Борис Акунин - Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия (адаптирована под iPad)

• Название: Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия (адаптирована под iPad)
• Автор: Борис Акунин
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-080480-1

«Страна, которую мы называем Древней Русью, так сильно отличалась от России послемонгольской эпохи, что через толщу минувших столетий кажется нам какой-то сгинувшей, легендарной Атлантидой… Был ли на самом деле Рюрик? Приглашали ли славяне варягов? Прибивал ли Олег щит на врата Цареграда?» Борис Акунин адресует свою историю отечества широкой читательской аудитории: людям, которым интересно узнать (или вместе с автором увлеченно вычислить), как было на самом деле. И попытаться понять, что́ в нашем тысячелетнем государстве так и что́ не так (и почему).

Эта версия книги подготовлена специально для чтения на iPad! Если вы купили эту книгу с iPad, пожалуйста, используйте программу iBooks для чтения, вместо встроенной в приложение ЛитРес читалки. Для этого в списке «Мои книги» найдите «Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия», нажмите на иконку с буквой «i», далее кнопку «Открыть в…» и выберите в открывшемся списке iBooks. Книга будет открыта в программе iBooks.

---

Кроме того, в тексте русско-византийского договора 944 года упомянуты племянники Игоря, из чего следует, что у Рюрика были и другие дети (вероятно, дочь или дочери).

Большинству историков несомненно было интересней считать, что Рюрик «Повести временных лет» – не вымышленный, а реальный персонаж. В конце концов, после долгих поисков, в европейских хрониках обнаружился более или менее подходящий кандидат: ютландский хёвдинг Рёрик (Hrørek).

Основания у идентификации Рёрика Ютландского с Рюриком Новгородским довольно зыбкие. Во-первых, созвучие имен; во-вторых, совпадение по времени; в-третьих (это, пожалуй, самое существенное), западноевропейские упоминания о Рёрике прекращаются примерно тогда же, когда умирает наш летописный Рюрик. Вот, собственно, и всё.

Если ютландский Рёрик – тот, кто нам нужен, известно об этом беспокойном викинге следующее.

Выглядеть Рёрик мог примерно так. Г.Кёккек

Он родился около 800 г. и бóльшую часть жизни провел в борьбе за власть над Ютландией и Фрисландией. Возможно, принял крещение вместе со своим старшим братом Харальдом, когда они стали вассалами франкского императора Людовика Благочестивого, однако был сугубо номинальным христианином и не отказался от своих языческих обычаев. После смерти Харальда некоторое время правил уделом, но в 840-е годы, при императоре Лотаре I, стал безземельным и превратился в морского разбойника: грабил германцев, англов и франков, заслужив прозвище Jel Christianitatis («Язва христианства»). В 850 году Рёрик приплыл в Англию на 350 ладьях, разорив побережье острова. Чтобы утихомирить буйного викинга, император был вынужден вернуть ему утраченный лен. С этого момента (середина 850-х годов) Рёрик становится менее активен, хотя еще и в 860-е годы эпизодически участвует в некоторых западноевропейских сварах. В последний раз это имя упоминается в 873 году.

То есть теоретически возможно, что Рёрик (не ранее 855 года) перенес свою резиденцию на восток Балтики и сосредоточился главным образом на заботах по управлению своими новыми владениями.

В 1870 году, откликаясь на ожесточенные баталии между «норманистами» и «антинорманистами» по поводу призвания/непризвания Рюрика, Салтыков-Щедрин написал пародийную повесть «История одного города», в которой желчно высмеял попытки благообразить отечественную историю. Россия предстает у Щедрина в образе некоего собирательного «города Глупова»: «…Родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас – благочестие, Рим заражало буйство, а нас – кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас – начальники».

Разумеется, у воинственно-патриотичной части читательской аудитории уподобление России «городу Глупову» вызвало негодование, автора обвиняли в глумлении над русским народом и русской историей. Но способность к самоиронии – одна из спасительных черт нашей культуры; без этих освежающих инъекций мы все давным-давно задохнулись бы от казенной патетики и сиропной сладости, всегда свойственных официальным трактовкам истории.

Вот как переиначивает Щедрин знакомый нам текст летописи: «Ни вероисповедания, ни образа правления эти племена не имели, заменяя все сие тем, что постоянно враждовали между собою. Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно», и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест». Таким образом взаимно разорили они свои земли, взаимно надругались над своими женами и девами и в то же время гордились тем, что радушны и гостеприимны. Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев, и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум…» (и отправились искать в чужих землях хоть какого-нибудь князя).

