Иль Дар - Золотые купола (сборник)

• Название: Золотые купола (сборник)
• Автор: Иль Дар
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905693-96-0

Наверно, редкий человек сегодня не замечает, как меркнут в нашей жизни простые общечеловеческие ценности – дружба, участие, благородство, уважение, и как расцветают – малодушие, тщеславие, стяжательство, подлость, обман.

Как так случилось, что за каких-то два десятилетия мир внутри нас так изменился?

Эта книга ориентирована на читателей разного возраста и предназначена для семейного чтения.

---

Суета успокоилась часа за два до суда. На небе не видно было ни одного облачка. Весь детский дом высыпал на улицу и рассыпался кучками по тенечкам, в ожидании суда.

За полчаса до начала процесса открыли двери актового зала. Первые три ряда предназначались для преподавателей и гостей. На последующие стали заводить и рассаживать воспитанников. Весь этот процесс происходил с соблюдением заранее установленного порядка: строем по двое проходили по рядам, не громко, не хлопая, откидывали сиденья и рассаживались. Первыми рассадили, начиная с четвёртого ряда, самых младших, чтобы они не мешали видеть сидящим сзади, затем постарше и, напоследок, самых старших. Гости и преподаватели проходили и рассаживались как им заблагорассудится и где хочется. Общая картина представлялась приходом солдат в театр. Только там сцена за тяжёлым бордовым, бархатным занавесом, звенят звонки, первый, второй, третий, антракт, буфет… Здесь же всего этого нет. Оставалось только ожидание зрелища. Сцена открыта. В самом центре её стоит стол под зелёным сукном, посреди которого стоит кувшин, на две трети наполненный водой, и три стакана. Справа и слева так же стоят столы, только поменьше, и так же накрытые зелёной материей. В самом дальнем краю сцены ещё один маленький стол. С правой противоположной стороны установили скамейку. В зале, на уровне второго ряда, по среднему проходу стояла небольшая трибуна, коею местный плотник колотил наспех, ночью, и не давал сегодня спать. Покрасили её быстросохнущей нитрокраской, отчего по залу носился запах ацетона. Благо на улице стояла прекрасная погода, и окна были распахнуты настежь. Для пущей светлости шторы на них были широко распахнуты.

От сидящих воспитанников, уже заполнивших весь зал, исходил монотонный приглушённый гул. Первые три ряда были заняты всего только на треть. До начала ещё было немного времени, поэтому гости шатались по коридору и, если кто-то с кем-то был знаком, то болтали от неожиданной встречи о чём угодно.

Алексей Владимирович стоял у окна, подперев задом подоконник и скрестив руки на груди, о чём-то размышлял, плотно сдвинув густые, с завитком брови, когда к нему подошла Надежда.

– Я вас не отвлеку? – замечая его задумчивость, спросила она.

– Да нет, – без настроения ответил он, – я, в общем-то, ничем не занимаюсь, – попытался он отшутиться и глупо улыбнулся.

Алексею было не до неё от понятно, откуда навалившейся на него грусти. И в то же время он был рад от неё отвлечься. Надежда, как ни в чём не бывало, подошла к нему, словно недавней встречи на педсовете вовсе и не было. И так же, как ни в чём не бывало, обратилась к нему:

– Мне бы несколько ребят в ваш спортзал пристроить. Изъявили желание заниматься, а с делом Холодова боятся, что мы запретим или вы не возьмёте, – просила она.

Алексей мысленно стёр с себя недавнюю оплёванность. Он знал, что она не приветствует занятия боксом. Встреча на педсовете все-таки не прошла бесследно. Алексей приятно отметил для себя, что смог расположить к себе этого железного функционера и администратора.

– Ну, так как, – чувствуя его замешательство, переспросила она, – посылать мне их к вам, или же нет?

– Я их даже если и мест не будет, возьму, – едва сдерживая эмоции, спокойно сказал Алексей.

– Ну, вот и хорошо, – она по-приятельски поблагодарила его, приложив на секунду свою ладонь выше его локтя и, поворачиваясь для того, чтобы уйти, проговорила, пожимая худыми плечами: – Все равно не пойму: бить морды друг другу и называть это спортом.

Повернувшись, она направилась к кому-то из гороно. Грустные размышления вновь захлестнули Алексея.

Прошло ещё какое-то время, прежде чем вышла секретарша и пригласила всех пройти в зал. Алексей сел с той стороны, где была установлена скамейка, предполагая, что это и есть та пресловутая скамья подсудимых. Он сел с краю во втором ряду, поближе к ней, с намерением поддержать Дмитрия. Алексей уже предположил, что суд превратится в фарс. Действующие лица так же начали занимать свои места. Прокурор расположился по левую сторону от большого стола, дальше, на краю сцены – секретарь, с правой стороны бесплатный адвокат. «На кой ляд он здесь нужен, – подумалось Алексею, – один чёрт от него как от козла молока, бесплатно ему даже и говорить-то лень будет». И, наконец, на скамейку пригласили Диму. Уже изначально зрелище выглядело трагикомическим. Встретившись взглядами, Алексей подмигнул ему. Дмитрий в ответ улыбнулся и на миг прикрыл оба глаза.

