Иосиф Гольман - Похищение Европы

• Название: Похищение Европы
• Автор: Иосиф Гольман
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2013
• ISBN: 5-17-019049-2, 5-9578-0287-5

Иосиф Гольман – президент московской рекламной фирмы, профессор, отец четырех детей, идейный вдохновитель и участник авантюр и путешествий. В свободное от работы, детей и авантюр время пишет серьезные книги по рекламе, которым обычно присваивается гриф `учебное пособие`. Остросюжетным же романам Иосифа Гольмана никогда не присвоят гриф `учебное пособие`.

---

– Какой же? – Честно говоря, конец той истории проскочил мимо моего внимания.

– Я поставил бутылки на мой рабочий стол, взял у жены дешевую китайскую «мыльницу» и в лоб щелкнул. С чудовищными, как ты понимаешь, бликами. И соответствующей цветопередачей. И знаешь, что сказал ваш босс?

– Догадываюсь, – пробормотала я, припомнив, что на рекламных календариках и впрямь виднелась поверхность какого-то письменного стола.

– Он сказал: «Умеете ведь, когда хотите!» И дал нам бонус, двадцать процентов от цены.

* * *

И впрямь смешная история. Хотя рекламисты – в натуре гады: на наши деньги работают и над нами же потом смеются! Ефим Аркадьевич Береславский – еще не из худших рекламных гадов, веселый и не слишком жадный. И потом, он симпатизирует Агурееву, что также нас сближает. Коля, кстати, тоже говорит про Береславского только хорошее. А здесь, на корабле, они вообще скорешились.

– Так что образовывай своего босса, Дашенька, – словно услышав мои мысли, подытожил Ефим. – Бери процесс в свои руки.

* * *

И тут случился конфуз. Я приняла сказанное слишком близко к сердцу и разревелась. Дальше – хуже: доложила языкастому рекламисту про свою безответную любовь. Даже про свое сидение в девках сказала, так вдруг захотелось хоть кому-нибудь излить душу.

– Ох как все запущено! – своеобразно пожалел меня Береславский. И дал рецепт выхода из неприятного положения. Проверенный, как он сказал, временем. – Ты либо его соблазни, либо инвертируй ситуацию.

– Как это? – С первым было понятно, хотя и почти безнадежно, а вот с инвертированием ситуации я сразу не разобралась.

– Слышала про переход количества в качество?

– Ну, – неопределенно ответила Даша Лесная. То есть я.

– Если моя любовь к какой-то девушке была безответной, – объяснил он, – меня утешала любовь десяти других.

И тут же спохватился:

– Только, боюсь, для порядочной девушки это не вполне пригодный метод.

– Не вполне, – согласилась я. Но именно в тот момент – разговор был вчера вечером – окончательно решила провести – может, и в самом деле поможет? – свою сегодняшнюю утреннюю акцию с Кефиром. Как выяснилось, не помогло…

* * *

Тем временем наш пароход почти вышел из фиордов и волны стали весьма ощутимыми. Даже корабль на них пританцовывал, что уж говорить про вышеупомянутый лоцманский катерок? А между тем лоцман, сделав свое дело, должен был вот-вот нас покинуть.

– Как же он перелезет на такой качке? – усомнилась я.

– Это еще не качка, – успокоил Береславский. – Вот когда ужин наружу запросится – это будет качка.

И действительно, лоцман – здоровый мужик лет тридцати пяти – ловко спрыгнул с последней ступеньки трапа прямо на ходящую ходуном палубу катерка. Но операция пересадки на этом не закончилась: на катере стояла еще одна фигура, явно желающая поймать момент, когда катерок поднимется, а трап – опустится, чтобы перескочить на наш корабль.

– Может, кто из наших туристов отстал? – предположил Ефим.

Но я уже знала, что это не отставший турист. Прожекторный луч скользнул по стройной фигурке и вспыхнул пламенем на копне рыжих волос, открытой соскочившим капюшоном.

– Вот гадина, – подумала я. – Даже сюда прилетела.

Оказалось – не подумала, а сказала.

– Почему – гадина? – не понял мой собеседник. – И почему – прилетела? Она же на катере!

– Потому что ведьмы должны летать, а не плавать, – объяснила я. – Это Ева, жена Агуреева. Как я ее ненавижу, прости меня, Господи!

Точеная фигурка выбрала удачный момент и, подстрахованная матросом с катера, схватилась за леера трапа. Все. Через три минуты она будет на борту. А еще через пару часов – в каюте с Агуреевым. Даже представить тошно, чем они там станут заниматься.

– И ведь не сделаешь ничего! – снова вслух высказалась я.

– Может, трап подпилить? – предложил добрый рекламист. – Или кока-колой упоить. Насмерть.

– Да ну вас, – не обижаясь, сказала я. Конечно, Береславский моих мук не поймет, но все равно с ним легче. – Давайте после ужина еще часок здесь посидим?

– С удовольствием, – согласился он.

