Татьяна Огородникова - Скажи что-нибудь хорошее

• Название: Скажи что-нибудь хорошее
• Автор: Татьяна Огородникова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077502-6

История, рассказанная Татьяной Огородниковой – это не очередной роман, это новая философия счастья, это возможность почувствовать себя Человеком, у которого все будет хорошо. Попробуйте – и у вас обязательно получится.

---

Массивная деревянная дверь в комнату Георгия всегда оставалась приоткрытой – так, на всякий случай, чтобы было понятно: он с ними. За много лет, проведенных в добровольном изгнании, Георгий выработал четкую и ни при каких обстоятельствах не нарушаемую систему правил: его подопечные всегда, в любое время дня и ночи должны были знать, что он на месте. Комната не запиралась, даже когда Профессор спал. Он знал, что может понадобиться в самый неожиданный момент, за исключением тех, когда он посещал детский корпус. Тогда тревожить и отвлекать Георгия было строго запрещено, да и не смели. Никто не смел. Потому что все, кто прошел эту школу и остался жив, понимали: малейшее вмешательство извне может стоить жизни ребенку. Кстати, никаким профессором Георгий не был, да и не стремился, это малые из соседнего дома прозвали его так. Может, их смешил задумчивый вид, длинная седеющая пакля растрепанных волос, допотопные очки, болтающиеся на кожаной веревке с множеством узелков, отстраненный взгляд голубых, почти прозрачных глаз странного человека пугающе огромного роста с лицом инопланетянина. Со спины Георгия можно было принять за гигантского неандертальца, чудом прижившегося в этих глухих местах. Впрочем, где, как не здесь, мог еще выжить неандерталец… Стоило только посмотреть в странные прозрачные глаза, а тем более перемолвиться словом, становилось ясно – неандерталец совсем не тот, за кого его принимают с первого взгляда.

Пламя медленно затухало. Острие огонька притупилось и робко подрагивало в такт падающим восковым каплям. Через несколько секунд в комнате наступила полная темнота. Георгий еще немного посидел за столом, вдыхая смешанный с серым огарочным дымком воздух. Профессор вдруг почувствовал, что совсем скоро кромешная темень снова станет его нормальным миром. Он уже давно не пугался этого состояния – привык. Поначалу предчувствие слепоты вселяло в него животный страх, но природа этого страха была особенной. Георгий не боялся потери зрения, он и без глаз мог свободно передвигаться в своем мире, узнавать каждую травинку, чуять весенний бередящий дух, ориентироваться в несложной деревянной постройке, определять людей по собственным параметрам… отсутствие зрения было чревато другой проблемой – в это время Георгий был бессилен, его предназначение теряло смысл, и время останавливалось ровно на тот промежуток, пока свет не возвращался в глаза. Этот процесс всегда имел разную протяженность, но, по сути, этапы восстановления делились на три равнозначных части: сначала темная пелена просветлялась до туповато-болезненной белизны, затем в белизну начинали пробиваться размытые очертания и смазанные цвета предметов и лиц, и, наконец, когда очертания и цвета становились определенными и ясными, можно было начинать работать. Правда, для Георгия понятия видеть, да и слышать, были не так однозначны, как для простого смертного. Полное прозрение профессора наступало в тот момент, когда он мог различать малейшие колебания в энергетической системе человека, не просто видеть, а чувствовать его, переноситься в чужое, закрытое для прочих, пространство и перемещаться в другом, непонятном для обыкновенного человека, измерении.

Скудная обстановка комнаты, в которой проживал Георгий, вовсе не являлась подтверждением его приверженности к аскетизму. Просто ему было все равно, какие предметы интерьера окружают то, что называется жизнью. Это ведь, по существу, отдельные понятия. Для жизни нужно не так много: люди всегда переедают, перекупают, перепивают, а потом переживают, переделывают, переносят… Георгий любил пофилософствовать, особенно его задевали нестыковки в словообразовании. При том, что Профессор великолепно знал английский и французский, он не терпел в русской речи неологизмов иностранного происхождения. Ему казались нелепыми чужие слова, вторгающиеся в язык предков. Как можно подменить слово убранство антуражем или аксессуарами… Убранство звучит фундаментально, ответственно, торжественно. Что такое антураж и аксессуары – временные финтифлюшки, отдающие свою недолгую жизнь моде или просто текущему моменту… Комната, где Георгий проводил большую часть времени, служила ему одновременно и столовой, и кабинетом, и гостиной. Огромный рабочий стол, прислонившийся одной стороной к окну, наполовину был завален книгами. Со стороны эти завалы могли показаться беспорядком, но Георгий в считаные секунды находил не только нужную книгу, но и нужную страницу и даже строку. Впрочем, хозяин с такой же легкостью отыскивал нужную информацию в любом из десяти огромных книжных шкафов, которые служили основной мебелью в жилище. Какие сокровища можно было найти в этих крепко сколоченных из деревянных досок хранилищах! От древних японских манускриптов до редчайших изданий русских авторов 18 века, словарей норвежского и казахского, полные собрания сочинений Достоевского и Маркеса, научные труды астрономов, филологов и математиков… Отдельная секция была посвящена медицине – два огромных шкафа снизу доверху были набиты исследованиями всего, что было внутри человека, и того, что со всем этим могло произойти…

