Роллан Сейсенбаев - Мертвые бродят в песках

• Название: Мертвые бродят в песках
• Автор: Роллан Сейсенбаев
• Жанр: Зарубежное современное

Имя видного казахстанского писателя Роллана Сейсенбаева известно далеко за пределами нашей страны. Писатель, общественный деятель, личность и гражданин – Роллан Сейсенбаев популярен среди читателей.

Роман писателя «Мертвые бродят в песках» – один из самых ярких романов XX века. Это – народный эпос. Роман-панорама бытия. И главный персонаж тут не Личность, а Народ. В спектре художественного осмысления бытия казахского народа его глубоко трагические романы стали ярким явлением в современной литературе. Он поистине является Мастером прозы XXI века.

---

– Матвей прав. Усталость снимет как рукой, если искупаться.

Вскоре они были на берегу. Насыр пригласил Славикова и Шараева в свою лодку, взял в руки весла. Когда они были достаточно далеко от берега, Славиков сбросил одежду и прыгнул. Вынырнул он далеко от лодки и, отфыркиваясь, крикнул:

– Егор Михайлович, жду тебя! Вода – чудо! Такой воды нигде не встретишь! – Он перевернулся на спину и поплыл, широко взмахивая руками.

– Ныряйте, – улыбнулся Насыр Шараеву. Не пожалеете…

– А вы?

– Куда ж я денусь! – рассмеялся Насыр, они стали раздеваться. Кахарман и Игорь тоже прыгнули – с другой лодки. И поплыли – играясь друг с другом, беспричинно хохоча, – друзья не виделись целый год. Лишь Откельды остался в лодке – притянул к себе пустые лодки и улыбаясь смотрел на купающихся.

– Ну что я говорил! – воскликнул Славиков, Шараев молча закивал в ответ. – Эта вода исцеляет раненые, заблудшие души городских людей. Правильно я говорю, Насыр?

– Ты прав, Мустафа, как всегда!

– Казахи зовут меня Мустафой! – рассмеялся Славиков – Так что не удивляйся. Им так легче.

– А меня вы как будете называть? – спросил Шараев у Насыра.

– Все будет зависеть от тебя самого. Если ты не откажешься от своей идеи перегородить Дарью плотиной, они назовут тебя Егинбаем, – сказал Славиков.

– Как растолковать это имя – Егинбай?

– Скажи – ты не отказываешься от своих идей: от плотины и Каракумского канала? Попрежнему мечтаешь направить в пески воду, чтобы там выращивался хлопок и рис?

– Не отказываюсь.

– Значит, они тебя отныне будут звать Егинбаем-сеятелем? Чем Егор лучше Егинбая? – Славиков лукаво улыбнулся и нырнул. Скоро лучи вечернего солнца окрасили воду красным, пора было возвращаться. Шараев действительно после купания чувствовал себя преотлично. В лодке он завел разговор с Насыром, спросил:

– Если отвести часть воды Дарьи в каналы, – каким образом, по вашему мнению, это скажется на море?

Насыр посмотрел на Шараева как на сумасшедшего:

– Как можно преграждать путь воде, пущенной самим Аллахом? Я уже не впервые слышу об этом – море просто-напросто высохнет, вот и все!

Насыр повернулся к Славикову, как бы приглашая выступить его судьей в совершенно очевидном вопросе, но Славиков сидел спиной к ним и не оборачивался.

– Судя по тому, как часто упоминаете Бога, вы, наверно, не коммунист?

– Почему же, коммунист я. В сорок втором на фронте был кандидатом, а после ранения попал в списки погибших. Меня однополчане приняли в партию посмертно. С тех пор я голосую и за партию, и за Бога, – пошутил Насыр.

– Я к чему это спросил? – объяснился Шараев. – Сейчас, когда партия нацеливает нас на новые послевоенные задачи, нам надо учиться смотреть на вещи широко, масштабно. В вашем краю есть вода – это хорошо. Но в туркменских пустынях ее нет. Мы не можем с этим мириться – пустыня должна давать Родине хлопок и рис. Благосостояние родины должно крепнуть – иначе американцы задавят нас, как мух! – Он со снисходительной улыбкой посмотрел на Насыра. – Советскому человеку нельзя жить одним днем. Мы, коммунисты, должны думать о будущем!

– Все это, конечно, так, – возразил Насыр, задетый за живое. – Но если обложить Дарью каналами – море наше скоро высохнет. И не будет благополучия ни у туркменов в пустыне, ни здесь. – Он с сомнением посмотрел на Шараева – Вот вы сказали, что американцы задавят нас, как мух. В войну мне не раз приходилось встречаться с американскими солдатами – есть, как говорится, из одной консервной банки. Это вполне дружелюбные люди – у них хватает своих богатств. Но если будет перекрыта Дарья – нас не американцы задавят! Мы сами себя задавим – высыхающее море будет мстить: и природе, и людям, живущим здесь. – Шараев по-прежнему улыбался снисходительно, и это снова задело Насыра за живое: – Мне трудно хвастаться тем, что я мыслю широко и масштабно. Я всего лишь обычный рыбак. В лодке воцарилось неловкое молчание, и, может быть, для того, чтобы сгладить его, Насыр полуречитативом начал петь.

