Ольга Веснина - Баблотура 1: сборник рассказов

• Название: Баблотура 1: сборник рассказов
• Автор: Ольга Веснина
• Издательство: Литагент «Геликон»39607b9f-f155-11e2-88f2-002590591dd6
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93682-852-2

Сборник «Баблотура-1» – первая ступень для молодых российских писателей в большую литературу. Авторы из разных уголков страны, а также русскоязычные «гости», например, из Израиля написали рассказы обо всем на свете, приправляя свое творчество яркими цитатами и сюжетными линиями:

«Не маши руками – слизь с гриба во все стороны летит. Это раз. Уровень интеллекта чистотой носков не измеряется. Это два.» «Мы счет в банке сделаем и будем каждый год туда бабки класть. Ну пусть сто баксов в год. Как только кто-то умрет, выживший заберет все деньги себе. А накопится там немало. Согласен?» «С точки зрения обывателя человек без хобби – ограниченный обрыган-карьерист.»

---

Валерий Палыч продолжал идти и что-то бормотать себе под нос. Снег хрустел под ногами, и мужчина вдруг вспомнил, как такой же звук издавала его давно ушедшая в мир иной бабка Марфуня, полвека проведшая в звучном кресле-качалке. Ему вдруг стало не по себе – бабка всегда отбирала у него леденцы-петушки, принесенные доброй соседкой. «Вырастишь – сам будешь у всех отбирать, – ворчала старуха. – А пока отдавай мне петушка, гадыш!», – да, так она и говорила – «гадыш», сверкая беззубой улыбкой, от которой мальчику Валерке становилось совсем уж не по себе.

Валерия Палыча передернуло, и как раз в этот момент его кто-то сшиб с ног. Валерий Палыч упал лицом в снег, а нападавший стал размашисто бить его по голове. Мужчина обмяк после четырех ударов. Рука, в которую был заключен новенький телефон, разжалась, нападавший схватил аппарат в руку и спешно удалился.

Бомж Казбек в эту секунду во сне обмочил штаны, и ему стал гораздо теплее.

Валерий Палыч очнулся через 26 секунд после того, как у него отобрали телефон. Он был цел – трещала лишь голова, и он (видимо, находясь в состоянии шока) рассмеялся этому факту: «Ну и бандиты сейчас пошли. От них голова болит меньше, чем от водки родимой», – изрек Валерий Палыч хриплым шепотом.

«Жаль, телефон был хороший. Жаль», – с некоторой грустью произнес мужчина, однако не похоже было, что он очень сильно расстроен произошедшим. Он побрел домой, немного хромая, в шапке, сдвинутой набекрень. Нос раскраснелся и распух – сейчас Валерий Палыч внешне мало чем отличался от бомжа Казбека.

Через 16 минут и 12 секунд Валерий Палыч позвонил в дверь собственной квартиры.

– Кто? – раздался подростковый голос.

– Я, – лаконично заметил Валерий Палыч.

– Кто – я? – съязвил подросток.

– Ты мне шутить вздумал! – вдруг взъерепенился Валерий Палыч, и только размахнулся ногой, чтобы шибануть по двери, как вдруг она открылась, и Валерий Палыч, не удержав равновесие, оказался второй раз за полчаса в позе лежачего.

– Батя, это кто тебя так? – вдруг увидел положение вещей подросток. С Валерия Палыча спала шапка – обнажились слипшиеся от крови жиденькие волосы.

Валерий Палыч вдруг резко вскочил – во время своего полета на пол он заметил в руке сына нечто знакомое.

– Лучше скажи, откуда у тебя этот телефон? – прошипел отец и незамедлительно влепил своему сыну в ухо. – Отца вздумал грабить! Отцааааааа!

* * *

Казбек спокойно спал на лавке. Мимо него, всхлипывая, прошел направлявшийся в свой подъезд одиннадцатилетний Володя Рейнгольд. Он очень боялся идти домой. 37 минут назад он отпросился у родителей в магазин за чипсами. Выйдя из магазина, он встретил какого-то мужика, через 16 секунд после знакомства лишившего Володю его новенького телефона.

Татьяна Воробьева Ежиха

Стенки тонкие. Невозможно тонкие стенки. И вот из-за этих тонких стен я слышу каждый ее вздох, стон, крик, шаг… Они снова ругаются из-за какой-то хуйни, а я сжимаю кулаки и стираю слезы со щек. На утро, когда он уйдет, хлопнув дверью, я буду опять: объяснять, уговаривать, топать ногами, – чтобы она бросила этого урода. А она устало вздохнет, закурит последнюю, в сотый раз, сигарету, и грустно скажет, что никому кроме этого урода она не нужна. Мне нужна, дуреха. Мне.

Отворачиваюсь, сжимая кулаки. Она лишь качает головой, грустно улыбается и гладит меня по голове, как маленькую девочку:

– Хорошая ты, Ежиха.

Ежиха. Теперь уже моя очередь улыбаться. Это детское, обидное прозвище в ее устах звучит нежно, ласково, и на моих глазах наворачиваются слезы.

Ежихой дразнили меня ребята во дворе, когда в десять лет я подхватила вшей, и родители, чтобы не мучиться, просто напросто обрили меня. Тогда из-за прически «ежик» и такого же колючего характера я и стала Ежихой. Потом волосы отросли, а прозвище осталось. Тогда же я и познакомилась с ней. Не по возрасту рослой, но тонкой, как тростинка, девочкой, которая, несмотря на всю свою кажущуюся хрупкость, смело давала отпор всей ребятне, и заступалась за меня, такой колкой на язык, но совершенно беззащитной в драке девчушке.

