Наталья Менжунова - Оторвыш

• Название: Оторвыш
• Автор: Наталья Менжунова
• Жанр: Детская проза

Любое путешествие в тысячу миль начинается с первого шага. И ты вполне способен даже на подвиг, хотя, возможно, думаешь о себе, что ты всего лишь… пуговица.

---

Разноцветные Пуговки наперебой затараторили:

– А она у нас влюблена! Влюблена! Влюблена…

– Прекрасно! – бороздя волны блузки, воскликнул Утюг. – О, это даже великолепно! И в кого же?

– В Федечку! В Федечку… – вновь затараторили пуговки. – Он живет в соседнем доме на домашней куртке Федора Михалыча.

– Пардон, – Утюг аккуратно объехал Зеленую Пуговку и вернулся к Розовой:

– Разве любовь – повод для грусти? Это же великолепно! Любовь—река. Нет, любовь – это море, это – океа-ан! Я до сих пор помню горячие волны любви к Жоржетте.

– Это та красивая шляпа с широкими полями? – вынырнула из шелка Зеленая Пуговка.

– Да, да, – охотно отозвался Утюг. – Когда я видел ее, то раскалялся почти добела… Давненько всё было.

– И где она сейчас? – высунула носик Голубая Пуговка.

– Сейчас она несколько старомодна и безвылазно сидит в шкафу. Я возвращаюсь к ней после работы, и мы мило проводим время, вспоминая былые годы.

– А вот нам никогда не быть вместе, – вздохнула Розовая Пуговка.

– Это почему же? – остановился было Утюг, но, спохватившись, поехал дальше.

– Мы – пуговицы. Мы с разной одежды, – ответила Розовая Пуговка.

– Вот если бы вы жили в одном шкафу, то виделись хотя бы иногда, – со знанием дела вымолвила Зеленая Пуговка.

– Почему только иногда? – уточнила Белая Пуговка.

– Да потому! – ответила Зеленая. – Блузку надевают днем, а домашнюю куртку вечером. И это называется – «мимолетные встречи».

– Я и говорю, нам не быть вместе. Для нас это невозможно, – задрожали пухлые губы Розовой Пуговки.

– Кто сказал, что невозможное – невозможно?! – разошелся Утюг. – Если бы мой кумир Петр Первый тоже так думал, он никогда бы не прорубил окно в Европу! У-у-у!!! У! У! Нет такого слова «невозможно»!

На улице уже смеркалось, лил дождь. Алина Семеновна потянулась опустить жалюзи, и разгоряченный Утюг закричал:

– Долой железный занавес! Долой преграды! Улю-лю-ю! Ту-ту-у-у!!! Пф! Пф!

Глава 3. Утомленное сердце

По листьям деревьев монотонно стучали тяжелые дождевые капли, а в кабинете сладко посапывали пуговицы на домашней куртке Федора Михайловича.

Сам Федор Михайлович танцевал на вечеринке в соседнем доме, откуда то и дело доносились обрывки шумного веселья. Ворчуну музыка досаждала, и он забился под рукав. А Свистуну, напротив, спалось сладко: под музыку он еще и подергивал ногой в такт.

Я не оговорился. Именно ногой. Со стороны не заметно, но заявляю со всей ответственностью: все предметы имеют глаза, уши, руки, ноги и даже сердце. Пусть вам не покажется странным, но Пуговицы тоже имеют все перечисленное, только стараются не демонстрировать до поры – до времени. Они прячут свои ручки-ножки за спину, и болтаются себе этакими круглыми дурачками на нитках, выполняя свою работу.

Но однажды наступает момент… Впрочем, что это я постоянно вмешиваюсь в ход повествования? Ведь читатель умен и сообразителен. Хорошо, оставляю вас наедине с историей. Тсс…

Итак, пуговицы на домашней куртке спали.

Не спалось только вихрастому Федечке да портрету знаменитого физика Эйнштейна на стене. Свет уличного фонаря падал на портрет ученого и Федечка ясно видел, как тот показывает ему язык.

– Вам смешно, да? – думал Федечка. – Вы, конечно, хотите спросить, мол, отчего это я с именем влез? А почему нет? Разве я не могу иметь имя? Разве плохо иметь имя? И Федор Михалыч имеет имя, и Алина Семеновна. Я тоже теперь с именем, надо же было неотложно представиться той прелестной Розовой Пуговке.

– Все относительно, уж поверь мне, – лукаво смотрел Эйнштейн на Федечку. – Можешь называть себя хоть Наполеоном, но относительно окружающего мира ты всего лишь пуговица.

– А относительно Розовой Пуговки?

– Пришитая вихрастая пуговица с именем.

– Прекратите! Я больше не желаю это обсуждать.

Федечка забился глубже в мягкую ткань куртки.

Со стороны соседского дома послышались чарующие звуки танго. Они смешивались с ритмом дождя и мягко вливались в комнату.

