Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря. Книга 1: Волк в ночи

• Название: Дракон восточного моря. Книга 1: Волк в ночи
• Автор: Елизавета Дворецкая
• Жанр: Историческое фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9717-0449-2

---

– Да нет же, болван ты, Ормкель! – сорвался Сёльви, не зная, как объяснить такие вещи хирдману, выросшему в дружине, но в делах богов ничего не смыслящему. – Он успокоился бы, только если бы она его хотела! Если бы она хотела, то через нее и Богиня полюбила бы его – ну, хоть капельку! Ему и капельки ее любви сейчас хватит, чтобы еще день прожить как человек, а не как бешеный волк! А не будет девчонки под рукой – он на тебя кинется! Забыл уже, что на Квиттинге было? Хочешь еще?

Хирдманы молча переглядывались. Именно проклятье Эрхины, упавшее на голову их конунга, было причиной того, что перед самыми йольскими праздниками они не сидят в тепле и безопасности возле собственных очагов, а мотаются по холодному зимнему морю и крышу над головой добывают с боем в чужих землях. Мало кто из них, кроме Сёльви и еще нескольких понимающих людей, смог бы объяснить все тонкости проклятия, но общий смысл его сводился к одному: все желания и стремления Торварда конунга приводят к полной противоположности того, чего он хотел. Он был до сих пор жив только потому, что благодаря заклятью, наложенному его собственной матерью уже поверх проклятья Эрхины, хотел умереть.

Однако самым удивительным можно было посчитать даже не это, а то, что и под грузом проклятья Эрхины Торвард оставался конунгом фьяллей. То, что Фьялленланд не отверг конунга, лишенного благословения и удачи, а вздохнул и подставил под его груз свои плечи. Губительное проклятье не привело ни к смещению, ни к изгнанию Торварда, и это он сам себя изгнал с родной земли, пытаясь таким образом ее уберечь. И дружина пошла за ним, потому что другого конунга у нее просто не было. На протяжении сорока поколений племя фьяллей связывало свое благополучие, свою силу и удачу с военными вождями из рода Торгъёрдингов. Иные из этих вождей прожили долгую и славную жизнь, как, например, отец Торварда, Торбранд конунг, погибший в возрасте шестидесяти двух лет, иным норны спряли совсем короткую нить, как Торвардову деду, Тородду Юному, который не дожил и до двадцати и не успел увидеть своего сына. «Всякому своя судьба!» – говорили люди, готовясь терпеть несчастья и неудачи вместе с сыном Торбранда, которому грозило прозвище Проклятый. В том, чтобы разделить его проклятье, они видели свой долг и даже свою честь, и никому не приходило в голову, что они могут просто от него отказаться.

– Ладно… пустите… тролли пещерные… – пробормотал сам Торвард. Он все еще лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, но больше не бился, и лицо его приняло уже не яростное, а просто очень усталое выражение. – Он прав. Это она , мать ее так… Это она хочет, чтобы я…

Телохранители убрали руки, и Торвард медленно сел. Стянув тесемки, он распустил косы и запустил пальцы в волосы – так он всегда делал, когда хотел расслабиться или поразмыслить.

– Спасибо, Сёльви, – не поднимая лица, сказал он и глухо простонал сквозь зубы, словно ему все еще было больно. – Ты прав. Когда женщина меня боится, мне хочется причинить ей боль. Это она заставляет меня. А я… не должен… Я знаю… Но я не могу…

– Ты можешь. Уже полгода прошло, а ты все еще жив. Мой отец правильно говорит: ты сам подорвал силу Эрхины и ослабил ее власть, потому она и не сумела проклясть тебя в полную мощь. Терпи, конунг, – грустно пожелал Сёльви Торварду, который по возрасту годился ему в сыновья и на которого он уже много лет смотрел снизу вверх. – Если ты сумел продержаться полгода, значит, это преодолимо.

– Продержаться… Сдохнуть бы поскорее…

Торвард наконец поднял лицо, откинул назад рассыпавшиеся волосы и глянул на Йору. Она все еще сидела на полу, где ее оставили, сжавшись в комок и не в силах пошевелиться.

– Если бы ты не испугалась, меня бы не сорвало… – безразлично сказал он и вдруг зажмурился, будто ее вид причинял ему боль. – Уходи.

