печатных работ на эту тему! И несколько томов опубликованных переводов.

Я сказал: «Как интересно!» Потом сказал то же самое еще дюжину раз подряд.

Прежде чем мы допили коньяк, профессор Александр Сергеевич Толкунов рассказал мне о том, чем занимался в Тибете. Самым приличными словами в его рассказе были слова: «сексуальное единение с богиней Кали»…

Интересными штуками занимаются нынче университетские профессора.

Я еще раз хлебнул из чашки. Коньяк кончился. Слушать профессора мне надоело. Нащупав во внутреннем кармане куртки листок, я вытащил его и положил перед профессором.

– Вы не могли бы перевести, что здесь написано?

– «Шунтак-шивати, лакшитмтхара дивья-вирупаши, дакшина кадимата…» Интересный текст.

– Да?

– Разумеется, я могу это перевести! Будете записывать?

– Буду.

– Записывайте: «О, Шакти, как прекрасна твоя черная кожа! Ты темна, как грозовая туча! ты истощена голодом! ты жуешь сырое мясо! Груди твои высоки! твои ягодицы округлы!..» Успеваете?

– Сейчас… «ягодицы…»

– «Твои зубы выступают вперед! Из твоих ушей, как серьги, свисают два разложившихся трупа! их головы отрублены твоим мечом! Ты, Шакти, проявляешь инициативу в сексуальной игре с Махакалой, кровь струйкой стекает с его полового члена!..» Ну и так далее…

– Господи помилуй! Что это?

– Довольно типичный текст. То есть стандартные выражения. Кроме вот этого: «Он вводит свой сияющий бриллиант в твое влагалище!..» Это что-то новенькое. А так – обычный текст из ритуала «рага-марга».

Профессор подлил себе чаю и еще раз пробежал текст глазами.

– Да… стандартные формулы… «Вводит свой сияющий бриллиант в ее влагалище…» Откуда здесь бриллиант? Где вы это взяли?

– Так… Досталось по случаю.

Я достал из пачки «Лаки Страйк» новую сигарету и задал последний интересовавший меня вопрос:

– Скажите, Александр Сергеевич, а фамилия Кострюков вам о чем-нибудь говорит? Я слышал, был такой тибетолог в начале века…

Я смотрел на профессора. Профессор смотрел на меня и бледнел на глазах. Выглядело это так, словно кровь вдруг вся, целиком, ушла из его громадного тела.

Он стал даже не белым, а каким-то… зеленым. Меньше, чем за минуту, из розовощекого здоровяка он превратился в руину.

– Это мантра Кострюкова, да?

В тон ему я ответил шепотом:

– Не знаю.

– Откуда она у вас?

Он все еще держал в руках пергаментный лист. С трудом, как будто преодолевая сопротивление, он оторвал взгляд от моего лица, медленно заскользил глазами по строчкам и, дочитав до конца, выпустил пергамент из рук.

Листок упал на липкий, залитый пивом стол.

– Пойдемте поговорим в моем кабинете. Здесь слишком много народу.

Мы вышли из буфета, поднялись на третий этаж, долго шли по неосвещенным, заставленным шкафами коридорам, затем спустились на второй, потом он остановился перед дверью с табличкой «Вост. факультет. Толкунов А. С., профессор», отпер дверь своим ключом и пропустил меня вперед.