Аполлон Коринфский - Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа

• Название: Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа
• Автор: Аполлон Коринфский
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-074219-6, 978-5-271-35658-2

Данная книга представляет собой масштабный труд талантливого русского писателя Аполлона Аполлоновича Коринфского (1868-1937), которому удалось собрать богатейший этнографический материал, исследуя запутанное переплетение сохранившихся языческих мифов и обрядов и христианства на Руси, историю всех праздников, поэтические воззрения славян на природу и мироустройство.

Это плод более чем двадцатилетних наблюдений автора над бытом крестьянина-великоросса, дополненных сравнительным изучением всех ранее появлявшихся в печати материалов по русской и славянской этнографии. Самостоятельные наблюдения автора сосредотачивались преимущественно на Нижегородско-Самарском Поволжье (губерниях Нижегородской, Казанской, Симбирской, Самарской).

---

О Петре-полукорме вспоминает деревня не только в его свят-день. Еще в начале ноября, отбирая лен на продажу, приговаривают мужики: «Коли есть (во льну) метла да костра, то будет хлеба до Петра, а синец и звонец доведут хлебу конец!» Глубокий знаток родной словесной старины И.П. Сахаров так объясняет это присловье народное (псковское). «Метла» (метлина) и «костра» (кострика) – как предметы малоценные в льняной торговле – не сулят льноводу завидного прибытка: на вырученные за такой лен деньги можно прикупить в нехлебородный год хлеба так немного, что его достанет семье только до половины января (до Петра-полукорма). Известно, что псковский мужик и в урожайные-то годы сыт не хлебом, а льном. Если же и лен уродится синий (синец), а не «бел-волокнист», как поется в песне, да еще и «звонец» (издающий особый звук при трепании), то останется только за котомку взяться да идти по миру: такой лен ничего не обещает, кроме худого торга да бесхлебицы. За Петром-полукормом – «Антоны-перезимние»: день преподобного Антония Великого. К этому святому прибегает деревенщина-посельщина с молитвою против «Антонова огня», а также и от рожи-болести. У пинчуков – обитателей Пинского поболотья – записан любопытный стих духовный, обращенный к этому угоднику Божию. «О, свенты Антони, – начинается он, – чыны свою волю, яко можешь!» Затем следует ответ св. Антония: «Мог бы я чынити, да не моя воля, Господа Бога!.. Ой ишли казаки своявольнички, загнали в пальцы смоловы спицы, кусонки помяли, ноженьки повяли. Як заснув я смачно, то всем людям значно. Остроги копайте и мене шукайте, уложите мене в новую трунку, да везите мене на чужу сторунку, да поставте мене в церкви на прыстолку: то будут до мене люди прыбывати, мушу я им ратунку давати, и в щастю и в нещастю, всякому трефунку, мушу я им каждому давати ратунку, хоть я нехорошы, хоть я неудалы, абы я лежу у небеснуй хвалы…» Стих этот, в немалой степени испорченный польскими наслоениями, все-таки сохранил некоторую долю простонародной свежести.

Антониев день сменяется «Афанасием-ломоносом»: 18 января – память св. Афанасия и Кирилла, архиепископа александрийского. «Идет Афанасий-ломонос – береги, мужик, свой нос!» – встречает деревня смешливым прибаутком этот приметный день. «Афанасьевские морозы шуток шутить не любят!» – приговаривают охочие краснословы, особливо из отправляющихся об эту пору обозом в путь-дорожку неблизкую. «На Афанасия пуще всего нос береги – не увидишь, как отломится!» – смеются бабы, на ребятишек глядючи; а тем и горя мало: знай – вдоль по улице бегают, игры заводят… Гораздо страшнее афанасьевские морозы для ведьм: не любит их сестра этого времени, знает, что это за грозный день. На Афанасия-ломоноса знахари ведьм со Святой Руси гонят, – гласит народное сказанье. Недаром говорят, что «умеючи, и ведьму бьют»! Житья нет там, куда повадится летать ведьма, – вот и приходится кланяться знающему человеку, просить помочь в горе, вызволить из беды. Всего охотнее берутся за это дело знахари в афанасьевские морозы: во время них, по преданию, «летают ведьмы на шабаш и там теряют память от излишнего веселия». Приглашенный на изгнание ведьмы знахарь ночью приходит к зовущему, – сведомы об его приходе только большак-хозяин с хозяйкою: без соблюдения этого условия ничего не выйдет, по уверению знахарей. В полночь приступает вещий гость к выполнению обряда: начинает заговаривать трубы, так как ведьмы влетают в жилье только этой дорогою. Под «князек» забивает он клинья, рассыпает по «загнетке» заранее собранную из семи печей золу и после этого отправляется к деревенской околице. Здесь он тоже сыплет золу, приговаривая невнятные слова никем не записанного заговора. Рассказывают, что ведьма, желая нанести кому-нибудь вред, влетает в трубу; но как только будет труба заговорена, то весь дом и двор уже свободны от ее проказ. Знакомые с преданиями суеверной старины люди знают в точности и путь, избираемый ведьмами в их полетах на шабаш и с шабаша. Прежде всего летят они на полдень – к Лысой горе, а оттуда тянет их на закат. Западную изгородь сельскую и заговаривают знахари, призванные изгонять ведьм. Подлетит ведьма, только вылетевшая из заговоренной трубы, – сунется к изгороди, и тут ей свободного ходу нет: или бросится лихая за тридевять земель от села, или разобьет себе голову, если только ступит голой ногою на рассыпанную золу семипечную. Одаривают знахаря всяким добром за его мудреную работу.