Откуда дикому озерному гусю
Цену просторам степным знать!
Откуда дрофе, птице степной,
Озеру цену знать!
Откуда любым пустословам в ауле
Цену достойным знать!
Откуда вовек не знавшим кочевий
Цену земли знать!
Откуда глупцам, ушедшим с кочевки,
Как новую ставить знать!
Откуда меняющим место без толку
Цену народа знать!

Славиков живо откликнулся и стал негромко переводить. В другой лодке речитатив Насыра подхватил Акбалак:

Чистейший и бесценный жемчуг
На дне морском в тиши лежит.
Чистейшее, цены безмерной слово
Во глубине души лежит.
Тот жемчуг, что на дне морском лежит,
Порой выносит бурная волна.
Чистейшее, безмерной мысли слово
Выносит горе с глубины, со дна.

Шараев удивленно переводил глаза с одного на другого.

– Для них привычное вам слово «коммунист» ничего не значит, Егор Михайлович. Они черпают мудрость и разум, положим, из этого эпоса, а не из краткого курса ВКП(б), как мы…

Лодка Игоря и Кахармана давно была на берегу. Ребята разложили костер, сготовили ужин и теперь ждали старших. Когда старшие прибыли, они принялись расторопно угощать их осетриной. Насыр и Славиков с заметным одобрением поглядывали на своих детей.

Разговоры за осетром велись прежние: о канале, о плотине. Но теперь в основном говорили профессор, Шараев и Болат – студент Славикова, который специально приехал в Акеспе, чтобы увидеть профессора, по которому уже соскучился. Насыр наконец понял, почему Славиков привез с собой Шараева – ему надо было показать рыбакам хотя бы одного из своих противников, чтобы они убедились, как серьезна проблема Синеморья, как упрямы в своих доводах оппоненты.

Профессор в начале разговора, представляя Болата, добавил:

– Этот парень оказался не только самым толковым моим студентом, но еще и земляком: он тоже из Оренбурга родом; русский, стало быть, казах…

– Было время, когда Оренбург считался казахской, землей, – включился в разговор Насыр. – До сих пор там живет много казахов; у меня там немало родственников.

– Ты прав, Насыр. Территории тогдашних кочевых племен были размыты – они свободно перемещались от Иртыша до Волги. Только в восемнадцатом веке они осели – тогда-то и удалось русским ученым занести в карты Синеморье.

Болат заметил:

– Но море впервые было отмечено еще во втором веке до нашей эры – в записках китайских ученых; как «Северное море». А в картах арабских ученых указаны точные его очертания и размеры…

– Мустафа, ну и хороший у тебя ученик! – воскликнул Акбалак. – Желаю ему одного: чтобы и человеком стал хорошим!

Славиков похлопал Болата по плечу:

– Станет, я не сомневаюсь! Еще будете гордиться им! А в отношении моря – действительно: оно из древнейших на земле! Когда-то Синеморье, Каспий и Балхаш были единой водой, единым огромным морем посреди степи…

Между тем Шараев сказал:

– Матвей Пантелеевич, мы увлеклись историей – давайте поговорим о дне сегодняшнем.

– Сегодняшний день Синеморья тревожен – нельзя говорить о нем, не имея в виду будущего, которое его ожидает.

– Наше будущее – в мелиорации! – нетерпеливо вставил Шараев. – Это докажет Каракумский канал. Вода Дарьи принесет в пески жизнь, изменит быт людей. В песках, где сейчас не растет ничего, будут цвести сады! А что такое деревья для песков? Даже школьнику не надо объяснять, что лесопосадки – это единственное средство остановить движущийся песок!

– Напрасно, Егор Михайлович, вы упрощаете понятие мелиорации. Это не только орошение пустынь или осущение болот. Это целый комплекс вопросов побочного характера. Это и борьба с эрозией, и освобождение солончаков от соли, и борьба с ветрами, и сдабривание химикатами земель, лишенных гумуса, и прочее. Вы же, Егор Михайлович, по сути дела твердите одно – оросить и получить урожай! Это банально – не нужно быть ученым для этого! Мозги нам, в конце концов, даны для того, чтобы думать – а что будет завтра? Вы рисуете масштабные картины – поля, сады, но напрочь забываете о так называемых побочных эффектах. Я же утверждаю, что именно они в скором времени катастрофически дадут знать о себе – эти мелочи обретут такой масштаб, что не нужны нам будут эти сады, эти поля! Природа – не мальчик на побегушках, шутить с ней опасно. Вы же пытаетесь закидать эти проблемы шапками – вы ни разу не усомнились в своей правоте!

– Матвей Пантелеевич! – вскричал Шараев. – Вы забываете, что нам необходимо резко увеличить производство хлопка и риса! Этого от нас требует партия – и не выполнить ее приказа нам нельзя!

– Я не утверждаю, что нам не следует орошать засушливые места! Я говорю, что нам следует жить и действовать в согласии с природой, а не ей вопреки. В Средней Азии и Казахстане издревле существуют методы мелиорации – они прошли испытание не одной сотней лет. Ни один из них не противоречит природе, а напротив – сливается с ней. Вы с академиком Крымаревым спроектировали Каракумский канал. Вы хотите, в сущности, разбазарить воду двух рек! Канал станет несчастьем для здешнего народа! Да-да, ибо вы не можете аргументировать, что этот канал не будет способствовать увеличению заболоченных мест! – Последние свои слова Славиков сказал громко, распалясь не на шутку.