Евгений Морозов - Эволюция сознания. Современная наука и древние учения

• Название: Эволюция сознания. Современная наука и древние учения
• Автор: Евгений Морозов
• Жанр: Философия
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91896-048-6

Книга посвящена изучению сознания с холистической точки зрения. Эволюция индивидуального сознания рассматривается от хаоса (дисгармония, «ад») к порядку (гармония, «рай») через реализацию стремления персоны к целостности (Абсолюту). Исследование построено на научном анализе различных состояний сознания и рассматривает все основные виды как его развития, так и деградации.

Также подробно рассматриваются современные физические концепции сознания – от квантовой физики до путешествий во времени через «кротовые норы» и энергетические поля.

Автор книги – Евгений Вячеславович Морозов, кандидат исторических наук, старший преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета, почетный доктор наук Международной Академии естественной истории (ФРГ), профессор Российской Академии Естествознания, заслуженный работник науки и образования.

---

Рассел писал: «Нам говорят, что поскольку 6 больше 4, но меньше 12, 6 одновременно и велико и мало, что является противоречием. Сократ теперь выше Теэтета, который является не вполне еще выросшим юношей; но через несколько лет Сократ будет ниже Теэтета. Поэтому Сократ одновременно высокого и низкого роста».[91]

Таким образом, тело человека и его сознание не идентичны. Когда индивидуум воспринимает другого человека, то последний является по отношению к нему лишь иллюзией, полученной в результате задействования чувствительных рецепторов. Наблюдатель не способен познать чей-либо субъективный мир, за исключением своего собственного. В то же самое время само человеческое тело далеко не всегда рассматривается как часть субъективного мира, но скорее как составляющая мира объективного, а значит непознаваемого. Поэтому выражения «я» и «мое тело» не являются синонимами.

Э. Вандерхилл отмечает, что «наш обычный, повседневный мир форм и цветов является таким, как он есть только в глазах того, кто на него смотрит. Понять этот факт нам помогает как современная наука, так и наше непосредственное восприятие. Объективный мир является нам в той форме, в какой мы его знаем лишь потому, что мы оснащены чувствами, чтобы воспринимать его. Если бы я была кошкой, я не видела бы ни облаков, ни горных вершин; узость моего восприятия ограничивала бы контуры моего объективного мира, и он был бы совершенно другим. С другой стороны, наблюдая за поведением кошек, можно сделать вывод, что они видят многие вещи, невидимые для нас. Существуют ли эти вещи? Для кошек – конечно, да; для людей – не существуют. Наши миры не пересекаются в этой точке. А если взглянуть на мир глазами жука или муравья – это опять-таки будет не просто наш мир, увиденный снизу – это будет совершенно иной мир».[92]

В нашей жизни, например, огромную роль играют зрительные иллюзии, которые связаны с ограничениями и погрешностями процесса переработки информации в зрительной системе. При рассматривании определенных объектов в специфическом окружении или в особых условиях наблюдения человек не вполне правильно оценивает размер, форму или цвет объектов, характер их движения, условия освещения и т. д. Часто «ошибочные» видимые образы очень убедительны, и человек, как правило, не может их «откорректировать» по своему желанию, даже если прекрасно осведомлен о том, что он должен был бы видеть, если бы зрение его не обманывало. Кроме того, к разряду зрительных иллюзий относят не только систематические ошибки восприятия, но и множество изобретенных людьми впечатляющих зрительных эффектов, в основе которых лежат фундаментальные свойства зрительных механизмов, а не их недостатки. Теперь необходимо найти в себе смелость признать, что весь мир является для нас зрительной иллюзией.

Перейдем теперь к проблеме субъективности времени. Во-первых, мы до сих пор не знаем, что это такое, официальное определение совершенно неудовлетворительно и не выдерживает никакой критики. Как вопрошал Августин Блаженный, «что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю».[93]

Как замечает Н. Н. Трубников, «время естественнонаучного описания и время человеческого восприятия не есть одна и та же величина. Если величина первого есть прежде всего величина измерения, то величина второго есть в самой своей основе величина изменения. В сущности, одна предстает перед нами как величина деления и счета, тогда как другая – как величина определения и связи».[94]

Польский философ Тадеуш Котарбиньский совершенно справедливо считал, что «прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего».[95] Алан Уотс также уверен, что мысль о том, что прошлое и будущее действительно существуют, является заблуждением. Наше сознание прошлого всегда существует сейчас, в настоящем. Мы не можем сравнивать то, что произошло в прошлом, с тем, что происходит сейчас; мы можем лишь сравнить воспоминание о прошлом с впечатлением от настоящего, вследствие чего воспоминание становится частью впечатления от настоящего. Подобным же образом и будущее есть всего лишь представление о будущем, существующее и ощутимое в настоящий момент.[96]