Федечка знал, как танцуют танго. Он представил себе Алину Семеновну, танцующую с Федором Михайловичем, затем воображение подсказало, что Алина Семеновна сейчас непременно в любимой розовой блузке, а дальше…

Дальше началась мука, потому что Федечку пронзила совершенно ужасная мысль: Розовая Пуговка танцует танго с Пиджачной пуговицей! О-о-о! У Федечки есть соперник! И это было невыносимо. Розовая Пуговка улыбалась удачной шутке его соперника. Ах, если бы Федечка был пуговицей со смокинга или на худой конец с клетчатой рубашки, то он бы не хуже Пиджачной пуговицы смог развеселить барышню!

Очередной взрыв смеха пронзил федечкино сердце насквозь. Федечка заскрипел зубами и перевернулся на другой бок. Но уснуть никак не удавалось. Когда до слуха вновь донеслись звуки музыки, воображени несчастного влюбленного нарисовало страшную картину.

Вот он, Федечка, в смокинге входит в залу, где Розовая Пуговка танцует с Пиджачной Пуговицей. Вот он вынимает из-за пазухи черный блестящий пистолет, стреляет в соперника и тот падает. Розовая Пуговка рыдает над телом Пиджачника. О-о-о, нет, не так. Она должна рыдать над ним, над Федечкой. Ну-ка, еще раз.

Вот он в смокинге входит в залу, где Розовая Пуговка танцует танго с Пиджачной Пуговицей. Он вынимает из-за пазухи черный блестящий пистолет, стреляет в себя и, окровавленный, падает. Розовая

Пуговка рыдает над его телом. Так! Вроде, неплохо получается. Федечке даже понравилось, и он еще раз представил эту сцену.

Вот он, убитый сам собой, падает, пистолет еще дымится, а Розовая Пуговка склоняется над его бездыханным телом и…

– Ха-ха-ха!!!

Взрыв хохота ворвался в комнату сквозь завесу дождя. Вечеринка веселилась. Гости смеялись. Уж, не над ним ли?

– О, нет! – воскликнул Федечка.

От вскрика подпрыгнул всклокоченный Свистун и сонно заморгал:

– Что ты? Ты что? Что ты?

– Боже… Кажется, я сильно влюбился, – прошептал Федечка.

Свистун зевнул, почесал живот и вновь зевнул:

– Да-а-а, такие длинные густые волосы еще поискать. Мне она тоже нравится.

– Кто? – приподнялся Федечка.

– Как кто? Та, что с обложки. А ты о ком?

– Я влюбился в Розовую Пуговку. С блузки.

Свистун присвистнул. Рядом заворочался Ворчун, приподнялся Серьезный, и Свистун закончил привычным: – Кхе-кхе…

Повисла пауза. Затем Свистун сладко потянулся и изрек:

– Угораздило же тебя.

– Угораздило, – обреченно кивнул Федечка.

– А Федечкой зачем назвался? – вступил в разговор Серьезный. – Понятно, что «Пуговица» как-то не звучит при знакомстве с дамой,

только можно было что-то и более звучное придумать.

– Точно, – подхватил Свистун. – Корнелий, скажем. Или Ювеналий.

Красиво, да? Или, на худой конец, Федор Михалыч. А то – Федечка.

– Да, несолидно как-то, – согласился Серьезный. – Пожалуй, и впрямь

влюбился по уши, коли имя невпопад придумал. Итого: влюбленные все до единого на глазах глупеют.

– Выбрось ее из головы,– посоветовал Свистун. – Нам тепло, сухо. Не то, что пуговицам с плаща. Завтра кроссворд разгадаем. Что еще нужно для счастливой жизни?

В комнате вновь установилась томительная тишина. Дождь закончился,

и только редкие капли за окном смачно шлепались в тяжелую траву.

– Тын-б… Тын-б… Тын-б… – отсчитывали капли вязкое время.

– Вот у пуговиц с плаща жизнь суровая,– продолжал Федечка. – Суровая, но настоящая. Мужская жизнь… А мы кто? В чем моя особенность? Мы одинаковы, как две дождевые капли. Ты прав, наша жизнь слишком теплая. И сухая. Чересчур сухая. Разве можно меня полюбить? Такого до скуки сухого с ног до головы. Уж не лучше ли ей танцевать танго с Пиджачной Пуговицей?

У Федечки вновь заныло в груди, он замолчал и посмотрел на Свистуна. Тот сладко спал. Свистун не был влюблен, а потому ничто не могло нарушить его здоровый крепкий сон.

– Тын-б… Тын-б… Тын-б… – размеренно отмеряли капли.

– Все относительно, все относительно, – улыбался глазами портрет Эйнштейна.

Наконец дверь в комнату отворилась, вспыхнул яркий электрический свет. Федор Михайлович небрежно бросил пиджак рядом с домашней курткой и направился в ванную. Рядом с Федечкой оказался веселый парень – черная Пиджачная Пуговица. Глаза у него оживленно блестели, он был в прекрасном расположении духа.

Федечку кольнула ревность, но виду он не подал и, стараясь казаться равнодушным, проронил:

– Ну, и как там было?

– Отпадно! – охотно отозвался Пиджачник. – Я, чуть было, там не остался. Вовремя одумался. Отпадешь, закатишься куда-нибудь в угол, жди потом, когда отыщут. Хорошо, если отыщут, а то пылесосом засосет, и поминай, как звали.

– А такая… красивая очень… там тоже была? – осторожно гнул свое Федечка.