Через сутки после Афанасия-ломоноса зорко приглядываются к погоде сельские погодоведы: если 20 января, на Макария Египетского, поднимется метель, то следует ждать ее и во всю Масленую неделю. «Помело метлой на Масленицу, придет осударыня Масленица со метелицей-сестрицею!» – говорят они. Ясный, солнечный Макарьев день предвещает раннее наступление весны. Максим-исповедник (21-е число), ничего не говоря о судьбах погоды, переносит вещее народное воображение на вековечную думу пахаря – на урожай: взойдет, затуманившись, светел месяц, из-за облачка глянет на святорусскую ширь беспредельную, – доброе будет жито в полном закрому; а если не проплывет этим утром ни тени облачной по небу, – и в амбаре будет пусто по осени.

Есть афанасьевские морозы; знает народ русский и тимофеевские. «Это не диво, что Афанасий-ломонос морозит нос, а ты подожди Тимофея-полузимника (22 января, день апостола Тимофея): пожди тимофеевских морозцев!» – говорят в деревне. Придет «полузимник», разрубающий студеную зиму пополам: «Каков на дворе мороз-от! Слышь, тимофеевской!» – приговаривают мужики, похлопывая рукавицами: «Вот они пришли – полузимники-то!»

В январе подъедаются до половины не только корма у скотины, а и хлеб у мужика: не одни «Петры-полукормы» приходят в народную Русь, но и «Аксиньи-полухлебницы» (24 января, день преподобной Ксении). Особливо памятен этот день тому хозяину, у которого, по поговорке, «хлебоедов полна изба, а работников сам-один». Примета, проверенная многовековым опытом, приводит пахаря-хлебороба к тому заключению, что – «коли до Аксиньи-полухлебницы жита хватит, тo до новых новин станет (останется) половина, а до корма (подножного) – треть».

С последней неделею января-месяца (25–31-е числа) не связано в современной деревне особых примет и обычаев. Исключением является только двадцать восьмой, Ефремов день, который посвящался в старину «униманию домового». Для выполнения этого, и теперь еще кое-где памятного обряда приглашались такие же знахари-ведуны, как на Афанасия-ломоноса. И летели вещими птицами их причеты заговорные навстречу новому месяцу – февралю-бокогрею.

IX. Крещенские сказания

Шумят веселые Святки – от самого дня Рождества Христова до праздника Крещения Господня играми да плясками, да песнями на светлорусском просторе привольном потешаются, вещими гаданиями честному люду православному тайные веления судеб открывают. Гудят пиры-беседушки затейные, зеленым вином поливаются, плещут пивом, брагою, медами ставлеными. Что ни день на Святках – то свои поверья, что ни час – новый сказ, корнями живучими приросший к сердцу народному. Гуляет – «святошничает» любящая «веселие» матушка-Русь; положено дедами, прадедами заповедано гулять-веселиться широкой русской душе по святочному обычаю. И словно воскресает на эти дни, сбрасывает с тысячелетних плеч саван векового забвения старина стародавняя. День Крещения Господня (Богоявление) Святки кончает, над праздничными гулянками крест ставит, до широкой-разгульной Масленицы с многошумным весельем прощается.

Канун Крещенья, как и Рождественский, слывет сочельником и тоже – день постный, по уставу Православной церкви; но одновременно это – главный день святочных гаданий. Проводит его русский народ не только в посте да молитве, но и в сыновнем общении с неумирающими пережитками язычески-суеверного былого-минувшего. Верный христианскому преданию, держит он строгий пост, не принимая никакой пищи вплоть до вечерни, несет домой из храма Божьего освещенную богоявленскую воду и считает ее целебною от всяких болестей; памятуя вековые обычаи предков, отдает он – обок с этим – щедрую дань и своему суеверию.

Вечер под Крещенье, подавая весть о близящемся конце Святок, заставляет красных девушек вспоминать обо всех знакомых деревенскому люду гаданьях. Звончей-голосистее поются на беседах и песни святочные – подблюдные. Затейливей сами собой становятся и святочные игры обрядовые. А старикам со старухами, которым уже много лет назад надоскучило и петь-играть, и рядиться-святошничать, – своя забота об эту пору. Первее всего – ставят они мелом на всех дверях, на всех оконных рамах знаки креста, чтобы оградить свое жилье от посещения бесовского. Ходит-гуляет в этот вечер нечистая сила, всяким оборотнем прикидывается, в избу попасть норовит на пагубу святошничающему народу православному. И одна защита против нее, – гласит народное слово, – святой крест Господень, перед которым распадается во прах все могущество лукавого. Не начертай в крещенский сочельник креста у себя на дверях, позабудь об этом строго соблюдаемом на Руси – не только в деревенской глуши, но и в больших городах – обычае: быть худу, жди беды! – по уверению строгих блюстителей прадедовских преданий.