Игорь Орлов - «Человек исторический» в системе гуманитарного знания

• Название: «Человек исторический» в системе гуманитарного знания
• Автор: Игорь Орлов
• Жанр: Философия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7598-0943-2

«Собирание» человека в его целостности обусловило не только общую антропологизацию направлений современной гуманитаристики, но и стремление к междисциплинарному диалогу, охватившее гуманитарные и социальные науки. Прежде всего речь идет о так называемой «новой исторической науке», многочисленные направления которой («новая культурная», «новая социальная», «новая локальная» и другие истории) привлекают (пусть и в разной степени) методологический инструментарий философии и антропологии, социологии и психологии. Все вышесказанное актуализирует задачу реконструкции философских и антропологических оснований современного исторического знания, все больше трансформирующегося в сторону рассмотрения истории как процесса становления человека в единстве его биосоциальной и духовной природы. Этим и другим проблемам «нового социогуманитарного синтеза» посвящена данная книга.

Для историков, философов, антропологов и всех интересующихся проблемами исторического знания.

---

Рис. 1.3. Многообразие определений историзма

Существенное влияние на способы реконструкции истории оказывает выбор эпистемологического варианта философии истории. Так, «подводящая» теория немецкого и американского философа Карла Гемпеля (1905–1997) основана на исследовании проблем исторического объяснения исходя из аналогичности законов истории и естественных наук. Использование универсальных эмпирических гипотез в качестве объяснительных принципов, с точки зрения ученого, позволяет выявить, что рассматриваемое событие было не просто делом случая, но ожидалось в силу определенных предшествующих или одновременных условий. То есть в истории в не меньшей степени, чем в любой другой области эмпирического исследования, научное объяснение может быть получено только с помощью соответствующих общих гипотез или теорий, представляющих собой совокупность. Многие из универсальных гипотез, лежащих в основе исторического объяснения, могут в целом быть классифицированы как психологические, экономические, социологические и исторические законы. Кроме того, историческое исследование (например, методы эмпирической проверки подлинности документов) использует общие законы, установленные в физике, химии и биологии (подробнее см.: [Гемпель, 1998. С. 16–31]). Другими словами, предлагается расширить возможности понимания исторического процесса за счет междисциплинарного взаимодействия, прежде всего в области методологии различных наук (методологическое единство эмпирической науки).

В свою очередь, теория действия в истории финского логика и философа Георга фон Вригта (1916–2003) основана на неоднозначности связи между интенцией и действием. Ведь интенция собственного действия ясна только действующему субъекту, тогда как наблюдатель со стороны (в том числе историк) может строить только предположения об интенции этого действия. Причем разброс возможных интерпретаций весьма велик. Кроме того, Вригг обратил внимание на трудности «перевода» действий людей, принадлежащих к иной культуре. Отсюда вытекает сравнение понимания поведения с пониманием языка: «Можно было бы сказать, что интенциональное поведение похоже на использование языка. …Точно так же, как использование и понимание языка предполагает языковое сообщество, понимание действия предполагает сообщество учреждений, практики и технического оснащения, в которое вводят посредством обучения и тренировки» [Wright, 1971. P. 114–115].

И наконец, аналитическая герменевтика британского философа и историка Робина Коллингвуда (1889–1943) предполагает, что историк может изучать лишь то прошлое, которое «живет» в настоящем. При этом история сводима к истории мысли. Историк призван расшифровать свидетельства эпохи, понять смыслы, вкладывавшиеся людьми в их творения, и способ мышления людей об их жизни в прошлом (см.: [Коллингвуд, 1980]).

Кроме того, надежды на выход исторической науки и гуманитаристики вообще из «кризиса репрезентации» конца ХХ столетия все больше стали связываться с изучением исторического опыта, рассматриваемого в качестве точки пересечения публичного языка и частной субъективности или понимаемого в контексте феномена исторической памяти (cм., например: [Хаттон, 2003]). Еще одной тенденцией развития философии истории в начале XXI в. стал поиск решения проблемы отношения между эстетическим, научным (историографическая истина) и философским (смысл и значение исторического исследования) измерениями историописания.

Таким образом, характерными чертами, определяющими облик пост-постмодернистской философии истории, выступают:

• во-первых, отрицание метафоры «мир как текст»;

• во-вторых, сдвиг фокуса анализа от созерцания окружающего мира и человека к исследованию причин и форм его «восстания» против существующей реальности;

• в-третьих, призыв к мульти– и трансдисциплинарности в исторических и философско-исторических исследованиях;

• в-четвертых, обращение к постгуманистическим основаниям знания в контексте поворота к «не-человеческому» (киборги, клоны, мутанты, вещи как субъекты и проч.) [Доманска, 2010. С. 21, 25].

