Юна Летц - Там, где растет синий

• Название: Там, где растет синий
• Автор: Юна Летц
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011

Если однажды вы попадете на остров, где жители выращивают дома из деревьев, пьют живительный сок haoma, устраивают кудесные вечера и гипертрофируют историю, значит, вы Там, где растет синий.

Берите лодку и вращайтесь в кругах, где нарядные экстраверты раздают сачки для идей, – так начнется ваше путешествие в самого себя. Не удивляйтесь, если по пути вы изобретёте религию, выпустите светлячков из замочных скважин и влюбитесь в девушку, которая выращивает слова, – возможно, вы находитесь внутри мысли… той самой главной мысли, что люди так отчаянно пытаются поймать.

---

– А я-то вам зачем?

– Какой нетерпеливый, я подступаюсь к этому… Стратеги могут брать Фе не только из мира, грубо говоря, природы, но и из мира людей, что нам недоступно. Ты можешь перерабатывать одну Фе в другую.

– Зачем это нужно?

– Сейчас особое время, помех стало слишком много, и мы не можем понять первослом, очень много шумов и странностей, мы не знаем, откуда они взялись и что они такое… Поэтому мы просим тебя помочь настроиться на обе частоты: Паредем и человеческую, и вытащить для нас эту причину.

– Но как это сделать? У меня же никакой практики…

– Это ничего. Скоро ты посетишь комнату смысла, через которую будет происходить твоё общение с человеческим миром. Там ты будешь добывать и вырабатывать акту ал, который поможет нам понять, как люди влияют на возникновение этих помех. Может быть, здесь затронута материя, скорее всего, человечество также играет роль в этой ситуации, поэтому мы и пригласили тебя как пограничного участника, и мы надеемся на твою помощь.

– Я пока мало что понял.

– Ещё бы, столько абстрактных слов, думается мне, ты от них не в восторге.

– Это правда, на большой земле я больше конкретику любил.

– А здесь с ней тяжко бывает, как говорится: не раскроешь – не найдёшь.

Допс вынул руку из световой ложбинки, и тут же все татуировки исчезли. Он повернулся к Сэвену и похлопал его по шее, как будто настраивал какой-то прибор или мимо плеча промахнулся.

– Не бойся, тебе должно понравиться тут. Главное – слушай Паредем. Она позвала тебя, значит, что-то покажет, она захотела перетащить тебя в броносферу, и это непросто всем – перешагивать оттуда сюда. Учись ей доверять. Только думай всегда, чтобы не стать чудиком. Чудики – это низшее воплощение брона, они не умеют переводить идеи в материальную плоскость, они – затычка для идеи, а ой-ой возомнили о себе! Чудика ты сразу отличишь: энергия обычного брона – зрелая, высокого качества, а в чудиках она ломается, болеет. Но они как будто не понимают этого: хватают настырно низшие идеи и вываливают их на человечество в необработанном виде, выдавая за истину… Чудиков можно отличить от других бронов: у них обычно два рта, один основной, а другой поверхностный, как нашлёпка, и они говорят обоими, так что в конце концов всё окончательно перепутывается. Но не думаю, что бы ты стал чудиком, это я так только предупредил, мало ли… И вот ещё что, мой совет: двигайся не только вперёд, но и вглубь, при этом оставаясь снаружи, потому что, как только ты попадёшь целиком внутрь чего-то, ты перестанешь смотреть на себя со стороны, а этого тебе нельзя делать в таком состоянии, ты же ещё совсем человеческий.

…Фарул Допс закончил наставление и торжественно отхлебнул из лиственной фляжки, которая висела у него на плече.

– Выдержанный корневин, приятная штучка.

– Это как будто виски?

– Нет, это как будто у тебя в одном глотке информация о многих поколениях. У нас некоторые деревья никогда не были сцежены, мы просим у них разрешения взять немного сока – это и есть вот такой особый корневин. Не могу дать попробовать (это интимное знание), но пью за твои перемены, а именно: Сэвен, теперь ты праздничный живорожденный неофит!

И он опять пригубил немного, а потом как будто исследовал вкус (или действительно знание получал?!), с закрытыми глазами стоял, как девочка после поцелуя. Сэвен решил не мешать его неге.

– Спасибо, доктор, за лекцию, это было поучительно очень, а теперь с вашего позволения я пойду у воды поброжу.

– До свидания, Сэвен, – сказал Допс, не открывая глаз.

ОЗЕРО Соединительная ткань

Сэвен полюбил гулять вдоль затянутой в форму воды, вдоль шуршания, вдоль галереи гнёзд, которые прямо на камыше крутились. Приходя сюда, он снимал рубашку, материю, закрывал глаза и брёл снова по своему тонкому пятиклеточному тоннелю. Внизу было расстояние, эпизоды, жизнь под ногами, но он туда не смотрел, он туда не заглядывал вглубь и точно уж не понимал, какое направление, какие где тотемы собирать, что делать по правилам, а где нарушать. Сэвен шёл по своему тоннелю опять, и там не то что людей не сыскать было, там и солнца ни на пол-лампы. А вместо этого там всегда была леска кое-какая, странные источники направления, там бордер был, карлики и разворот на каждой ноге, там истекали желаниями пропавшие без вести тела, там плавили картон для масок, там рост был в сторону и по кривой, там человек-диаграмма вздрагивал и пытался изменить конфигурацию.

