Виктор Брусницин - Вечный двигатель

• Название: Вечный двигатель
• Автор: Виктор Брусницин
• Жанр: Детектив

Интрига романа обусловлена существованием некой сабли – находится в простой уральской семье: три взрослых брата и матушка – с неразборчивой надписью и преданием. В надписи присутствует слово Орфиреус, псевдоним Бесслера, исторического лица, с которым связаны попытки создания Вечного двигателя. Каждая глава во многом несет отдельную историю с приметами времени и места. Перипетии разнообразны: Бесслер, Петр первый и розенкрейцеры; начало прошлого века; барбудос, лилипуты, советские люди и наши современники. Урал, Болгария, Австрия, Германия, Америка. Витиеватые судьбы братьев: измены и дружба, загадочные личности, забавные и мрачные приключения. Любовь, разумеется, что еще может быть Вечным.

---

Девушка, с улыбкой осматривая паспорт, стрекоча попутно компьютером и постреливая глазами на обаятельного господина, благоволила:

– Замысловато – стало быть, спорно.

– Да как же без сомнения – не сомневайся, так и проскользнет всякое мимо. Непременно подержать нужно.

– Однако слова у вас недалеко расположены.

– Имеется такое. Да чем же еще умащиваться? Слова – и засада великая, спрятаться дают, и заговор всякого рода делают порой самым гипнотическим методом. Наконец, молчание к работе располагает, а это уж очень несимпатично, ибо человек – фабрикация свободная, значит, возьмите Сартра, пустая.

Существовали еще мелкие приятные фразы, росчерки. Обаяка завершал:

– Ну что (паспорт исчез в груди – белели зубы), мои посещения приобретают многажды славную подоплеку. Стало быть, Таня, если позволите… – Ногтем чуть тронул табличку с именем девушки. – И кланяюсь Зое Антоновне, коли увидите. Благ вам!

Другой день, тот же банк, нервозная суетня персонала. Пожилой мужчина в громоздких очках с негодованием произносил нашей новенькой:

– Вы что, не понимаете? Это же подсудное дело! Десять тысяч долларов вместо тысячи, это же! Куда вы смотрели!

Женщина пребывала в ужасе: очки сбились, глаза и нос распухли, руки не находили места, из горла падали невразумительные хныкающие звуки. Мужчина сурово теребил бумаги, тухло скрипел: «Я отказываюсь понять… нет, ну цирк». Тыкал в компьютер: «Вот же поступление на его имя – тысяча двести долларов…» С сердцем швырнул бумаги на стол, обреченно уронил:

– Будем вызывать органы, я не вижу выхода.

Следуя недавнему отступлению о разностороннем, окунемся теперь в новое помещение. Просторная, щедро и вместе умеренно обставленная комната, ухоженная и притом сугубо мужская: оставленные в разных местах книги, на кресле наскоро брошенный свитер, ежикастая пепельница. На бюро три-четыре порядочно тронутые бутыли дорогого спиртного, преимущественно хорошоградусного. По стенам лазал наш заяц. Присутствовали Обаяка и пикантная дама подле тридцати: брючный костюм а ля «самое-что-ни-на-есть», фурнитура отменного вкуса, безупречный макияж. Она стояла на фоне окна – в Блоковском ракурсе – разумеется, одна рука была небрежно уведена в карман, естественно, нога перекрещивала другую, безусловно, прядь волос удерживалась на плече, завидуя вольному падению остальных. Вне всякого сомнения, плутал легкий дым сигареты, обосновывая прильнувшую к окну живопись дня.

Обаяка уютно развалился в углу дивана. Разглядывал игру резьбы добротного стакана, затеянную отсветами интимной бурой жидкости. В посудинку и витийствовал:

– Плесень, Инночка. Жизнь должна бродить, и продукты гниения неизбежны. Кто-то очищает от плесени, а иные, претендующие на вкус, таковую используют… А что такое вкус?.. (Глоток, смакование.) Вот виски. Поднеси землячку ее инкогнито, и подавляющий угадает сивуху… Поведаю казус. Мне этак двадцать с коротким, иду туристом на пароходе по Волге. Употребляли в те времена исключительно жигулевское… Гуляем это мы с приятелем по городу и натыкаемся на заведение, где дают чешский «Праздрой» – дефицит отчаянный. Берем, стало быть, несколько бутылок и возвращаемся… Остальная наша компания с экскурсией отлучилась и приговорили мы прелесть единолично. А к вечеру соорудили штуку: слили в чудесные бутыли – там и этикетка, и формы – обыкновенный жигулевич, и тащим сия на вечерние посиделки… Угощаем, значит. Причастил народ продукт, нахваливает – нет, дескать, далеко нашим… Тут же и родимое жигулевское за общим столом. Вот и подпускаю – что-то не могу различить… Брось ты, пеняют мне – нашел сравнение. Приятель, заметь, намеренно остальным поддакивает. Короче устроили мы дегустацию и оставили меня единодушно в презрении. Мало этого, мы уж секрет разоблачили. Шиш, так и не сдвинули народ… – Мужчина аккуратно покашлял и произнес с прононсом: – Какой-нибудь маршан де вэн, либо турнедо кордон руж!.. – Резко опал. – Слюна ползет. А в исподнем – шмат мяса.

