Анастасия Черкасова - Лаборатория зла

• Название: Лаборатория зла
• Автор: Анастасия Черкасова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 9781301628377

Третья книга серии «Лаборатория зла» посвящена истории девушки Леры, жизнь которой приняла неожиданный оборот. Обстоятельства сложились таким образом, что страх поглотил девушку полностью, став единственным руководителем всех ее помыслов и поступков. Просто в один день Лера проснулась в незнакомом месте и, очнувшись ото сна, вспомнила все, что произошло с ней – как она заметила за собой слежку и, невзирая на все свои усилия, оказалась схваченной врачами-шарлатанами, которые похитили ее для того, что подвергнуть научным опытам в подпольной лаборатории. Обезумевшая от страха и отчаяния девушка твердо решила не покоряться своей судьбе и всеми оставшимися силами бороться за свою жизнь. Убежать или совершить суицид – но только не подвергнуться ужасным надругательствам, на которые ее хотят обречь ее похитители.

---

Наверное, у них было принято просыпаться каждое утро в одно и то же время. Впрочем, этому не стоило удивляться, поскольку то, что эти люди были приучены жить по указанной им системе, ибо сами уже не могли думать вследствие насильственного повреждения головного мозга, было очевидно. Их мозг был уже настолько зазомбирован, что вбить в него любую схему, очевидно, не составляло никакого труда. Мысль о том, что кто-то из этих людей мог бы ей чем-нибудь помочь, хотя бы из чувства солидарности, была тут же отметена. Они явно были ни на что не способны. Как бы между прочим, она обратила внимание, что привязана к кровати была только она одна. Наверное, потому, что она тут новенькая. Судя по всему, ее отвяжут только тогда, когда она тоже уже превратится в зомби и не будет иметь никаких мыслей о побеге, став тупой, беспомощной и абсолютно ведомой. Значит, выхода не было никакого.

Может, было бы правильнее в таком случае совершить самоубийство? Если бы она смогла освободить хотя бы одну руку и получить доступ хотя бы к небольшой части веревки, которой была привязана, то можно было бы удавиться. Может, стоило бы попробовать? Все равно ей было нечего терять, и смерть в данном случае была бы избавлением. Но в душе ее оставались сомнения – вдруг все-таки произойдет чудо, и найдется другой выход? Подумав, она решила оставить этот вариант на крайний случай.

Она перевела взгляд на окно и подняла глаза к серому небу, в котором, верно, был где-то Бог. Неужели Он не спасет ее, неужели ничего не сделает, ничего такого, что стало бы ее защитой и успокоением в ее безвыходной ситуации? Она представила, как Бог, глядя на нее с неба, плачет, жалея ее, оплакивая высшее свое творение – человека, оказавшегося неудачным, бессмысленным, ибо изначально он не закладывал в сердца людей столько жестокости, и, вероятно, даже подумать не мог, что так может случиться. Она представила, как Бог плачет на небе, и тут же у нее самой по щеке скатилась горькая слеза – всего одна, как и в прошлый раз. Просто соскользнула с ее тонких ресниц, скатилась по щеке и тут же высохла – исчезла, согревшись теплом ее, еще живой, кожи.

Неужели бывают такие ситуации на свете, когда сам Бог оказывается бессильным? Что может тогда быть хорошего в этом мире, если Богу он уже не подвластен, и если течение этой жизни уже отдается всей грязи человеческой жестокости, обуславливается ею? И что в таком случае может сделать она, как помочь себе, если даже Бог ничего сделать не в силах? Если Он не может освободить ее, так Он мог бы хотя бы сделать так, чтобы она умерла. Это было бы грязно, да, грязно и пошло, если бы она умерла тут, привязанной к этой кровати, такая молодая, ведь ей всего лишь еще двадцать четыре года. Но это было бы лучше, чем подвергнуться тому, что они собираются сделать с нею.

– Пошли мне смерть, – прошептала она, едва шевеля пересохшими губами, устремляя взгляд в хмурое небо.

Она подождала немного, но ничего не случилось. Смерть не наступала, и даже чувствовать себя она ничуть не стала хуже, а серое небо было все так же безмолвно.

Она вздохнула и отвела взгляд от окна. Ей все так же сильно хотелось пить. Может быть, она умрет от жажды?

Она вздрогнула, когда к ней подошла Надзирательница и положила ей руку на плечо. Рука была холодная, и больше всего на свете ей хотелось ее скинуть, страх засветился в ее широко распахнутых глазах, устремленных на Надзирательницу, но она взяла себя в руки и промолчала, несмотря на бившую ее дрожь. Они не должны видеть ее страха. Они не должны торжествовать, чувствуя ее поражение.

– Проснулась, птичка? – осведомилась Надзирательница, щупая ее руку.

Она молчала, глядя ей в глаза. У Надзирательницы были бледно-голубые глаза – мутные, водянистые. Все правильно, разве могут у кого-то из этих бессердечных циников быть глаза красивого цвета?

– Как самочувствие?

«Еще жива, да», – мрачно подумала она. Интересно, должна ли она еще действительно быть живой, или их эксперимент сбился с верного пути, и ее живучесть нарушила их планы? Наверняка она хочет поиздеваться над ней. Как самочувствие – да, впору задать этот вопрос человеку, зная о том, что он скоро умрет.