Кен Уилбер полагает, что понятие времени тесно связано с ожиданием смерти. «Поскольку смерть – это состояние отсутствия будущего, то, когда человек отказывается от смерти, это на самом деле означает, что он отказывается жить без будущего. Фактически человек требует будущего как обещания, что он не будет чувствовать присутствия смерти в это мгновение настоящего… Страх смерти заставляет его искать будущего, тянуться к будущему и двигаться по направлению к будущему. Одним словом, страх смерти порождает в нем сильное ощущение времени… время – это иллюзия, которую мы используем против другой иллюзии, иллюзии смерти».[97] С этой точкой зрения солидарен логик и философ Ганс Рейхенбах, «смерть есть неизбежный результат необратимого течения времени. Если бы мы могли остановить время, тогда бы смогли избежать смерти. Тот факт, что мы не можем это сделать, определяет, в конечном счете, наше бессилие, приравнивая нас к щепке, дрейфующей в речном потоке».[98] В сущности, страх смерти как раз и заключается в том, что человек, объявивший себя властелином мира, действительно не знает, существует ли что-нибудь после нее, признавая тем самым свою беспомощность и ограниченность.

Человеку постоянно приходится сталкиваться с феноменами нереальности происходящего, ускорения и замедления времени – в период стрессовых ситуаций, во сне, болезни и т. д. Один душевнобольной говорил: «Нет прошлого для меня… Люди представляются мне такими странными; мне кажется, что я в театре, что вокруг меня только актеры и декорация… Мне кажется, я не вижу того, что есть в действительности… Я не нахожу себя самого; я двигаюсь, но я не знаю, почему я двигаюсь; все, что проходит перед моими глазами, не оставляет во мне никакого впечатления».[99] Человек так вспоминал о войне: «В январе 1941 мы оказались под массированными бомбардировками в Кардиффе. В наш дом попали зажигательные бомбы, и все дома вокруг тоже пылали. Тяжелые бомбы падали постоянно, а я, хотя и был очень напуган, побежал за водой, когда возникло это самое чувство. Я сказал себе: „Это конец. Выхода нет. Мы – неподвижная цель“. Меня охватило чувство глубокого покоя и отстраненности, а страх исчез. Все было нереальным, и я задавал себе вопрос: когда же я проснусь?»[100]

Как указывает Г. Рейхенбах, тот факт, что при одних обстоятельствах нам кажется, что время течет быстро, а при других – медленно, зависит, например, от того, увлечены ли мы чем-либо или скучаем от безделья. Мы называем настоящим временем не времени ю точку, а короткий временной интервал, длина которого характеризуется психологическим порогом восприятия времени. Например, для «построения» зрительного образа требуется время; этот факт объясняет восприятие движения в кинофильме, который состоит из статических картин, показываемых в быстрой последовательности. «Мы смеемся над тем, кто, увлекшись своими субъективными переживаниями, забыл, что время в кино нереально… Но умнее ли мы этого человека, когда полагаем, что течение времени в нашей действительной жизни представляет собой что-то другое? Является ли настоящее время чем-то большим, нежели нашим познанием предопределенной сети событий, разворачивающихся, подобно киноленте?»[101] Хотя Рейхенбах все же считает время объективным процессом, вышеприведенные суждения представляют огромный интерес.

Даже сама длина человеческой жизни зависит не от объективных факторов, а от ее эмоциональной насыщенности, завершенности. Нелишним в этом отношении будет вспомнить одно из высказываний А. Шопенгауэра: «человеческую жизнь нельзя, в сущности, назвать ни длинной, ни короткой, так как, в сущности, она именно и служит масштабом, которым мы измеряем все остальные сроки».[102] Некоторые люди (ученые, деятели искусства) за год могут сотворить больше интеллектуальных и художественных шедевров, чем другие за всю свою долгую жизнь.

Еще император Марк Аврелий заметил: «Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет, все же ты должен помнить, что никто не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает, и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновению. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?»[103] Испанский философ и теолог Франсиско Суарес (1548–1617) также считал, что если одно из сотворенных одновременно разумных существ живет год, а другое – сто лет, то это различие во внешнем времени не коснется времени внутреннего, которое будет для обоих одинаковым.[104]