Мухаммад Легенгаузен - Современные вопросы исламской мысли

• Название: Современные вопросы исламской мысли
• Автор: Мухаммад Легенгаузен
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91796-002-9

Книга известного философа Мухаммада Легенгаузена представляет собой яркий образец взаимодействия западной философской и восточной религиозной традиций. Автор разбирает на фоне западной философской традиции, которой он прекрасно владеет, узловые проблемы исламской философско-религиозной мысли, вокруг которых сегодня идет полемика. Автор способствует тому, чтобы эта проблематика, часто остающаяся незатронутой в дискуссиях западных философов между собой, была полнее представлена в мировом интеллектуальном обороте. Книга будет полезна всем, кто интересуется проблемами современной философии, в том числе и ее исламской традицией, а также тем, кто участвует или заинтересован в межконфессиональном диалоге.

---

Диалог между цивилизациями возможен только тогда, когда участники диалога рассматривают собственное тождество и тождество своих цивилизаций в рамках традиций, из которых они появились в истории. Ставимый Макинтайром акцент на традицию наталкивает на догадку, что дискуссия с остальными будет полемической. Мы вступаем в дискуссию с целью проверить собственные взгляды, противопоставляя их взглядам других. Соперники, о которых говорит Макинтайр, – это не чужие цивилизации, а модернисты и постмодернисты западной цивилизации.

Возражения, выдвинутые против Макинтайра Вольфом, сводятся к тому, что прославление традиции является одновременно нереалистичным и вредным. Оно нереалистично, поскольку наши культуры и традиции «не являются едиными целыми и не могут быть превращены в таковые в условиях современных обществ… именно потому, что мы не можем не жить в перекрывающихся и быстро меняющихся общественных пространствах. В современных обществах невозможно придерживаться последовательной системы ценностей. Вместо этого нам следует удовлетвориться следованием базовым принципам (обязательствам).10 Идеал единой целостной традиции, согласно Вольфу, вреден, поскольку он, очевидно, требует «антимодернистской и антиплюралистской социальной революции». Вольф замечает, что такая революция, вне сомнения, не оправдает себя.

Макинтайр, однако, соглашается с Вольфом, что традиции являются гибридными, и открыто отвергает общинную политику, против которой предупреждает Вольф. Вольф полагает, что Макинтайр хочет уничтожить нечистоту и гибридность традиций, чтобы преобразовать их в последовательные системы, исходя из которых могут быть даны моральные и разумные оценки.

«Против Макинтайра, однако, я возражал, что христианский теолог не обязательно захочет избавиться от «гибридности», будучи гораздо более заинтересован в утверждении основных христианских принципов в культурно обусловленных ситуациях, нежели в изобретении последовательных традиций, и, по всей видимости, гибридные традиции окажутся лучше приспособленными, нежели когерентные (последовательные), не только к усвоению этих принципов, но и ко взаимному обогащению».11

Макинтайр, без сомнения, ответил бы, что он не преследует цели уничтожения гибридности в традициях. Действительно, традиция, которой он в наибольшей степени привержен, томистская, является гибридом христианской и аристотелевской мысли, с прослеживаемым сильным влиянием мусульманской мысли. Более того, можно предположить, что Макинтайр стал бы утверждать, что «базовые принципы», которые Вольф рассматривает как сущность христианства, могут означать различные вещи для разных людей, в зависимости от того, на основании какой традиции мысли они их интерпретируют.

Этот спор расширяет наше понимание динамики диалога между цивилизациями из-за важности вопросов гибридности и традиции. Мы не можем понять себя или наши цивилизации без понимания традиций, которые лежат в их сердцевине. Если мы хотим понять других людей или другие цивилизации, мы должны также исследовать их традиции. Это – то, что мы усваиваем из Макинтайра. Вольф, однако, справедливо обращает наше внимание на то, что для того, чтобы понять себя, свои цивилизации, свои традиции и других людей, другие цивилизации и другие традиции, мы должны признать, что никто из них не является «чистым», в том смысле, что он не представляет единую траекторию мысли. Все они являются синтезами различных течений мысли и культуры. Однако, это – не просто хаос. Там прослеживаются основные направления и вторичные влияния. В этом смешении все еще возможно различить характерные черты культур, цивилизаций и традиций. Наши гибридные мысли и поступки выражают себя способами, более или менее типичными для традиции, культуры или цивилизации, но в них вкраплены элементы из других источников. Оглядываясь на наши рассуждения, мы иногда можем распознать шаблоны, по которым участники, представляющие различные цивилизации, используют раскрывающиеся перед ними различия в перспективе, чтобы превзойти самих себя в подлинном диалоге.

