Юрий Фельштинский - Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов

• Название: Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов
• Автор: Юрий Фельштинский
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-227-04316-0

Сборник документов посвящен интереснейшему периоду российско-германских отношений. В нем рассказано о том, как германское правительство, отягощенное войной на два фронта, сделало ставку на революцию в России и по инициативе известного международного революционера Александра Парвуса развернуло широкую программу финансирования многочисленных групп революционеров Российской империи, в том числе эсеров и социал-демократов, включая большевиков; о том, как помощь Германии, находившейся в состоянии войны с Россией, была принята и использована революционерами.

Уникальность подборки заключается в многообразии материалов и широком охвате заявленной темы. Основу книги составляют документы германского Министерства иностранных дел, публикующиеся в переводе с немецкого и английского. В сборник включены также статьи иностранных и проживавших за границей эмигрантских авторов, а также многочисленные первоисточники из зарубежных архивов, относящиеся к теме «германских денег» и российской революции 1917 г. Редактором-составителем и комментатором сборника является известный ученый, автор ряда трудов по российской истории, доктор исторических наук Юрий Фельштинский.

---

16

«Он хотя и был в Берне (играл первостепенную роль в швейцарском социал-демократическом движении, умный, способный и начитанный социалист), – писала Балабанова Николаевскому, – но был немецкого происхождения, и я не исключала возможности, что он был или старался быть посредником. Хотя я принимала деятельное участие в комитете, который хлопотал о возможности вернуться в Россию эмигрантам, большевики от меня скрыли предпринятые ими шаги – поездки в Берн для хлопот и т. п., а когда я накануне их окончательного отъезда в Россию увидела, что они собираются в Берн, Зина, тогдашняя жена Зиновьева, дала мне понять, что мое вмешательство не желательно (не входя, конечно, в подробности). Когда я приехала в Стокгольм, я застала там Моора. С ним была одна дама, жена швейцарского социалиста [Роб. Гримма], которая принимала деятельное участие во всех его деяниях, т. е. они были неразлучны, она присоединялась к нему в беседах, спорах и т. п. Несмотря на мою тогдашнюю наивность, во мне вызвал подозрение их образ жизни, т. е. их затраты, совершенно необычные для швейцарцев. У них я никогда не была, но они заходили ко мне. Когда они однажды сделали мне подарок, насколько помню часы, я тотчас же подарила им что-то, не помню, большей ценностью, чем их подарок. Таким образом я отняла у них охоту продолжать. […] У меня с ним было довольно резкое столкновение, я отказалась принять от него взнос на Циммервальдское движение. Он принес мне 1000 шведских крон, что для тех времен было колоссальной суммой, в особенности для циммервальдского бюджета. Моор очень рассердился на меня, грозил привлечь к партийному суду и был даже груб по отношению ко мне. Точно так же он реагировал, когда (не помню, по какому поводу) сказала, что, если бы хоть самый крупный успех деятельности в пользу мира зависел от каких бы то ни было сношений с посольством, я бы на них не согласилась. Он перестал со мной встречаться». Балабанова коснулась и других большевиков, так или иначе упомянутых в документах Земана: «Что он [Моор] имел сношения с Радеком, не доказывает, что Радек был его сообщником (хотя я, конечно, считаю Радека способным на сообщничество); когда Парвус приехал в Стокгольм, я отказалась встречаться с ним и запретила Радеку приходить с ним в Циммервальдское бюро, находившееся на моей квартире. Что касается Ганецкого, то я хотя имела с ним сношения на Циммервальдской конференции, но принципиально отказывалась бывать у него (он с семьей жил в роскошной квартире, куда по воскресеньям приезжали гости, в частности Радек). Что касается Воровского, то я полагаю, что он, несмотря на свою личную честность, способен был прибегать к большевистским методам для достижения фракционных результатов. Меня эта двойственность поражала, так как у меня с ним лично были хорошие отношения» (АИГН, 292/2. А. Балабанова – Николаевскому. 19 марта 1962).