Он рванул ворот рубахи, словно ему было душно и жарко, вцепился в кремневый молоточек на ремешке, висевший у него на шее, и сжал, стал безотчетно дергать, словно умолял родовой наследственный амулет фьялленландских конунгов помочь ему. А потом вдруг разжал кулак и отбросил торсхаммер, словно обжегся. Вспомнил о том черном камне, который помогал фрие Эрхине сдерживать ее собственные дурные порывы и с потерей которого она утратила последние остатки здравого смысла и справедливости. То, что его мучило, он должен был сжечь в самом себе, а не сливать в амулет. Но это было так тяжело, что вот уже полгода он жил с непрерывной томительной болью и тоской в душе, которые делали смерть более привлекательной, чем такая жизнь. «Пусть покинет тебя сила», – сказала фрия Эрхина, накладывая свое проклятье. «Силы сдерживать свою силу тебе будет порой не хватать», — добавила к этому кюна Хёрдис и тем вместо слабости вселила в сына дух разрушения, мучительный для него и опасный для окружающих. Почти непрерывно он находился в том состоянии, которое называют «боевым безумием» и которое превращает человека в берсерка. Мощь его в это время становится во много раз больше, но берсерку как воздух нужен бой, нужна возможность выплеснуть переполняющие силы, пока они не разорвали его самого. Торвард ушел из Фьялленланда, когда понял, что его тянет бросаться на людей. И если у него нет сил сдерживаться, пусть вокруг будут чужие, а не свои. «Ненависть и презрение будешь вызывать ты в женщинах!» – сказала фрия Эрхина, сама ненавидя его за то, что полюбила слишком сильно. «И через ненависть придешь ты к любви», — добавила кюна Хёрдис. Но пробиться к любви было так трудно, что Торвард стал избегать прежде дорогих ему женщин, не желая возбуждать в их сердцах ненависть. Пусть лучше под руку ему попадаются незнакомые женщины, чем Сэла или Хильделинд, дочь Сёльви…

Он поднялся, пошатываясь, как пьяный, подошел к лавке, улегся, не раздеваясь, и завернулся в плащ.

Йора, еще дрожа, окинула робким взглядом молчащих хирдманов. Ормкель повел плечом: конунг решает, а я что?

– Иди, йомфру, тебя никто не тронет, – сказал Сёльви, не сводя глаз с Торварда.

И Йора бочком двинулась к двери, едва смея поверить, что бездна миновала ее.

Выбравшись из дома, Йора опрометью кинулась в хлев. Ее все еще колотило от потрясения, и все увиденное волновало не меньше, чем чудом миновавшая беда. Перед глазами ее стояло смуглое лицо, искаженное мучительной болью, сильное тело, бьющееся в руках троих здоровых мужчин. Однажды она видела нечто подобное, когда пастух Хасти сорвался со скалы и сломал ногу, так что обломки кости пронзили кожу и торчали наружу, скотник Сварти пытался вправить ему кости и перевязать, а Хасти вот так же бился и кричал от невыносимой боли, и трое мужчин тоже с трудом удерживали его. Но у конунга фьяллей не было никаких внешних повреждений. В нем кричал и мучил его какой-то злобный дух – проклятье фрии Эрхины. То, о котором он говорил, которое считал своим сильнейшим врагом и которое сейчас чуть было не взяло над ним верх.

Что было бы с ней самой, если бы свои же люди его не удержали, Йора старалась не думать, просто выкинуть из головы эти мысли, будто ничего не было. Ей хотелось поскорее оказаться среди близких и постараться успокоиться.

Домочадцы, изгнанные чужаками с обычных мест, нашли приют на ночь в хлеву возле коров. Сидели без света, перешептывались в темноте. Кто-то уже спал, кто-то изводился от беспокойства за свою будущую участь, две-три женщины оплакивали погибших. Челядь усадьбы разом уменьшилась на восемь человек. Бьярни оказался прав: гибель этих восьмерых была совершенно бессмысленной, поскольку противостоять дружине фьялленландского конунга у хозяев Камберга не хватало сил.

Бьярни! В другое время Йора тоже поплакала бы над домочадцами, которые выросли в ее родном доме и окружали ее с самого детства. Но сейчас у нее была другая забота. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться рядом с Бьярни, ощутить себя под защитой брата. Какое счастье, что хотя бы он жив! Йора не задумывалась о том, что он сможет сделать один против трех сотен фьяллей, она просто хотела быть рядом с ним, как в детстве, – вместе не так страшно.

Мужчин фьялли заперли отдельно от прочих, в конюшне. Однако Йора сразу сообразила, как быть.

Лет семь назад к ним нанялся на зиму работник, конюх Лейк по прозвищу Дудочка. Тростниковую дудочку он всегда носил с собой и так хорошо играл на ней, что даже лошади, наверное, заслушивались. Заслушалась также Фино, жена Ранда Толстого. Не раз и не два она бегала к Лейку в конюшню, пока Ранд однажды не поколотил ее, уверяя, что догадывается, на какой, дескать, дудочке этот проходимец для нее играет. После этого Фино перестала ходить в конюшню. Но Бьярни, Вемунд и Йора, пронырливые, дотошные и любопытные, как все подростки, быстро разнюхали, в чем тут дело. Лейк проделал лаз в дощатой стене, разделявшей конюшню и коровник. Теперь Фино ходила якобы к коровам, но стоило ей отодвинуть пару досок, как открывалось отверстие, достаточно широкое для молодой стройной женщины. Сам Ранд Толстый никогда бы туда не протиснулся. Правда, подозрения его не утихли и однажды он все-таки полез в драку, так что Лейк предпочел убраться из усадьбы, пока дело не дошло до членовредительства. Но лаз, о котором больше никто не знал, остался, и теперь Йора очень кстати о нем вспомнила.