Место слева рядом с Алексеем оказалось свободным, и в какой-то миг, когда все уже расселись и занимались своим благоустройством на местах, ничего не замечая вокруг себя, со словами «дяденька, простите!» на это место, предназначенное для гостей, юркнула хрупкая девчушка лет двенадцати с веснушками на лице. Алексей на мгновение растерялся и глянул на Диму. Тот не сдержал беззвучного смеха и показал ладонью, мол, пусть сидит. Тренер в ответ недоумённо пожал плечами. Временами по залу ходила воспитатель, следила за порядком и, если нужно было, приструнивала больно шумных. Когда она подходила ближе к тому месту, где сидел Алексей, девчушка проваливалась в сиденье так, что её вовсе и видно-то не было, или прижималась ближе к нему, прячась за его внушительной фигурой. В конце концов, она всё-таки была разоблачена и её едва не выдворили на те места, где сидят её сверстники.

– Что вы, – возмутился Алексей, – отсюда же лучше видно. Место всё равно пустовать будет, пусть сидит, – категорично произнёс он.

Воспитатель опешила, она не знала, кто перед ней сидит, и с мыслью «мало ли» ретировалась. Дмитрий показал большой палец на сжатом кулаке. Девчушка заметила это. Наклонившись вперёд, она снизу вверх с наглым интересом несколько секунд глядела Алексею в упор прямо в лицо и, ничего не сказав, откинулась обратно. Тот в свою очередь не на шутку стушевался. Дима на скамейке покатывался, охваченный немым, пантомимическим смехом. «Что сейчас о нём подумают, – забеспокоился Алексей, – парня сейчас судить будут, а он сидит на сцене и гогочет». Он оглядел сцену: слава Богу, прокурор ничего не заметила и он, повернувшись в зал, тут же наткнулся взглядом на женщину, сидящую прямо за девчушкой. Лицо её было красным, она, склонив голову пониже, прикрывала лицо ладонью и тоже едва сдерживала смех. С ощущением, что он – единственный в этом зале, кто ничего не понимает, Алексей повернулся обратно.

Точно в два били колокола на холме. И в тот же момент секретарь объявила:

– Прошу встать, суд идёт.

Все встали, встретили суд, сели. Процесс был скоротечным. Да и что тут было разбирать. Судья зачитал дело целиком. Допросили фигурантов – потерпевшего, подсудимого, да одного свидетеля, врача медсанчасти оказавшую первую помощь Сметанину. «Сметана» подошёл к трибуне в зале, точно его только что огрели поленом по голове, что-то бурчал себе под нос. В зале так никто и не понял, что он хотел сказать. Судья несколько раз делала ему замечания – говорить внятнее и громче, но всё было тщетным. Секретарь мотала головой, она не знала, что писать в протоколе. Наконец судья решила, что всё это пустое и выгнала его с трибуны. Пока «Сметана» стоял за трибуной, Холодов, с застывшей на лице иронией, не отрывал от него презрительного взгляда. Суд продолжался.

Женщина, сидевшая позади девчушки, была следователь Тихонова. Она без труда догадалась, кто была эта девочка и, естественно, тоже не могла сдержать смеха при виде того, что та вытворяла. Тихонова смотрела то на Холодова, то на девочку, и в какой-то момент у неё защемило сердце. Она видела перед собой две ещё не сформировавшиеся личности, которых постигла боль далеко не детской трагедии. Одна в свои двенадцать лет испытала на себе унижение и оскорбление, с детских лет потеряла женскую честь и достоинство. И это всё – только на пороге жизни. Второй, заступившись за неё, совершенно чужого для себя человека, идёт в колонию, дабы для всех её честь была сохранена. Наблюдая уже не в первый раз, как гордо держится Дима, и видя перед собой невинно оскорблённую девочку, у Тихоновой подступил ком к горлу, в глазах появилась подлая влага.

Между тем суд продолжался. Прокурор к тем двум годам запросил ещё два. Адвокат встал и что-то промямлил. Затронул трудное детство Дмитрия. Зачем-то заговорил о трудном экономическом положении в стране. О низкой зарплате воспитателей. Наговорил ещё какой-то ерунды и, наконец, попросил оправдательный приговор, совершенно ничем не мотивировав своей просьбы.

И вот – приговор. Он оказался неожиданным для всех. Судья вновь зачитывала содеянное Дмитрием. Затем сложением по каким-то статьям, действуя согласно пунктов этих статей, потом – на основании чего-то поглощение большего меньшим… в итоге осталось два года колонии для малолетних преступников. Услышав приговор, Дмитрий вскинул глаза на прокурора. Тот, в свою очередь, так же наблюдал реакцию подсудимого. Край губ прокурора заметно дёрнулся и появился слабый намёк на улыбку. Дмитрий перевёл взгляд на судью. Последняя, зачитав приговор до конца, также смотрела в упор на Холодов. И читалось – всего-навсего в её взгляде – «Что смогли!», ей не хватало только руками развести. Он и предположить не мог, что они всё знают, оттого не мог понять: отчего он получает к себе подобную милость. «Если будешь держать ЭТО в сердце, то сама жизнь протянет тебе руку», – вспомнилось ему неожиданно в этот миг.