Кэти Райх - День смерти

• Название: День смерти
• Автор: Кэти Райх
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-07758-4, 978-5-389-07091-2

Кому могла помешать эксгумация останков монахини, которую церковь собирается причислить к лику святых?

Кто пытается выдать за несчастный случай пожар, устроенный для того, чтобы скрыть жестокое двойное убийство?

Какова связь между исчезнувшим университетским преподавателем и людьми, которых объединяет секта исповедующих скорое наступление Судного дня?

Не слишком ли много вопросов ставит перед Темперанс Бреннан ее работа? Тем более что времени на ответы катастрофически не хватает, ведь, кроме решения этих загадок, она должна отвести удар от близкого человека, судьба которого поставлена под угрозу…

Романы Кэти Райх о Темперанс Бреннан стали классикой детективного жанра, и славу их закрепил всемирно известный телесериал «Кости», также ставший классикой жанра, но уже не в литературе – в кино.

---

– Ладно, Рафаэль, кажется, здесь. – Я показала на могилу в том же квадрате, но несколькими рядами ниже и правее. Потом дальше по ряду. – И Агата, Вероника, Клементина, Марта и Элеонора. Это захоронения с тысяча восемьсот сорокового года?

– C’est ça[3].

Я перешла на схеме к юго-западному углу церкви.

– А здесь самые последние захоронения. Отметки, которые мы обнаружили, совпадают с вашими записями?

– Да. Тут последние могилы, появившиеся как раз перед закрытием церкви.

– Ее закрыли в тысяча девятьсот четырнадцатом году?

– Девятьсот четырнадцатом. Да, в тысяча девятьсот четырнадцатом.

Отец Менар обладал странной привычкой повторять слова и фразы.

– Элизабет умерла в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом?

– C’est çа. В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом. Мать Аурелия – в тысяча девятьсот девяносто четвертом.

Ничего не понимаю. Здесь должны быть останки. Захоронения 1840 года существуют. Проверка дала деревянные фрагменты и части гроба. В защищенной среде внутри церкви при таком типе почвы скелеты должны сохраниться в приличном состоянии. Так где же Элизабет и Аурелия?

Древняя монахиня прошаркала с подносом с кофе и сэндвичами. Стекла очков запотели от пара из кружек, поэтому она двигалась мелкими быстрыми шагами, не отрывая ног от пола.

– Merci[4], сестра Бернар. – Отец Менар поднялся взять поднос. – Вы очень добры. Очень добры.

Монахиня кивнула и пошаркала обратно, не обращая внимания на очки. Я наблюдала за ней, наливая себе кофе. Ее плечи были не шире моего запястья.

– Сколько лет сестре Бернар? – спросила я, потянувшись за сэндвичем.

Лосось, салат и вялый латук.

– Мы сами точно не знаем. Она уже жила в монастыре, когда я только начал сюда ходить ребенком, до войны. Второй мировой. Потом уехала проповедовать за границу. Долгое время жила в Японии, в Камеруне. Ей, наверное, лет девяносто. – Священник отхлебнул кофе. Причмокнул. – Она родилась в маленькой деревне у реки Сагеней, говорит, что присоединилась к ордену в двенадцать лет. – Хлюп. – Двенадцать. В сельских районах Квебека тогда не вели тщательных записей. Не вели.

Я откусила сэндвич и снова обхватила ладонями кружку с кофе. Восхитительное тепло.

– Святой отец, а есть какие-то другие записи? Старые письма, документы, то, чего мы еще не видели?

Я поджала пальцы ног. Никаких ощущений.

Он махнул рукой на заваленный бумагам стол.

– Здесь все, – пожал плечами, – что мне передала сестра Жюльена. Она заведует архивами в монастыре.

– Ясно.

Сестра Жюльена общалась и переписывалась со мной довольно давно. Именно она предложила мне заняться этим проектом. Я заинтересовалась с самого начала. Дело отличалось от моей обычной судебной практики, где фигурируют недавно убитые люди. Епархия архиепископа желала, чтобы я откопала и изучила останки святой. Вообще-то, пока не святой. В том-то и дело. Николе собирались причислить к лику святых. Мне предстояло найти могилу и подтвердить, что кости принадлежат Элизабет Николе. Священную часть задачи выполнял Ватикан.

Сестра Жюльена уверила меня, что существуют подлинные записи. Все могилы в старой церкви помечены и систематизированы. Последнее захоронение датируется 1911 годом. Церковь закрыли и запечатали в 1914 году, после пожара. Взамен построили церковь больших размеров, а старое здание уже не использовали. Закрытое место. Хорошая документация. Просто чудо.

Ну и где Элизабет Николе?

– Спросить не повредит. Возможно, сестра Жюльена не отдала вам чего-то, на ее взгляд не важное.

Отец Менар собирался что-то сказать, но передумал.

– Я уверен, что она отдала все, но спрошу. Сестра Жюльена потратила много времени на исследования. Много времени.

Он вышел, я доела сэндвич, потом съела еще один. Подобрала под себя ноги и растерла пальцы. Хорошо. Чувствительность возвращается. Потягивая кофе, я взяла со стола письмо.

Я и раньше его читала. 4 августа 1885 года. В Монреале бушует оспа. Элизабет Николе пишет епископу Эдуарду Фабре, умоляя его отдать приказ вакцинировать здоровых прихожан и отправлять в общественные больницы зараженных. Аккуратный почерк, изящный устаревший французский.