Карл Моор играл особую роль в болыневистско-германских связях. Работая под кличкой Байер, он был посредником между большевиками и германским правительством в самые критические годы их совместной работы. Неудивительно, что личность Моора привлекла внимание Николаевского: «Карл Моор – псевдоним. Настоящую фамилию я сейчас припомнить не могу. Он был из Австрии, принадлежал к какой-то аристократической фамилии, кажется, был военным. У него вышла грязная история, и он был вынужден уехать в Швейцарию, переменил фамилию и стал называть себя социалистом. Его история была известна, и к нему относились с недоверием. Уже в 1880 – 90-х гг. говорили об его связи с немецкой военной разведкой. Это верно. […] Был хорошо знаком с Радеком, Ганецким. Потом поехал в советскую Россию, где и осел. Жил в санатории, как человек, «помогавший революции». Там и умер. Его имя фигурирует в «Протоколах ЦК» большевиков за 1917 г., как человека, который предложил деньги. Принять их большевики отказались: был слишком запачканной личностью и денег давал мало, а большевики тогда получали много через Парвуса – Ганецкого» (АИГН, 496/14. Николаевский – г-же Агнеш Петерсон. 7 ноября 1962. 1 лист). См. также: АИГН, 496/3. Николаевский – Павловскому. 24 марта 1962. 1 лист.

17

«Основные сношения шли по линии штаба, но какие-либо добавочные могли идти по линии министерства иностранных дел», – писал Николаевский Павловскому в письме от 21 октября 1961 г. о документах, касающихся «денег» в архивах Австрии (АИГН, 496/3. Письмо от 21 октября 1961 г. 1 лист.).

18

Чернин О. Брест-Литовск. Публ. Ю. Фельштинского. – Грани, кн. 153, 1989.

19

Сегодня не может быть двух мнений о том, что Ганецкий был одной из ключевых фигур в сношениях Ленина с германским и австро-венгерским правительствами. Павловский, много лет занимавшийся сбором документов о финансировании русских революционеров в архивах австрийского (в 1938 г. в Вене) и германского правительств, а с 1958 г. просмотревший не менее 10 тысяч документов и отснявший копии 600 самых важных, неопубликованных (в том числе примерно 100 документов об эсере Цивине), пришел именно к этому выводу. Так, в августе 1961 г. Павловский обнаружил «документ (телеграмму от 24 июля 1917) за его [Ганецкого] подписью, переданную из Берлина (вернее – через Берлин, так как все посольства между собой сносились через министерство иностранных дел) в Берн шифром германского министерства иностранных дел, за подписью пом. статс-секретаря Штумма» (АИГН, 496/3. Павловский – Николаевскому. 4 октября 1961. С. 1). Этому документу Павловский придавал первостепенное значение, поскольку, по его мнению, он «устанавливает не только связь большевиков (заграничной делегации большевиков в 1917 г.) с Парвусом, но и с германским правительством, так как через министерство иностранных дел дипломатическим шифром за подписью пом. статс-секретаря Штумма делегация эта послала телеграмму Парвусу в Берн и вторую лично от «Кубы» (псевдоним Ганецкого)» (АИГН, 496/3. Павловский – Николаевскому. 31 октября 1961). Первостепенное значение Ганецкому отводил и Николаевский: «Основные сношения [с Австро-Венгрией] шли по линии штаба, но какие-либо добавочные могли идти по линии министерства иностранных дел. […] Важен период 1909 – 14 гг., – позднее связи с большевиками были сосредоточены в руках немцев. […] Ганецкий, конечно, узловая фигура и для Ленина, и для раскола среди польских с.-д., который прошел именно по этой линии: Ганецкий – «австрийская ориентация», Роза Люксембург, Тышка, Дзержинский и др. противники. Роза была особенно против всевозможных ориентаций, и еще в 1904 г. предупреждала о «японских деньгах» у Циллиакуса (финна), который созывал так называемую Парижскую конференцию революционных и оппозиционных организаций (Струве, Милюков, Чернов и др.), и именно поэтому социал-демократы не пошли на участие в ней. Ганецкий сначала был связан с пилсудчиками, а затем, с 1915 г., с Парвусом. Между прочим, в Копенгагене был суд над Ганецким за контрабанду, – во время следствия были вскрыты его отношения с Парвусом. Эти документы сохранились и недавно найдены. […] Не попадались ли Вам какие-либо сведения о Карле Мооре, швейцарском социалисте, который играл роль маклера в таких делах?» (АИГН, 496/3. Николаевский – Павловскому. 21 октября 1961. С. 1).