Он захотел теперь глаза открыть, выйти из воды внутренней, из своего тела, но тут не надо было так радикально бороться с медлительностью человеческой (рамками), вытармашивать себя оттуда насовсем, выгонять изнутри, а нужно было только смотреть, сравнивать и мусолить застывшие воспоминания, позиционируя себя воронкой. Это он такой путь для себя выдумал тут прямо.

Вода подбегала к берегу и падала на сушу тяжело, громко, как империя мыслей, и её нельзя было ни остановить, ни прочитать, хотя чувствовалось, что там великое. И иногда оно прямо тут, в настоящем, вырастало: тишина абсолютная, как вакуум, словно загадка, в которую ты вписан, и это сложнее всего – разгадывать и быть данным.

Сэвен разделся и прыгнул в воду. Озеро было теплое в этот день, спокойное и тёплое, иногда там что-нибудь крутилось мелкое вдалеке (гофрированные волны), но они были маленькие совсем, для красоты. Он плыл медленно, не желая устать, он смотрел на свои руки и видел, как мельчайшие пузырьки воды возникают там, на его коже, как привязывается материя к материи – родственные тела.

– Теперь я внутри, – выловил он мысль из воды. Мысль была неясная до конца, просто набор ощущений, впрочем, именно так начиналось его выворачивание себя налицо – с расшифровки внешних этих намёков.

Здесь было столько эмоций, здесь были раны забытые или ненайденные, здесь жили знания. Здесь не было запахов миротворных или налитых свежестью фрагментов истории, но тут был для Сэвена прекрасный подарок: течение информации, которое понемногу проникало в него через поры, вносило ощущения в движение крови по телу, в флебос, таламус и последующие разговоры с собой. Не вдруг, но постепенно он почувствовал это течение, получил от воды то ли ассоциацию, порыв, и теперь он говорить с ней мог, и теперь он говорил с ней:

– Аравана, Диску с голубиная кровь, Телескоп – они из тебя слеплены, они и есть твои мысли, твой разум, твоя эволюция… Я тоже тут, внутри, и я хочу знать каждое твое решение, прошу теперь, сделай меня своим элементом, но не раствори в себе насовсем – мы разных заданий стратеги.

И вода отвечала ему ледяным равновесием, волнами из мягкого стекла и тотальной вязкостью – постоянной эмоцией, вырванной пытливым разумом из контекста вечности, шифрующейся под гибкий медлительный хаос.

ДОРОГА Мысль определена

Он попал сюда недавно, а до этого была его дорога в Паредем, долгая и внезапная, как будто всё в одном.

Сэвен проснулся как-то утром, проснулся с горчичным лицом, один, в стеклянно-песочной коробке, истыканной не балетами, но пустотой динамичной – прорехами, каверзой, псевдолюдьми, четырежды испытанными на роднение, – провалившими; историей, схлопнувшейся в несуществующий космос, – не справилась; с витающими под потолком призраками тщета, с самим тщетом – бородатым, слепым увальнем, заменившим бабая и отрабатывающим свой срок согласно распорядку вселенной не как организма-гения, но как всечастной тавтологии. Он проснулся, огляделся по сторонам – всего четыре, огляделся на все четыре и подумал такое вызревшее в мысль, подумал, что очень устал он.

– Как же я устал, – он подумал и начал расплываться по комнате раздумьем, расхаживать по комнате, вынимать из себя кубики предчувствий, интуицию поддразнивая самолюбием; начал он придумывать так, что бы ему лучше: яд втолкнуть в рот или отдохнуть просто-сложно от этой склеенной в целлофановый пакет пустоты, отдохнуть от пакета такого или продолжать складывать, складывать продолжать в него. Или на вторичную переработку послать это в картонной коробке с курьером-девочкой, приспособленной к грубости и декаданским ласкам.

Сэвен так думал-думал, ходил по стезе от угла к углу, а потом сел, ноги в треугольник, глаза закрыл и поехал к учителю местному, Кандидату Спирали (вечности). Тот сидел на золотом стуле над обрывом в лесу Бета, был день избрания нового Бэ, и туда мало кто мог попасть физически, поэтому Сэвен туда не попал физически, но как-то фрагментально влез туда, в другую плотность, влез туда, с учителем поздоровался и сразу заявил о проблеме:

– Учитель, у меня дырка растёт в груди.

– Где?

– В груди.

– Садись.

Сэвен сел на более маленький, но тоже совсем золотой стул (для приёма гостей), внизу была пропасть такая серая и сплошная, что ноги его чуть не засосало, и засосало бы, если бы вовремя он не сложил их в треугольник послушный – так они продолжали.