Время шло. Мы выросли. Она превратилась в ослепительно красивую, стройную девушку, на которую заглядывалось большинство парней в школе. Я же так и осталась Ежихой – серой, неприметной, колючей, с вечной кипой учебников в руках.

Ее остальные подруги качали красивыми головками и недоумевали, зачем она возится со мной.

Однажды этим вопросом задалась и я.

Лежа рядом с ней на кровати и смотря, как лучики солнца играют на гранях хрустальной люстры.

Мне нравилось бывать у нее в гостях, нравилась ее комната. Я о личной комнате могла только мечтать и наслаждалась этой атмосферой: личного мирка, – ее личного мира, в который я была допущена. Мало кто знал, что среди стопок модных журналов лежит томик стихов Александра Александровича Блока, который она знает наизусть. Что среди дисков разной танцевальной и попсовой музыки есть Моцарт и Бах. И что ее мечта стать актрисой – не дань моде и не просто глупая прихоть.

Вот так, наблюдая за игрой света и тени в комнате, я наконец спросила ее о том, что давно вертелось у меня в голове:

– Зачем я тебе?

Она непонимающе посмотрела на меня, словно я спросила у нее что-то на другом языке.

– Ну, ты такая красивая, популярная, богатая. А я кто? Я так… – пожала я, плечами поясняя свой вопрос.

Ее лицо сразу же стало серьезным. Она поднялась с постели, и отошла к столу. Молчание, повисшее в комнате, стало гнетущим. Я уже жалела о сказанных словах, но слово не воробей, назад не воротишь.

– Я думала, ты понимаешь, – услышала я ее голос.

Я села на кровати и смотрела на нее. Царственная осанка поникла, плечики ссутулились, а пальцы теребили страницу журнала, лежащего на столе.

– Что понимаю? – мой собственный голос сел и стал тихим и глухим.

– Почему я с тобой дружу! – почти кричит она, поворачиваясь ко мне лицом.

– Наверно, потому что я делаю за тебя алгебру, – пытаюсь я перевести все в шутку.

– И биологию, – тем же тоном отвечает она мне, – А если серьезно, то ты единственная кто дружит со мной не из-за моей красоты, популярности, модных тряпок, парней и прочей мишуры. А потому, что я это я. Думаешь, если я завтра превращусь в уродину и потеряю всю свою популярность, кто-нибудь из них останется рядом?

Я молча пожала плечами: откуда мне знать.

– Нет, – твердо сказала она, и подошла ко мне, – они забудут меня в тот же миг, а в худшем случае еще и станут поливать за спиной грязью. А ты нет. Ты всегда оставалась собой, Ежиха. С тобой можно было не притворяться. Ты всегда была такой: честной, прямой, доброй.

От этих слов у меня засосало под ложечкой, а щеки заалели. Никто мне не говорил, что я нужна, что мной дорожат. Ни вечно спешащие по своим делам родители, ни младший брат, но сейчас я видела, нет, ощущала эту свою значимость, необходимость для нее. И что она для меня так же необходима, если не больше. И от этого становилось страшно и радостно одновременно.

Мы стояли друг напротив друга в каких-то двух шагах. Меня переполняло столько чувств и эмоций, что я не знала, куда себя деть. Хотелось прыгать, бегать, плакать и смеяться.

Она была так близко, что я не удержалась и в миг, преодолев расстояние между нами, прижалась к ее губам. Ее губы были теплыми и мягкими, с легким привкусом малины, от блеска.

Миллисекунду она стояла, не двигаясь, но потом ее губы дрогнули, и она ответила на поцелуй. Вот так мы и стояли, целуя друг друга. Время то ли замерло, то ли побежало быстрее, но когда наши губы разомкнулись, то и сердце, и дыхание сбилось. Обе красные от смущения, мы с усердием рассматривали давно знакомую обстановку.

За пустой болтовней и планами на будущее мы скрыли неловкость. Нам было по шестнадцать лет.

Через год мы решили ехать поступать в Москву. Я в МГУ на факультет биоинженерии и биоинформатики, а она на актерский в Школу-студию МХАТ. Ее родители дали денег на съем квартиры. Двухкомнатную квартиру в Москве, переступив порог которой, мы не знали, какие беды, ждут нас в будущем.

Мне удалось поступить на бюджет, и я счастливая летела домой. Там меня ждала она, в слезах, среди разорванных страниц томика стихов А. А. Блока.

– Я провалилась. Провалилась! – причитала она сквозь слезы.

Бросив сумку на пол и совершенно забыв о себе, я села рядом с ней. Обнимая как можно крепче, как можно сильнее. Не находя слов, правильных, а не глупых слов утешения, для человека, чья мечта только что разбилось на куски. Лишь слова о любви, и о том, что я ее никогда не брошу.

– Я не добрала всего полбалла, – рассказывала она, собирая вещи в чемодан, – Живи тут, пока аренда не истечет. Тебе дадут место в общежитии?

– Должны, – ответила я на автомате.

Нет, я не могла ее бросить. Не могла остаться в Москве, когда она уезжает. Когда она потеряла мечту. Когда ей тяжело. Я слишком любила ее для этого.