20

АИГН, 508/48. Николаевский – Р. (Георгию Иосифовичу) Враге. 18 июня 1960. 1 лист.

21

Николаевский продолжает: «Конечно, Вы правы, когда пишете о Радеке и Уншлихте. Очень похоже, что Роза Люксембург знала про австрийскую авантюру Пилсудского и о связях этой группы с кампанией [компанией] Ганецкого и что весь раскол Розы – Тышки – Барского с «разломовцами» был вызван этим расхождением. Австрийцы знали об отношениях Пилсудского с австрийским штабом и О. Бауэр, по его рассказу, в 1911 или 1912 г. сказал Пилсудскому, когда тот явился в правление австрийских социал-демократов: «Я понимаю, что Вы, как польский социалист, можете хотеть поддерживать дружеские сношения с социалистами австрийскими; я могу допустить, что Вы, как польский националист, можете считать нужным поддерживать сношения с австрийским штабом, – но я не понимаю, как Вы не видите, что поддерживать сношения одновременно и с австрийскими социалистами, и с австрийским штабом невозможно». Это сам Бауэр рассказал [Ф.] Дану, со слов которого я тогда же (1925) записал. Австрийские социалисты вообще были о многом осведомлены и принимали меры, чтобы самим не быть замешанными, но выступать с разоблачениями не считали нужным. Был ли Ганецкий лично связан с Пилсудским? Радек и Уншлихт тогда, после 1906 г., были еще на третьих ролях, но Ганецкий был главным по тайным связям польских социал-демократов, и именно он сносился от польских социал-демократов с Лениным» (АИГН, 508/48. Николаевский – Враге, 15 июля 1960. 1 лист).

22

«Как и Вы, я отношусь скептически к идее, что без немцев революция не случилась бы, – писал меньшевик Абрамович меньшевику Н.В. Валентинову-Вольскому. – Но я не совсем уверен в том, что без получения очень больших денег большевистская партия приобрела бы так быстро такую огромную силу. Деньги не все, но презирать деньги нельзя; на них был построен огромный аппарат, огромная печать, которую другим путем нельзя было бы так легко создать. Что же касается самого факта получения денег, то в отличие от Вас я уверен, и имею основания для этого, что Ленин деньги получал и не малые. Имеется документ, […] что немцы печатали прокламации для большевиков в типографии морского ведомства и затем пересылали их в Стокгольм, где они передавались большевистским представителям. Кроме того, имеется документ, который очень трудно оспорить, – доклад министра иностранных дел фон Кюльмана кайзеру Вильгельму от 3 декабря 1917 года, в котором он гордится тем, что денежная помощь большевикам дала очень большие результаты, дав возможность большевикам создать крепкую базу и издавать такую полезную газету, как «Правда». Причем, зная немножко внутрибольшевистские нравы на основании моих личных наблюдений до революции, я убежден, что в большевистской партии ни один человек не принял бы ни одного пфеннига без ведома и согласия Ленина. Даже в подготовке экспроприации Ленин часто участвовал лично, давая советы и указания. Вы, по-видимому, все еще идеализируете Владимира Ильича. Это был стопроцентный макиавеллист, для которого все, решительно все освещалось целью» (АИГН, 591/14. Абрамович – Н.В. Валентинову-Вольскому. 4 февраля 1958. 2 листа; Архив МИСИ. Коллекция Н.В. Вольского. Ящик 3. Папка «Переписка с Абрамовичем». То же письмо). В ином тоне свидетельствует Троцкий: «Если бы пломбированный вагон не проехал в марте 1917 года через Германию, если бы Ленин с группой товарищей и, главное, со своим деянием и авторитетом не прибыл в начале апреля в Петроград, то Октябрьской революции – не вообще, как у нас любят калякать, а той революции, которая произошла 25 октября старого стиля – не было бы на свете. […] Авторитетная, руководящая группа большевиков, вернее сказать, целый слой партии, вместо неистово наступательной политики Ленина, навязала бы партии политику постольку, поскольку» (Троцкий Л. Портреты революционеров. Московский рабочий. 1991. С. 43-44).