Монастырь Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии никак не ответил. Я задумалась. Вспомнила о других эксгумациях. Полицейский в Сен-Габриэле. На том кладбище гробы располагались по три в глубину. Мы в конце концов нашли монсеньора Бопре за четыре могилы от его зарегистрированного положения, внизу, а не наверху. И еще тот мужчина из Уинстон-Сейлема, который оказался не в своем гробу. На его месте лежала женщина в длинном узорчатом платье. У кладбища возникла двойная проблема. Где усопший? И чье тело в гробу? Семье не удалось перезахоронить дедушку в Польше. Когда я уезжала, адвокаты уже готовились к войне.

Где-то далеко послышался звон колокола, потом в коридоре – шарканье. Ко мне направлялась древняя монахиня.

– Serviettes![5] – взвизгнула она.

Я подпрыгнула, опрокинув кофе. Как такое маленькое существо могло издать такой пронзительный звук?

– Merci.

Я потянулась к салфеткам.

Старушка не обратила на мои слова никакого внимания, подошла ближе и принялась тереть мой рукав. Крошечный слуховой аппарат выглядывал из ее правого уха. Я чувствовала ее дыхание и видела белые волоски, завивавшиеся на подбородке. От монахини пахло шерстью и розовой водой.

– Voilà[6]. Дома постираете. В холодной воде.

– Да, сестра.

Рефлекс.

Старушка заметила письмо в моих руках. К счастью, на него кофе не попал. Монахиня нагнулась посмотреть поближе:

– Элизабет Николе была великая женщина. Божественная женщина. Какая чистота! Какая строгость!

«Pureté». «Austérité». Ее французский звучал так, будто само письмо Элизабет заговорило.

– Да, сестра.

Мне снова девять лет.

– Она будет святой.

– Да, сестра. Вот почему мы и пытаемся найти ее останки. Чтобы позаботиться о них надлежащим образом.

Точно не знаю, в чем выражается надлежащее обращение со святыми, но прозвучало неплохо.

Я взяла схему и показала ей:

– Вот старая церковь.

Проследила пальцем ряд вдоль северной стены и указала на прямоугольник.

– А здесь ее могила.

Древняя монахиня очень долго изучала сетку, почти касаясь очками листа.

– Нет ее там, – прогремела она.

– Простите?

– Нет ее там. – Узловатый палец постучал по прямоугольнику. – Это не то место.

Тут вернулся отец Менар. С ним высокая монахиня – густые черные брови сходятся на переносице. Священник представил сестру Жюльену, она подняла сложенные вместе руки и улыбнулась.

Мне не понадобилось передавать слова сестры Бернар. Они явно слышали все, что говорила старушка, еще в коридоре. Как услышали бы и из Оттавы.

– Это не то место. Вы ищете не в том месте, – повторила она.

– То есть как? – спросила сестра Жюльена.

– Вы ищете не в том месте, – повторила сестра Бернар. – Ее там нет.

Мы с отцом Менаром переглянулись.

– И где же она, сестра? – спросила я.

Монахиня снова склонилась над схемой, потом ткнула пальцем в юго-восточный угол церкви:

– Тут. С матерью Аурелией.

– Но сес…

– Их перенесли. Положили в новых гробах под специальный алтарь. Тут.

И опять она указала на юго-восточный угол.

– Когда? – воскликнули мы хором.

Сестра Бернар закрыла глаза. Сморщенные древние губы шевелились в безмолвных подсчетах.

– В тысяча девятьсот одиннадцатом. Я стала послушницей в том же году и помню, потому что несколько лет спустя церковь сгорела и ее заколотили. Мне приказали ходить туда и класть на алтарь цветы. Мне это не нравилось. Страшно было ходить туда совсем одной. Но я старалась ради Господа.

– Что случилось с алтарем?

– Убрали где-то в тридцатых. Он теперь в часовне Младенца Иисуса, в новой церкви.

Старушка сложила салфетки и принялась собирать чашки на поднос.

– Когда-то могилы отмечали именными дощечками. Теперь туда никто не ходит. Дощечки давно исчезли.

Мы с отцом Менаром посмотрели друг на друга. Он слегка пожал плечами.

– Сестра, – снова начала я, – вы сможете показать нам, где могила Элизабет?

– Bien sûr[7].

– Сейчас?

– Почему бы нет?

Фарфор звякнул о фарфор.

– Оставьте тарелки, – сказал отец Менар. – Пожалуйста, наденьте пальто и ботинки, сестра, и пойдем.

Через десять минут мы снова очутились в старой церкви. Погода не улучшилась, даже наоборот – стало еще более холодно и мокро. Так же завывал ветер. Так же скребли по доскам ветви деревьев.

Сестра Бернар выбрала неприметную тропинку вдоль стен церкви, мы с отцом Менаром подхватили старушку под руки. Она казалась хрупкой и невесомой.

Монахини следовали за нами, словно толпа зрителей, сестра Жюльена приготовила блокнот и ручку. Ги держался позади всех.

Сестра Бернар остановилась рядом с нишей у юго-восточного угла. Она надела поверх покрова бледно-зеленую шляпу ручной вязки, крепящуюся под подбородком. Старушка вертела головой во все стороны, искала приметы, пытаясь сориентироваться. Глаз отвлекался на единственное пятно света в темной церкви.