В одном из списков «Повести временных лет» есть забавное прибавление к каноническому тексту о том, что никто из варяжских князей долго не желал отправляться к новгородцам: «Они же бояхуся зверинаго их обычая и нрава, и едва избрашася три браты». (Замечу не из уязвленного патриотизма, а во имя исторической справедливости, что варяги IX века вряд ли могли устрашиться славянских обычаев, ибо существовали в еще более грубых условиях). У Щедрина эта короткая вставка развернута в целый диалог между послами и князем:

«– А пришли мы к твоей княжеской светлости вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали, а все правды у нас нет. Иди и володей нами!

– А у кого, спрошу вас, вы допрежь сего из князей, братьев моих, с поклоном были?

– А были мы у одного князя глупого, да у другого князя глупого ж – и те володеть нами не похотели!

– Ладно. Володеть вами я желаю, – сказал князь, – а чтоб идти к вам жить – не пойду! Потому вы живете звериным обычаем…»

Здесь любопытно то, что Щедрин предугадал появившуюся гораздо позднее гипотезу о том, что Рёрик Ютландский, уже став новгородским князем, и после этого бóльшую часть времени проводил в Западной Европе.

Теперь перейдем от весьма сомнительного ютландского Рёрика к нашему менее сомнительному Рюрику. Согласно сведениям, имеющимся в «Повести временных лет», он прибыл на новгородскую землю в 862 году, а умер в 882-м. Что же он (опять-таки согласно летописи) успел сделать за эти двадцать лет?

Его упомянутые в тексте братья Синеус и Трувор еще более туманны, чем сам Рюрик. По мнению некоторых исследователей это просто титулование хёдвинга: Signjotr (Победоносный) и Thruwar (Верный). В средневековых сказаниях традиционно популярны истории о трех братьях (например, миф об основании Киева братьями Кием, Щеком и Хоривом), к тому же летописец мог просто не понять скандинавских слов, сочтя их именами собственными.

Как бы то ни было, власть варягов вначале распространилась на три области: новгородскую, белоозерскую и изборскую, а потом шире – на полоцкую, муромскую и ростовскую. Более же из первоначальной летописи о деятельности собственно Рюрика мы ничего не узнаём. В некоторых копиях приписано, что он «рубил» (то есть строил или огораживал стеной) города. Сохранилось весьма неопределенное предание об антиваряжском мятеже коренных новгородцев под главенством некоего Вадима (возможно, это не имя, а производное от «вадити» – «сеять смуту»), которое Рюрик подавил, убив предводителя бунтовщиков.

Карамзин пишет: «Чрез два года, по кончине Синеуса и Трувора, старший брат, присоединив области их к своему Княжеству, основал Монархию Российскую».

Однако всё было не так просто и не так быстро.

Вклад Рюрика в создание российской государственности исчерпывается тем, что он «пришел и сел» на северо-западе русославянских земель. Остальную работу исполнили его спутники.

Сначала эстафету приняли двое Рюриковых «бояр» – Аскольд и Дир, которые «испросистася к Цесарюграду с родом своим», то есть отпросились у князя в поход на Константинополь.

Движение на юг

Есть предположение, что Аскольд и Дир – один человек, какой-то Haskuldr по прозвищу «Dyr» («Зверь»), но поскольку по летописи Аскольд-Дир в жизни и в смерти совершенно неразлучны, пускай уж остаются двумя людьми.

Очень возможно, Аскольд с Диром у Рюрика не отпрашивались, а ушли без спроса или даже в результате ссоры с князем (дальнейшие события позволяют сделать такое предположение). Вместе с этими искателями приключений с Новгородчины ушли те варяги, кому не хотелось сидеть на месте. Их ладьи поплыли сначала вверх по балтийским рекам, потом вниз по черноморским, и на полпути в далекий Царьград разбойники увидели город, расположенный в стратегически важном пункте, где Днепр делает поворот к востоку. Киев как раз незадолго перед тем перестал пользоваться выгодами хазарского покровительства, хотя по инерции еще платил каганату дань. Собственной вооруженной силой город, по-видимому, не обладал. Аскольд с Диром спросили: «Чий се градок?» и, узнав, что фактически «ничий», взяли его себе. По предположению историка Соловьева, в Киеве к тому времени скопилось немало варягов и всякого приблудного люда, осевшего здесь из-за нарушения речного пути «в греки». Вся эта вольница признала Аскольда с Диром своими вождями.

Здесь происходит событие не менее важное, чем приход в Новгород заморского (или незаморского) Рюрика: Аскольд с Диром перестали быть разбойниками и стали киевскими князьями. Это, разумеется, не означало, что они отказались от планов пограбить византийцев, однако изменилась логика поступков варяжских предводителей. Отныне они вели себя как правители, озабоченные долговременными интересами своего новоприобретенного княжества.