Коллектив авторов - Папа сожрал меня, мать извела меня. Сказки на новый лад

• Название: Папа сожрал меня, мать извела меня. Сказки на новый лад
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Сказка
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-904584-65-8

Сказки – не для слабонервных: в них или пан, или пропал. Однако нас с детства притягивает их мир – не такой, как наш, но не менее настоящий. Это мир опасностей, убийств и предательств, вечного сна, подложных невест, страшно-прекрасных чудес и говорящих ослов.

Под двумя обложками-близнецами читателей ждут сорок историй со всего света. Апдайк, Китс, Петрушевская, Гейман и другие – вот они, современные сказочники. Но они и не сказочники вовсе, а искусные мастера литературы, а значит, тем больше у них шансов увести читателей в декорации слов, где вечные истории воплотятся вновь.

Вам страшно? Не беда. Жутко? Тем лучше. Не бойтесь темноты, вы ведь давно выросли. Хотя, быть может, это вам только кажется.

---

Джек-то, он глаз от них отвесть не может, от зерен этих живых да серебряных, как они жрут друг дружку внутре стеклянного флакона.

Дядька-то, он говорит, оно невидаль редкостная. Металл из воды, вода из металла. Иди да полей эту металлическую воду на любую землю и увидишь, что вырастет.

Джек-то, он все обмыслил.

Джек-то, он берет стеклянный флакон с зернами ртутными у дядьки, не сходя с места.

Джек-то, он дядьке на-ка веревку. Где-то на другом конце веревки корова пегая.

Корова-то пегая, она мычит там, во мраке.

Джек-то, он слышит, как дядька с пегой коровой уходят вон туда.

Джек-то, он – в другую сторону, домой. Ртуть-то в стеклянном флаконе, она светится сама серебром во мраке.

Лопасти мельниц-то у Джека над головой, они скрежещут болезно, поворачиваются под пыльным ветром в пыльной туче.

Сколько-то оно вот так.

Джекова маманя-то, она спрашивает Джека, что он получил за корову пегую. Джекова маманя-то, она прождала Джека сколько-то. Пыльные заносы-то, намело их вокруг юбки ейной, где ждала она Джека на крылечке.

Джек-то, он кажет ей не сходя с места, что он получил за пегую корову.

Джек-то, он кажет мамане своей стеклянный флакон, а тот светится во мраке, а в нем махонький океан водяного металла и металлической воды.

Джекова маманя-то, она серчает.

Джек, говорит Джекова маманя, а где ж те железяки и шкура, от пыльного ветра драная, и язык промоченный от пересохшей коровы пегой?

Джекова маманя-то, она говорит, а где же кости здоровенные, какие я помолоть хотела в костную муку да хлеба нам испечь?

Джек-то, он говорит мамане своей, тут вот серебро живое в стеклянном флаконе, невидаль редкостная. Металл, да не тяжкий, как металл. Вода, да не мокрая, как вода.

Джек-то, он говорит, незнамо что от нее может быть.

Джекова маманя-то, она ничего не говорит, хвать стеклянный флакон у Джека из рук. Серебро-то живое в стеклянном флаконе, оно светится немножко во мраке.

Джекова маманя-то, она обмысливает сколько-то.

И тут вдруг Джекова маманя-то, она подскакивает да вытыкает затычку и за здорово живешь выливает металлическую воду водяной металл на землю.

Серебро живое – оно быстрое, быстрее быстрого, светится во мраке, а само скользит через пыльный воздух на пыльную землю.

Джекова маманя-то, она говорит, это и ведра теплых слюней не стоит.

Серебро-то живое, оно плюх на землю. Где оно плюхается, подымается облачко пыльной пыли. Так серебро живое плюхается, что мокрое пятно остается, будто карта мира, только мокрое – это земля, а сухое – океаны разливные, о каких я только в сказках слыхал.

Джек и Джекова маманя-то, они смотрят на землю, где серебро-то живое, оно карту мира в грязи изображает.

Оба смотрят на это серебряное пятно, а оно впитывается в пыльную пыль, и получается пятно мокрой грязи, а оно прям не сходя с места давай высыхать. Но не столько оно высыхает, сколько всыхает. Мокрое всасывается, просачивается внутрь, земля в молотую землю.

Джек и Джекова маманя-то, оба стоят сколько-то. Смотрят, как мокрота эта маленькая, где зерна ртути были, превращается в большущую сушь.

Раз – и всё, и даже большущая сушь высохла, а точнее, всохла.

Джек и Джекова маманя-то, оба стоят замерши сколько-то. Хватило, чтоб пылью занесло Джеку ноги. Хватило, чтоб пылью занесло подол платья мамани евойной.

Хватит уже, Джекова маманя говорит через сколько-то.

Не хватит, Джек думает еще через сколько-то, помолчавши.

И оба-двое засыпают не сходя с места.

Сколько-то оно вот так.

И тут в темную темень ночи Джек-то, он просыпается отлить. Джек-то, он просыпается и встает с того места, где заснул, в пыли. Джек-то, он воду творит.

Во дворе Джек-то, воду творит. Во дворе-то оно так темно, что Джек-то, он не видит, что он там отливает.

Джек-то, он слышит, как вода, какую он творит, падает на землю. Вода-то, она будто шипит, когда на молотую землю падает, шипит, будто в пар вся идет, когда на молотую землю падает.

