Маргарет Тэтчер - Автобиография

• Название: Автобиография
• Автор: Маргарет Тэтчер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-081650-7

Маргарет Тэтчер – первая и пока что единственная женщина, сумевшая добиться должности премьер-министра Великобритании и трижды быть переизбранной; о жизни, о взлетах и падениях «железной леди», о том, как патриархальные законы и условности мешали достигнуть цели – Маргарет Тэтчер рассказывает в своей автобиографии. Экономические реформы, спасшие страну от упадка; секреты успеха и поиски свободы, личные переживания, – все это доверено Маргарет своей книге, написанной на закате политической карьеры, и сейчас впервые переведенной на русский язык в полном объеме. Книга будет интересна не только интересующимся политикой, но и тем, кто желает «заразиться» неугасающим оптимизмом Маргарет, узнав секреты ее успеха.

История жизни, разрушившей патриархальные стереотипы, ставшей примером для подражания целого поколения английских женщин; остроумный и честный рассказ Маргарет покажет, что у «железной леди» была жизнь и за границами большой политики.

---

Это был волнующий момент. Мы явно выигрывали войну. Я чувствовала некоторую вину за то, что не принимала большего участия в событиях, и я разделяла радость британского народа, что Французское сопротивление вернуло Франции честь и гордость. Возможно, в те дни у нас было преувеличенное понимание универсальности сопротивления – мы рассказывали друг другу истории о том, как посетители кафе выстукивали на своих стаканах букву «П» на азбуке Морзе, символизируя слово «Победа», когда в кафе входил немецкий солдат, – но мы не сомневались, что каждый настоящий француз хотел быть свободным.

Я серьезно погрузилась в работу. Колледжу повезло иметь Дороти Ходжкин – блестящего ученого и одаренного преподавателя, работавшего в сравнительно новой области рентгеноструктурной кристаллографии. Миссис Ходжкин была членом Королевского общества и позднее внесла решающий вклад в открытие структуры пеницилина, первого антибиотика, за что она была награждена Нобелевской премией в 1964 году. На четвертый и последний год моего обучения (1946–1947) я вместе с немецким ученым-беженцем Герхардом Шмидтом и под руководством Дороти Ходжкин работала над исследовательским проектом (простым белком грамицидином Б), необходимым для завершения второй части моего курса по химии. Благодаря клубу «Космос» и Научному клубу я также познакомилась с перспективными молодыми учетными и имела возможноть послушать многих известных ученых, включая Дж. Д. Берналя. Его политические воззрения были крайне левыми, как и у многих других ученых того времени. Но они никогда не стремились привнести политику в свои профессиональные отношения со студентами.

Религия тоже играла большую роль в моей оксфордской жизни. Есть много историй о молодых людях, поступивших в университет и, отчасти из-за того, что они столкнулись со скептическим отношением других, отчасти из-за менее благотворных причин, потерявших свою веру. Мне никогда это не грозило. Методизм был для меня якорем стабильности и, конечно, кругом друзей и знакомых, смотревших на мир так же, как я. Обычно по воскресеньям я посещала Мемориальную церковь Уэсли. Как и в Грэнтеме, там царили теплота и трезвая, но радостная общественная жизнь, которую я тем более ценила в начале моего пребывания в чужом окружении. При церкви было очень энергичное студенческое братство. После вечерней воскресной службы обычно проводилось большое собрание за чашкой кофе в доме священника, где велись оживленные дискуссии на религиозные и другие темы. Иногда я ходила в университетскую церковь Святой Девы Марии послушать особо интересную проповедь, а иногда – в часовню в колледже, особенно когда я знала, что проповедь читает мисс Хелен Дарбишир, ректор колледжа (в начале моего пребывания в Сомервилле) и выдающийся исследователь творчества Мильтона и Вордсворта.

Вообще говоря, я не посещала англиканские церкви. Но как ни странно – или, должно быть, вовсе не странно, если подумать об огромном влиянии, которое он оказал на столь многих из моего поколения, – но именно религиозное сочинение выдающегося англиканца К. С. Льюиса оказало самое важное влияние на мое интеллектуально-религиозное становление. Сила его речей, проповедей и эссе состояла в сочетании простого языка и теологической глубины. Кто более остроумно и убедительно отобразил то, как Зло использует человеческую слабость, как не он в его «Письмах баламута»? Кто когда-либо сделал более понятными сложные концепции естественного права, нежели он в «Человек отменяется» и в открывающих пассажах труда «Просто христианство». Я отчетливо помню впечатление, которое оказало на меня «Христианское поведение» (ставшее позднее частью книги «Просто христианство», но впервые прозвучавшее в радиомонологах). Оно било прямо в сердце ужасающего несоответствия между тем, как христиане действуют, и теми идеалами, что они проповедуют. Одной из идей К. С. Льюиса было то, что моральные принципы христианства не замыкаются на образах святых. Вот как он это излагает:

«Совершенное поведение может быть недостижимо, как и совершенное переключение передач, когда вы ведете автомобиль; но этот идеал необходим, он предписан людям самой природой человеческой машины, как и совершенное переключение скоростей, – это идеал, предписанный для всех водителей самой природой автомобиля».