Ислам и диалог

Роль ислама в диалоге цивилизаций весьма сложна. Возможно, больше чем в любой другой религии источники ислама, Коран и сунна, обращаются к другим. Обычно к другому обращаются в форме приглашения в ислам, и по разным причинам это может показаться угрозой для стороннего. Тем не менее, приглашение в своей сути может быть понято как поощрение диалога. Мусульманская умма призывает других присоединиться к ней, таким образом, открывая себя трансформации, которую несет включение в нее других народов, образов жизни и мышления. Умма претерпела кардинальные исторические трансформации в результате включения в свой состав неарабских народов. В то же самое время, приглашение призывает и другого к самотрансформации. Если даже другой в конечном итоге отказывается принимать ислам, приглашение закладывает фундаментальную почву для диалога. Но ислам сам по себе – это не цивилизация. Хотя ислам – это религия, актуален вопрос об исламской цивилизации. Прекрасное обсуждение этого вопроса приводится во введении к книге Маршалла Ходжсона The Venture of Islam (Предприятие ислама):

«Я утверждаю, что современные исследователи слишком вольно обращаются со словами «ислам» и «исламский» как в отношении религии, так и общества и культуры, исторически связанных с этой религией. Я понимаю, что невозможно, да и нежелательно, проводить здесь четкую линию, поскольку (и не только в исламе) отделение религии от всей остальной жизни означает частичную ее фальсификацию. Тем не менее, общество и культура, именуемые «исламскими» во втором смысле, совершенно не обязательно являются «исламскими» в первом. Не только группы людей в обо их случаях не всегда одинаково многочисленны (культура не была просто «мусульманской культурой», культурой мусульман) – многое из того, что сделали мусульмане как часть исламской цивилизации можно характеризовать только как неисламское, в первом, религиозном смысле этого слова. Можно говорить об «исламской литературе» или «исламском искусстве», об «исламской философии», даже об «исламском деспотизме», но в такой последовательности каждый все меньше и меньше говорит о том, что выражает ислам как веру».12

Решение, предложенное Ходжсоном, состоит в том, чтобы использовать термин «исламский» говоря о том, что относится [непосредственно] к религии, а «исламизированный» (Islamicate) – для описания общества и культуры, в которых мусульмане и ислам преобладают или социально доминируют в некотором смысле. Определить нечто как исламизированное значит указать не на географическую область его происхождения, а на то, что следует из комплекса социальных отношений, в которых ислам был или является преобладающим, в особенности – когда речь идет о письменных традициях, укорененных в арабском или персидском языке, исторически характерных сообществам мусульманских народов, сообществам, включающим, конечно, и не-мусульман. Так, Маймонид может быть назван исламизированным философом и еврейским философом, но не мусульманским философом.

Высказанные в предыдущих разделах замечания относительно диалога между цивилизациями были сделаны на основе предположения, что среди цивилизаций, которым предписан диалог, есть западная и исламская. Когда мы говорим о диалоге с цивилизацией ислама, мы не говорим об идеальном обществе, предписанном исламом для человечества, но о том, что в действительности развилось среди мусульманских народов. Так что было бы лучше говорить об исламизированной цивилизации, пользуясь терминологией Ходжсона, нежели об исламской цивилизации. Именно через диалог между цивилизациями мусульмане могут надеяться трансформировать современную исламизированную цивилизацию в нечто более похожее на цивилизацию исламскую, инша’ах Аллах.

В заключение, обратим внимание еще на одно наблюдение Ходжсона:

«Коран заверяет мусульман: «Вы стали лучшей общиной, явившейся среди людей, принимающей одобряемое и запрещающей порицаемое, и верующими в Аллаха» (3:110). Искренние люди всерьез воспринимали это пророчество вплоть до попытки изменить ход истории всего мира в соответствии с ним…

Мусульманам еще предстоит воплотить кораническое пророчество в полной мере. Но они постоянно направляют свои надежды и усилия на то, чтобы жить по божески не только как отдельные особи, но и как община.

В каждую эпоху праведные мусульмане вновь утверждали свою веру, в свете новых обстоятельств, возникших в результате неудач и успехов прошлого. Видение никогда не исчезало, предприятие никогда не было оставлено; эти надежды и усилия все еще живы в современном мире. История ислама как веры и культуры, сердцевиной которой он является, получает свое единство и свое уникальное значение из этого видения и этих усилий».13