Еще жива. Она стиснула зубы. Выживет. Иначе и быть не может. Не дождетесь. Она не даст им посмеяться над нею, не даст им восторжествовать. Даже если она все-таки умрет, она не позволит им наслаждаться зрелищем ее ужаса, и не будет унижаться перед ними, моля их о пощаде.

Надзирательница, казалось, и не ждала ответа на свой вопрос. Она издевается, это точно.

Молча, поглядывая изредка на лицо своей пленницы, она стала уверенно отвязывать от кровати ее онемевшие конечности. С горем пополам распутав накрученные веревкой узлы, она снова посмотрела на свою подопытную.

– Ну так что, успокоилась? Как ты?

Она молчала, глядя в водянистые глаза. Она оставалась все так же неподвижна, несмотря на то, что веревки уже не сковывали ее, боясь совершить резкое, ненужное движение, боясь, что если дернется, то выдаст тем самым свой страх. Кто знает, может, Надзирательница только и ждет того, как она дернется, может, стоит ей сделать одно лишь только движение, как она тут же привяжет ее обратно.

– Ну, не хочешь отвечать – как хочешь, – согласилась Надзирательница, – По крайней мере, успокоилась, вроде. Как ночь прошла, спала хоть?

Она по-прежнему молчала, с пренебрежением глядя в лицо своей мучительницы.

– Ладно. Я сейчас вернусь, – предупредила та, – Ты бы хоть руки поразминала. Затекли небось.

С этими словами она вышла из комнаты, обернувшись на нее пару раз через плечо, словно проверяя, что она станет делать, стоит ли ее оставлять предоставленную самой себе, но она все так же лежала не шелохнувшись, глядя вслед женщине в белом халате. Тело действительно затекло, и хотелось размять конечности, которые оказались, наконец, освобожденными, и тут же заныли, словно чувствуя эту свою свободу, требуя движения, которого они были лишены столько времени. Но она по-прежнему лежала не шевелясь, ожидая возвращения Надзирательницы, которая могла появиться в любую секунду и тотчас же обнаружить ее движение. Нет, пускай она думает, что ей безразлично происходящее, так будет больше шансов на то, чтобы оставаться в безопасности как можно дольше. Сделай она сейчас хоть одну ошибку, и ее тут же привяжут опять.

Не прошло и пяти минут, как Надзирательница вернулась, катя за собой капельницу. Дотащив ее до ее постели, она остановилась.

– Давай руку, – сказала она, – Сейчас полечимся немножко.

Она молчала, лихорадочно соображая, что делать. «Полечимся» – сейчас они снова вольют ей в кровь эту хрень. Она не должна им этого позволить, нет! Но как избежать этого?

– Ну, я долго буду ждать? – спросила Надзирательница, готовя иглу.

Она немного постояла, выжидательно глядя на нее, и, в конце концов, вздохнув, махнула свободной рукой:

– Ладно, лежи, я все сама сделаю.

Она взяла ее руку и отогнула, обнажив вену, отчего по руке ее побежали мурашки, кожу защипало и закололо, застывшая кровь, разливаясь по онемевшей конечности, снова начала циркулировать. Она все так же лихорадочно пыталась сообразить, как ей выпутаться из этого положения, но выбор был очевидным: надо бороться. Всякие уговоры тут были явно бесполезными, просить Надзирательницу не делать этого означало показать свою слабость. Увидев, как острие иглы приближается к ее вене, ее охватила паника, и в то же мгновенье она резко вскочила с постели, оттолкнув Надзирательницу, ударив ее по лицу так сильно, что та упала, ударившись боком о край кровати, и метнулась прочь, опрокинув капельницу на пол, отчего что-то вдребезги разбилось и загремело. Не зная, что ей делать, она просто отчаянно побежала прочь из комнаты. Даже если ей не удастся спастись, по крайней мере, она узнает хотя бы часть планировки этого здания. Если она выживет, и у нее еще появится когда-нибудь возможность бежать, это может ей здорово пригодиться. В несколько прыжков она добралась до выхода из комнаты и рванулась прочь, по дороге оттолкнув еще нескольких людей, отчего те вскрикивали и испуганно вжимались в стены. Кто-то за ее спиной истерически заплакал.

За дверью оказался длинный коридор, набитый людьми – некоторые были в белых больничных халатах – таких же, как у Надзирательницы, а кто-то был в обычных халатах, домашних – это, наверное, тоже были подопытные, как и она сама, как и люди из ее комнаты. А, судя по тому, что коридор был длинным, и дверных проемов тоже виднелось порядочно, комнат тут было немало. Сволочи, много же они набрали себе рабочего материала. Много же людей они собираются покалечить. Она бежала прочь по коридору, зазомбированные шарахались от нее прочь, испуганно дрожа и освобождая дорогу – конечно, что они могли сделать, ведь они, по сути, уже не были людьми в полном смысле этого слова. Людей же в белых халатов становилось все больше, они стекались откуда-то, собираясь в одну кучу, пытаясь уцепиться за нее, схватить.