– Я поняла отсюда, что жульничать ты рано приспособился, – подала голос женщина.

Были глоток в ответ и комментарий:

– Славно однако… – Рацея продлилась: – При всем этом вкусовые букеты вещь не слабая. Немудрено, еда – первое, что человеку досталось. А если вдуматься, какой порой мерзостный атрибут мы жрем. «Когда б вы знали, из какого сора…» Взгляни, имеются семь цветов спектра, семь нот – большинство сенсорных ощущений поддаются ритму. И только вкусовые не удается пленить. Отсюда я делаю заключение – хаванина суть высшая гармония… Итак, человек претенциозен и примитивен, напыщен и жалок. Лжа – квинтэссенция гомункулуса, а жизнь – пробирка, где осуществляется данный тест. Деять кривду и подвергаться оной – тождество и достоинство человека.

Обаяка встал. Вроде бы флегматичные движения по комнате, но просматривался нерв: стакан ставил, брал обратно.

– Собственно, Инночка, я вот к чему – ты здесь около часа и произнесла только пару фраз. Как говорят, не молчи на меня так.

– Если ты о достоинствах потенциальной супруги, то не рассчитывай.

– На достоинства или супружество? (Дама взглянула через плечо – с укоризной и одновременно просьбой.) Усек, не будем опошлять отношения… Итак, все прошло замечательно. Однако риск слишком велик. Гипноз – штука деликатная и здесь необходима полная сосредоточенность. Служащую в любую минуту могут позвать, еще как-то отвлечь. И потом, каждый раз иметь новый паспорт – хлопотно. Наконец, нельзя перебарщивать с суммами. Надо придумать что-либо менее уязвимое. В общем, эти мизеры – как-то недостойны выделки.

Инна развернулась, осела на подоконник. Открылся фас – не сказать красавица, но очень прилично:

– Есть одно дельце. Твои психотерапевтические навыки смогут поработать.

– Выкладывай.

Инна монотонно, по-деловому осведомила:

– Имеется заинтересованный гражданин, его очень занимает одна вещь. Готов заплатить солидные деньги. Вещь находится в некой семье, и заполучить ее непросто – собственно, я знаю эту семью, имела к ней далекое отношение. Однако непосредственно действовать не могу, здесь как раз нужен ты. – Инна погасила сигарету, в тон закралась живинка: – Сережа, я, возможно, уеду, когда это закончим.

А нынче пусть день будет тусклым… Рядил дождь, лоснились асфальт и окна, перемещались под парусами зонтов озабоченные люди, дистрофичная собака в свалявшейся шерсти подле фонаря растерянно оглядывала мир, не понимая как жить дальше, – минор. Все это за окнами чревоугодного заведения. Внутри существовали малочисленные посетители, пианист выводил в углу непритязательные мелодии (как пригож инструмент в такую погоду). Присутствовали наши Инна с Сергеем и некий иностранец (облик уже указывал) – пухленький гражданин сходного с гипнотизером возраста, вполне свободно, пусть с легким акцентом и редкими ошибками, общавшийся на русском. Он улыбчиво глядел на Сергея.

– Мэ с Эной родственники. М-м… свояченыца? – спрашивал взглядом у Инны, снова крутился к Сергею. – Я женат на ее сестре.

– Как мало я о тебе знаю, – кинул Сергей Инне.

– Это и лучше.

– Для кого? – скользнуло недовольство Сергея.

Инна обратилась к иностранцу, в этом содержалось сдержанное раздражение на соотечественника:

– Кстати, позже напомни – ей хотела кое-что послать мама, нужно будет связаться. – Голос умеренно взмыл: – Дитер! Все-таки отчего Таня так редко бывает на родине? Сдавайся, твои происки!

– Отнют, она… м-м… как это… шибко работает… Впротчем, видэтесь ви часто. Кстати, что там с твоей визой, проволочки сняты? Ми поедэм вместе?

Сергей кисло напомнил о присутствии:

– Куда, если не секрет?

Дитер охотно пояснил:

– Разве Эна не говорила? Ми живом в Австрии. Я понимаю так, что информация обо мне Эна вас не посватила. Мой отэц – русский. Вэрнее помесь с молдованин. Моя фамилия производный – Деордиц… В конце сороковьих годы отэц убещал – там бэли сложни обстоятэльства. Его жизнь стала проиграна… – Помолчал. – Я его редко вижусь.

Сергей вскинул глаза:

– Ваш батюшка игрок?

Дитер неохотно довел до сведения:

– Отнют. Он бэл охранник – ему угрожали зэки… Я не могу сказать определенно – отец не любит это вспоминать. Кстати, тут Екатеринбург жил мой дадья – тэперь он умер. Словом, я родился уже в Вэнэ. Здесь, однако, нахожусь часто – по бэзнес.

Сергей проворчал:

– Бэзнес это вещь, – впрочем, набрал улыбку. – И какого рода? – Стрельнул к Инне: – Думается, такое любопытство в порядке вещей?

– Женского рода, – пытался шутить, обозначив это хихиканьем, Дитер. – Мануфактура, так говорили прежде. Я очень лэблю это слово.