* * *

А о том ужине и писать неохота. Агуреев устроил мне настоящую пытку, приказав объединить всю нашу компашку и его охранников за одним столом: Береславский, Ева, Алеха с Мусой, я и сам Николай.

Ева пришла последней, когда мы уже сидели. Да, вошла эффектно: все сразу на нее уставились. Фигурка – как у фотомодели, только что не каланча. Одежка – ярко-красная с черным декором – соответственная: все облегается и подчеркивается. То, что я сегодня утром, предварительно раздевшись, наблюдала в зеркале, здесь можно было читать через ткань.

Снизу – дорогие тончайшие черные чулки и очень-очень дорогие черно-красные туфли. Сверху – фирменный рыжий костер.

Бедный рекламист чуть глаза не просмотрел, облизываясь. Влюбил бы в себя эту дуру! Да нет, что я говорю: она на такого не клюнет – не миллионер, как Агуреев, не общественный деятель, как ее предпоследний муж. И даже не чемпион мира по какой-то борьбе, как первый ее избранник. Сам же Агуреев про это и рассказал. Вот ведь дурень: неужели не ясно, что эта курица подбирает себе мужей не по великой любви?

Ева представилась и грациозно – ничего не скажешь, я бы так не смогла – села на свое место.

– У нас был форум в Тромсе, – сказала она. – Потом помчалась в Осло, но вас там не обнаружила.

– Перенесли место стоянки, – сказал Агуреев. – Мы и в Хельсинки не заходили. Тебе же и звонили, и мэйл послали.

– Мой сотовый накрылся, а почту я долго не проверяла. Да и не ожидала, что не встречу вас в Норвегии. Когда узнала – махнула в Стокгольм. А вы уже уплыли. Пришлось догонять.

– Надо же – морское рандеву! – восторгался рекламист, с восхищением пялясь на безупречную и надлежащим образом открытую грудь Евы. – Как вам удалось их уговорить? Ведь почти шторм!

* * *

Вот же предатель! У-сю-сю! Неужели он не видит, что эта грудь изваяна не папой с мамой – как, например, у меня, – а хирургическим скальпелем и продукцией химзавода!

* * *

– У нас хорошие отношения с их профсоюзом, – улыбнувшись, спокойно ответила Ева.

– С кем? – удивился Береславский, наверное, не знавший, что у чертей есть свой профсоюз.

– С профсоюзом лоцманов, – объяснила та. – Они поддерживают наши экологические акции. Так что я многих из них знаю.

– Она у меня – политический деятель, – влез в беседу Агуреев и обнял своей толстой лапой – меня чуть не вывернуло! – ее точеные – дорогими массажистами – плечики.

– Ну, это не совсем так, – заскромничала Ева.

– И хорошо, – влез рекламист, до этого активно поглощавший бутерброд с черной икрой. Он уже успел с Агуреевым как следует поддать и сейчас предусмотрительно закусывал. – А то я терпеть не могу политиков.

– Здесь мы с вами сходимся, – нежно улыбнулась та. – Мы, антиглобалисты, тоже их не любим.

– Терпеть не могу антиглобалистов, – радостно сообщил Береславский, у которого, видно, ввиду объема выпитого уже наступил час правды. – Такие же жулики, только более скрытные.

Евино личико скривилось, как лимона попробовала. Так ее, Ефим Аркадьич! Наш человек!

– Если не бороться с глобализмом, то скоро вы будете жить в одной большой общей тюрьме, разве что без решеток. Так что без маленькой революции здесь не обойтись.

– После революции мы точно будем в одной большой тюрьме, – подумав, сказал Береславский. – Причем с решетками. Опыт имеется. И кстати, маленьких революций не бывает.

– Нельзя все отрицать с ходу! – завелась Ева. – Вон вы Кастро чуть не фашистом изображаете.

– Я Кастро не изображаю, – обиделся рекламист. – Он меня не вдохновляет. (Правду сказал. Его больше официантки вдохновляют.)

– А между тем у них там минимальная детская смертность! И детей неграмотных нет. И беспризорных. Не то что в нашей свободной России, где на любом вокзале можно снять малолетнюю проститутку! – Ева завелась всерьез. Но и Береславский не собирался сдаваться.

– Я не против призрения слабых и немощных, – объяснил он. – Я против практики затаскивания жесткой рукой куда угодно – даже в счастье. А ваш Кастро – типичный карманный диктатор, чья карманная империя лопнет сразу после его смерти.

– Диктатура может быть разумной, – стояла на своем девушка.

– Зато она не может быть исторически долгой, – сказал Ефим. – Диктатура – это снижение энтропии, а энтропия, как известно, всегда стремится к росту. А значит – к свободе.

Ева не знала, что такое «энтропия». Даже лобик свой узкий сморщила.

– Значит, вам нравится, что кучка людей диктует всему миру? Что кто-то имеет яхты и особняки по всему свету, а кто-то умирает с голоду? Ведь вся Африка голодает! На форуме показывали фильм – смотреть страшно, – сердито сказала она. (Меня больше всего удивляет, что она действительно ко всему этому серьезно относится. Ей бы лет сто назад родиться!)