* * *

Помимо философии истории, на исторические представления и теоретические построения существенно влияют социологические теории последних десятилетий. Следуя инверсионной интерпретации повседневности, снимающей оппозицию между сакральным и профанным, французский социолог Мишель Маффесоли (р. 1944) трактует конституирование социальности как повседневность (см.: [Маффесоли, 1991. С. 133–137; 1997. С. 14–16]). В свою очередь, польский и английский социолог Зигмунд Бауман (р. 1925) манифестирует постмодернистскую социологию как комментарий к повседневности [Бауман]. Благодаря этим и другим исследованиям, социология начала менять свой статус «поставщика» окончательных истин о социуме на статус «интерпретатора» областей социальной реальности. В постмодернистском проекте ставилась задача выявить, как общественная практика отражается в определенных образах и символах и как через язык происходит выражение социальной идентификации. Л.Г. Ионин даже поставил вопрос о существовании новой, постмодернистской повседневности исходя из степени соответствия когнитивного стиля сегодняшнего дня шести признакам когнитивного стиля повседневности, выделенным австрийским философом и социологом Альфредом Шюцем (1899–1959). Российский социолог показал, что современный мир в известном смысле представляет собой возвращение к неопределенности и неустойчивости мира домодерна, в котором место потусторонней, или божественной, реальности занимает реальность виртуальная. Постмодерн возвращает человеку множество миров, но это его собственное множество миров, которое ему не навязано ни Богом, ни природой. И одновременно эпоха постмодерна демонстрирует снижение личностной определенности индивидуума [Ионин, 2000].

Еще одной знаковой тенденцией в трансформации повседневной жизни в постмодернистском проекте стало включение эстетического в контекст повседневности, отражающее интеграцию эстетики в общий для гуманитарных наук второй половины ХХ в. процесс постижения реальности повседневной жизни. Тем самым была нарушена сложившаяся традиция представления эстетического начала в повседневности только искусством – архитектурой, прикладным искусством и дизайном. То есть обыденная жизнь мыслилась как профанный мир, полный несовершенства и дисгармонии, красота в который привносилась извне. Однако социальные практики второй половины ХХ столетия не только расширили традиционную сферу эстетического и превратили его в технологию организации жизни, но и сделали дизайн тотальным явлением. Немецкий социолог Герхард Шульце ввел понятие «общества переживаний», в котором одной из главных ценностей жизни становится возможность испытывать положительные и разнообразные переживания и среди них важнейшие – эстетические. Польский эстетик Богдан Дземидок, оттолкнувшись от понятия «эстетосферы» М.С. Кагана, предложил перечень сфер и модусов повседневности постмодерна, включающий все возможные проявления эстетического в повседневной жизни. Сюда отнесены не только конкурсы красоты и шоу культуристов, туризм и спортивные зрелища, обряды и ритуалы, формы популярной культуры и пластическая хирургия, но также жилище и производство потребительских товаров (подробнее по этому вопросу см.: [Лелеко, 2001. С. 34–36]).

Впрочем, только постмодернизмом дело не ограничивается. В современной социологии, исследующей социальный тип личности, выделяется пять основных парадигм в понимании сущности социальной реальности:

1) парадигма «социальных факторов», сводящая социальную реальность к двум группам факторов – социальным структурам и социальным институтам. Среди различных вариантов данной парадигмы обращает на себя внимание прежде всего теория социального действия американского социолога и социального антрополога Толкотта Парсонса (1902–1979). Согласно этой теории, выстраивается причинно-следственная цепочка: наличие телесной организации человека является условием существования личности. Формирование личности, в свою очередь, служит предпосылкой формирования социальной системы, а последняя выступает предпосылкой культуры;

2) парадигма «социальных дефиниций», рассматривающая социальную реальность через способ понимания людьми социальных фактов и включающая ряд теоретических направлений. В частности, для символического интеракционизма характерен акцент на лингвистической стороне коммуникации, в силу чего социальная деятельность представляется как совокупность социальных ролей, фиксируемых в системе языковых и иных символов. Например, согласно концепции американского социолога и социального психолога Герберта Блумера (1900–1987), каждой социальной роли соответствует определенная идентичность. Американский философ и социолог Джордж Мид (1863–1931), связавший становление человека с открытием общества для себя, выразил идентичность в актах социального признания. Согласно теории «зеркального я» американского социального психолога Чарльза Кули (1864–1929), личность формируется на основе множества взаимодействий людей с окружающим миром. А американский социолог и психолог Ирвинг Гоффман (1922–1982) ввел понятия «ролевое дистанцирование» – стремление человека представить свое поведение в некоторых ситуациях как вынужденное и не отвечающее сути происходящего;