Кроме стола, стула, книжных шкафов и старой электрической лампы в помещении можно было заметить несколько цветочных горшков с жирными фикусами и геранью и небольшой двухместный диванчик, покрытый шерстяным одеялом бывшего синего цвета. Впрочем, этот диванчик заслуживал отдельного внимания, потому что именно над ним размещался единственный предмет, который можно было отнести к интерьерным изыскам. Сам диван трудно было причислить к украшениям, скорее всего, жить ему оставалось недолго – синее одеяло прикрывало выступающие пружины и затертую до дыр обивку. Тем не менее только эту часть апартаментов можно было выделить, именно туда, на этот диван стремился присесть всякий, вошедший в удивительную квартиру-библиотеку, или библиотеку-квартиру. Ниша, в которой устроился диван, словно обладала магнетическим притяжением, как будто светилась изнутри. Может быть, причиной тому был портрет дамы лет тридцати, расположенный ровно над пожилым диваном. Или, наоборот, сам портрет придавал месту это притяжение, освещал его и привлекал каким-то неведомым светом, струившимся из самого сердца картины. Увидев портрет, равнодушным остаться не мог никто. Все словно замирали на мгновение, а кто и надолго, погружаясь в только им известные мысли. Наверняка кто-то раздумывал о том, кто была эта женщина – мать, жена, просто натурщица… Спросить сурового хозяина почти никто не решался. Впрочем, если и спрашивали, Георгий неохотно бурчал: «Да так…», бросал какой-то тоскливый взгляд на изображение и старался поскорее переключить внимание гостей на другой объект или приступить к делу.

Как бы то ни было, дама обладала невероятной притягательной красотой: ни красное с глубоким декольте платье, ни насмешливая улыбка, ни прекрасные руки с тонкими пальцами не могли отвлечь взгляд от волнующих – про такие говорят «бездонные» – ярко-голубых глаз. Казалось, что именно из их глубины струится то самое притяжение, что заставляло людей задерживаться около портрета. Абсолютная красота должна быть именно такой – она не измеряется в сантиметрах, объемах и килограммах, не имеет длины и цвета волос, не украшает себя драгоценными камнями и яркими румянами. Осанка, овал, взгляд, энергия… Поразительное открытие посещало тех, кто видел этот портрет: истинное и абсолютное, оказывается, не имеет мер – все достоинства изображения находились за гранью осязаемого. Женщина с портрета была настолько изящна и подвижна, что, казалось, она с легкостью может сойти с холста и присоединиться к земным существам, попить чайку, побеседовать и вновь удалиться на привычное место.

Георгий, похоже, испытывал такие же ощущения, только многократно усиленные. Иногда он подолгу смотрел на даму в красном и даже разговаривал с ней, когда никто не мог увидеть и услышать. Иной раз к его прозрачным глазам подступали слезы, и огромный мужик без всякого стеснения и попытки подавить рыдания отдавался им с каким-то неистовством и безысходностью.

Вот и сейчас, пока никто не тревожил, Георгий подошел к портрету, провел по платью ладонью и надолго замер, вслушиваясь в собственные мысли:

Я бы ценил вещи не за то, сколько они стоят, но за то, сколько они значат. Я бы спал меньше, больше бы мечтал, понимая, что каждую минуту, когда мы закрываем глаза, мы теряем шестьдесят секунд света. (Габриэль Гарсиа Маркес)

3. Матвей

Происшествие с машиной, по сути, было незначительным. Подумаешь, неудачно наехал на камень, подумаешь, пробил картер, подумаешь, эвакуатор отвез авто на станцию, и через три дня автомобиль вновь обрел былой ход и авторитетный вид. Все это на самом деле было бы невинно и прозаично, если бы не огненные глаза цыганской девки…

«Плевать, – рассуждал Матвей, – это – трюки для слабонервных. Найду, суку, и узнаю, что она может сделать хорошего или плохого. Ей точно несдобровать…»