Похожим образом мне помогло то, что он писал о применении высочайшего принципа христианского милосердия, который для большинства из нас кажется невыполнимым. Льюис ни на миг не оспаривал и не преуменьшал величия принципа, но он помог с выяснением, что милосердием не является.

«…что «возлюби своего ближнего как самого себя» означает? Я должен любить его так же, как я люблю себя. Ну, как именно я люблю себя? Сейчас, когда я об этом думаю, я не ощущаю особой нежности или привязанности к самому себе, и я даже не всегда счастлив быть в компании с собой. Так что, очевидно, «возлюби своего ближнего» не означает «питай к нему нежные чувства» или «считай его привлекательным»… Я могу смотреть на некоторые вещи, которые я совершил, с ужасом и отвращением. Так что, очевидно, мне позволено питать отвращение к некоторым вещам, что совершают мои враги. Соответственно христианство не требует от нас уменьшить ни на атом ту ненависть, что мы чувствуем по отношению к жестокости и предательству… Даже когда мы убиваем и наказываем, мы должны стараться чувствовать к врагу то, что мы чувствуем по отношению к самим себе – желать, чтобы он не был плохим, надеяться, что он может, в этом мире или ином, исправиться: на самом деле желать ему добра».

У этих слов была, конечно, особая острота в то время.

Главный вклад, который студент может принести своей стране в мирное или военное время, – это учиться упорно и эффективно. Но мы также старались сделать и что-нибудь более конкретное. Что касается меня, раз или два в неделю я работала в военной столовой в Карфексе. Британские солдаты и американские летчики с окрестных баз в Аппер Хейворд были нашими основными посетителями. Работать было жарко, трудно, и очень уставали ноги, но также было и весело, в хорошей компании с остроумными шутками.

Репортажи в день высадки союзных войск в Нормандии в июле 1944 года принесли одновременно и тревогу, и опасения. Смертельная битва на этом уязвимом побережье глубоко тревожила нас. Должно быть, впервые за все время я спрашивала себя, имею ли я право находиться в Оксфорде.

По сути, оставался год до конца войны в Европе. Впереди еще ожидали битва в Арденнах и трагедия в Арнеме. Но медленно начиналась подготовка к миру. И среди интересов мирного времени, ставших занимать у меня все больше времени, была политика.

Почти сразу после приезда в Оксфорд я вступила в Ассоциацию консервативной партии Оксфордского университета (АКПОУ), основанную в 1920-е годы при воодушевленном участии преподавателя Крайст-Черч Кита Фейлинга, историографа партии тори и позднее биографа Невилла Чемберлена.

Хотя национальное соглашение приостановить предвыборные партийные политические прения во время войны не имело прямого воздействия на политическую активность университетов, на практике политическая жизнь в Оксфорде была значительно тише, чем в 1930-е годы. Но, при всем этом, деятельность АКПОУ скоро стала центром моей жизни. В те дни дискуссионное общество Оксфордского университета, куда лучшие ораторы приходили обсуждать вопросы и на самые важные темы, и на темы невероятно избитые, не принимало женщин в качестве своих членов, хотя я иногда ходила послушать дебаты. Но я бы никогда не преуспела в того рода блестящем, но хрупком остроумии, которое в дискуссионном обществе культивировалось. Я предпочитала более серьезный, адвокатский стиль наших дискуссий в АКПОУ и настоящие предвыборные речи. АКПОУ также способствовала расширению круга друзей и знакомых. И на самом деле, как многие мои знакомые по АКПОУ продемонстрировали, форум был верным способом найти себе романтическую пару.

Оксфордская политическая жизнь была колыбелью талантов. Участвуя в ней, я обрела друзей, которые, как в романах Энтони Пауэлла, постоянно возвращались в мою жизнь на протяжении многих лет. Самым близким другом стал Эдвард Бойл, который с легкостью входил в утонченный светский и политический круг, куда я могла лишь бросить случайный взгляд, и разделял со мной серьезный интерес к политике. В то время Эдвард, богатый и образованный сын члена парламента от Либеральной партии, и сам был классическим либералом, чьи взгляды совпадали во многом с моим собственным провинциальным консерватизмом представителя среднего класса. Хотя позднее мы разошлись в политических взглядах, мы остались близкими друзьями вплоть до его трагической ранней смерти от рака.

Уильям Риз-Могг, с которым я познакомилась в последний год обучения, был выдающимся редактором «Таймс» с очень раннего возраста. Я никогда не была столь же близка с Уильямом, как была с Эдвардом, но чувствовалось, что он далеко пойдет.