Вот отливает Джек, воду-то творит, а потом идет в дом и ложится на лежанку из сбитой пыли.

Той ночью выросла из молотой земли штуковина.

Штуковине не нужно было солнце, чтоб вырасти, раз ночью она выросла.

Той ночью, пока Джек и Джекова маманя спали на своих лежанках из сбитой пыли, эта штуковина давай себе расти.

Сперва лязг, а за ним тяжкие глухие грохоты, а за ними такой скользом посвист, а дальше всякий звон и дрязг, а потом будто струны рвут на бедовой скрипке, а следом будто ребра из стиральной доски выколачивают, а потом будто чханье какое с перхотою, а за ним – будто мнут мяч из фольги, только он размером с луну, а после – вой гремучий, как от пилы двуручной, если ее согнуть пополам и елозить по ней смычком из лошажьего волоса, какой поет в дюйме от смерти зубастую поперечную колыбельную из драных полутонов, распиленных надвое. И все это слушали уши Джека в тьме потемочной, тьме темнее потемок, потому как туча пыльная потемки ночи темнит вдвое.

И вот, впотьмах, возникает шум, ни с чем не спутаешь, то вода бежит, вода толкается в трубах, какие не продули еще, вода протискивается по узким трубам, вода в стремнине, вода с пузырьками, вода-газировка. Вода, слетевшая с прокладок от мокроты.

В тьме потемочной Джек слышит все это. Джек-то, он слыхал и грохот металла, и грохот воды, и как они вместе грохочут в тьме потемочной.

Поутру, когда тьма потемок делается не такой темной, а потемки делаются обычным мраком, Джек-то, он просыпается, встает со своей лежанки из сбитой пыли и глядит на то, что видит.

Джек-то, он видит, что уже не тьма потемочная, как ночью, но видит, что и не обычный мрак. Штуковина проросла ночью с грохотом металла и с грохотом воды, и такая она здоровенная, что отбрасывает тень на всякую тень.

Джек-то, он видит, из молотой земли торчат вокруг ветром объеденных деревях ободранного дома Джека и Джековой мамани, торчат здоровенные опоры, сделанные из металла.

Джек-то, он видит лес этих здоровенных опорищ, и что все они отделаны клепками, и все обмотаны тросами да вантами, что растут из молотой земли.

Здоровенные опорища-то, они все заклепаны и тросами да вантами обмотаны, а еще на здоровенных опорищах есть перекладины.

Перекладины-то, они приварены к здоровенным опорищам вприкладку.

Джек-то, он голову подымает и смотрит вглубь мрака пыльной тучи. Джек-то, он смотрит в самую глубь пыльной тучи.

Джек-то, он хвать да и берется за приваренные вприкладку те перекладины.

Джек-то, он и давай лезть по опорам да тросам.

Джек-то, ему невдомек, куда это он собрался.

Джек-то, ему невдомек, куда это он собрался, но все лезет, ползет наверх по приваренным тем перекладинам вприкладку, руки только переставляет, вверх да вглубь пыльной тучи.

Чтоб влезть-то, нужно сколько-то.

Через сколько-то Джек-то, он смотрит вниз с перекладины, на какой повис, вниз через всякие тросы да ванты, какие там везде вокруг опорищ-то натянуты. Джек-то, он внизу и не видит ничего, сплошь пыльная туча, и вверху ничего, а все та же пыльная туча.

Джек-то, он и давай опять лезть.

Джек-то, он лезет по тем перекладинам так долго да так далеко, что спит прямо там, на тросах да на вантах.

Через еще сколько-то лазанья по перекладинам да спанья на тросах-вантах, Джек выбирается на верхушку пыльной тучи.

Джек-то, он высовывает голову выше верхушки темной пыльной тучи, что землю-то стиснула. И он, Джек-то, видит здоровенную степь на верхушке пыльной тучи, пустыню пыльной тучи, а над той пустыней – облачные облака, беленькие да миленькие.

Джек-то, он высовывает голову из пыльного облака, видит, облачные облака плывут над пыльными тучами, а сам-то оказывается на мостках.

Джек-то, он – раз – и на мостках, долез по перекладинам здоровенных опорищ.

Эти вот мостки-то, они кругом идут вокруг тучищи, но эта тучища не такая, что беленькие да миленькие, какие плавают в воздухе чистом-чистехоньком над пыльной тучей.

Эта тучища, Джек-то, он видит, из металла, и металл тот весь в заклепках и всяком таком. Здоровенная металлическая тучища держится на опорищах, а те все в тросах да вантах, на самой макушке пыльной тучи. Здоровенная металлическая тучища-то, она будто плавает, будто кусище мыла в ванной, а ванна та полна пыльной тучной воды.

Джек-то, он топает по мосткам сколько-то.

Джек-то, он топает по мосткам и в одной стороне видит, Джек-то, всю дорогу беленькие да миленькие облака, те висят в небе синем-ясном, а в другой стороне Джек-то, он видит листовой металл той здоровенной металлической тучищи, которая вся в клепках да швах и всяком таком.

Идет он такой по мосткам, Джек-то, и приходит к люку, что врезан в металл той здоровенной металлической тучищи.

Джек-то, он залезает в люк, прямо внутрь здоровенной металлической тучищи, а внутри там еще одни мостки, на какие Джек-то и спускается.

Темно внутри здоровенной металлической тучищи. Темно, а Джек-то, он ждет сколько-то, покуда глаза не видят свет, какой есть впотьмах.