Георгий Каюров - По ту сторону (сборник)

• Название: По ту сторону (сборник)
• Автор: Георгий Каюров
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013

Очередной сборник «По ту сторону» члена Союза писателей России Георгия Каюрова состоит из небольших повестей и рассказов.

Сборник не оставит читателя равнодушным так как он прочитывается на одном дыхании, ведь сюжеты Георгия Каюрова взяты из современной жизни, а его герои – это люди, живущие в наше время, среди нас. Иногда они попадают в сложные жизненные ситуации, требующие от них непростого выбора. Не всегда эти люди вызывают восхищение и уважение. Автор признаёт и принимает «сложность жизни» в её полноте, поэтому в его задачу не входит изображение идеальных героев или абсолютных злодеев.

Следуя высоким традициям русской литературы, Георгий Каюров проживает жизнь своих персонажей вместе с ними, и в его произведениях явственно видно, что тот или иной поворот сюжета является для автора неожиданным открытием, поражающим его так же, как и читателя.

Не удивляйтесь, если какой-то из рассказов словно «пригвоздит» вас. Это признак настоящего творчества – когда автор, начиная произведение, не знает, что произойдёт с его героем в следующий момент, и чем вообще всё закончится, поэтому натягивает сюжетную линию, как тетиву….

---

Неожиданно подалась входная дверь. Кто-то из наших шарахнулся, и вся толпа как по мановению всевышнего ринулась вслед – подальше удрать. Оказалось, это вышел из здания ректор. По бегущим пробежало «ректор-ректор-ректор». И снова, как по чьему-то приказу, мы останавливаемся и замираем в ожидании чего-то ужасного. И это что-то не заставляет себя долго ждать, потому что толпа не поступивших живёт по своим правилам. Она жаждет чуда любой ценою! Из толпы изгоев на весь двор раздаётся протяжный вопль. Вопящий вырывается из кучи, кидается ректору в ноги и начинает ползать по земле, облизывая его пыльные туфли, обслюнявливая дорогой хром. Отроки, опоздавшие предпринять столь радикальный метод, заливаются слезами. Один из них не выдерживает, опускается на колени и, причитая, как молитву начинает рассказывать свой тяжёлый путь прихода к Богу:

– Святой отец, пожалей. Все посты соблюл. Паломничество совершил. Дважды совершил. Денно и нощно простаивал у иконы Божьей матери. Как же так, батюшка? Отец родной, не остави! – с последними словами отрок бросился оземь и с такой силой ударился лбом о мраморные плиты, что мне показалось – убьётся. Но он с еще большей прытью подполз и обхватил другую ногу ректора. Ректор же, не глядя вниз, с трудом высвободил ногу одну, затем другую и направился прочь. Я заметил, его больше волновало, чтобы не выпачкали рясу, потому что он приподнял её полы и так и ушёл с приподнятыми.

Я старался не смотреть, но и не мог оторвать взгляда. Противно было видеть, до какой степени человек может опуститься в собственном самоуничижении и как при этом может окончательно потерять человеческое достоинство. Меня охватил ужас от осознания того, что это могла быть и моя участь. Наверное! Я обвёл взглядом однокашников. Все отроки реагировали на подобные сцены по-разному, но всех объединяла высокомерно-брезгливая складка на лице. Удивительно, но эта складка у каждого пролегала на своём месте. У кого-то под носом, у кого-то под нижней губой или на губах, а у кого-то на лбе или на щеках. Но она была! Я грозно взглянул на Виктора, и тот мгновенно изменился в лице, краснея. От моего взгляда его складка, которая едва намечалась под носом, исчезла, и мой товарищ виновато потупил глаза. Только Семён рассеянно взирал на происходящее и, встретившись со мною взглядом, зевнул и успокоительно махнул рукой: «Не бери в голову», – красноречив был его жест. В это время наша толпа дрогнула, потому что стоящий на коленях перед ректором развернулся и так же на коленях пополз в нашу сторону.

– Братцы! Уступите место мне! – взывал рыдающий отрок, то и дело ударяясь лбом об землю.

Пятясь, мы с места ломанули в общежитие и едва не снесли двери, пытаясь протиснуться по нескольку человек одновременно.

Зрелище, невольным свидетелем которого я стал, произвело на меня угнетающее впечатление. Семён старался шутить на разные отвлечённые темы. Я отмалчивался и всё-таки не выдержал:

– Скажи правду, Семён, тебя это не тронуло?

– Что – это, Егор?

– Ну, вот там, – смешался от вопроса я. – Ну, ректор, эти… – я не знал, как всё это назвать, и совсем запутался.

– Видишь, и для тебя они – эти, – спокойно парировал Семен. – Оставь. Ты слишком впечатлительный. Учись управлять своим внутренним состоянием и владеть своим внутренним миром.

Трезвостью и прагматизмом мышления Семён превзошёл все ожидания. Надо же! – распалялся я в гневе. Какой здоровый цинизм! Этот толстяк-увалень, поповский баловень, недоросль, дезертир оказался рассудительным, с внутренним стержнем, и умно мыслящим. Умный умом, который мне ещё предстояло понять, коего достичь и, может быть, позаимствовать. Сегодня я Семеном побеждён и осмеян. Я чувствовал себя униженным. Мне больше не хотелось разговаривать. Решил – завтра же попрошусь переселить меня в другую комнату. Вспомнил о Викторе и о том, что забыл поинтересоваться, зачем инспектор его остановил и о чём они разговаривали. После того утра ни разу не видел Виктора. Надо будет с кем-то поменяться из его комнаты, решил я. Тем более, мы с Виктором сразу хотели поселиться вместе.

Продолжение дня потекло скучно и сонно. Оба отлёживались на кроватях, занимаясь личными делами – я читал, Семён дрых. Я сторонился Семёна и старался не смотреть в его сторону. Так же молча мы вышли и отправились на собрание по подведению итогов вступительных экзаменов. Опять актовый зал, но на этот раз встречали нас только отец Михаил и инспектор. Собрание выглядело формальностью, но необходимой и началось с молитвы. Опять говорил только отец Михаил, инспектор всё время что-то писал и всё так же не глядел в зал. Нам зачитали списки поступивших и списки распределения по классам. Мы с Семёнов попали в один класс, а Виктор – в параллельный. На собрании я встретил того паренька, который на медкомиссии выкрикнул о вони Плогия. Думалось, толстяк его съест, и паренёк завалится на чём-то, но нет, вот он сидел рядом со мною. Я обратился к нему познакомиться.

– Здорово ты его, – не нашёл я ничего лучшего для предлога.

– Что? – не понял меня паренёк.

– Ну, тогда на медкомиссии.

– А-а, – почесав затылок, паренёк опять покраснел, улыбаясь. – Батя мне тогда надавал пенделей.

– Что, толстяк нажаловался?

– Да… Они же с моим батей вместе эту семинарию заканчивали.

Мне стало ясно, почему Плогий не покусился на обидчика. Мы познакомились. Паренька звали Алексей Разумовский, и ему едва исполнилось семнадцать лет. Алексей рассказал, что он из потомственной семьи священников. Прапрадед, прадед, дед, отец – все были священниками. В семье отца рождались только девочки, он родился шестым и на радость батьке – сын. Теперь его черёд стать священником, хотя он хотел поступать в мединститут.

– Батя говорил, что от Плогия всегда воняло. Они его за это частенько бивали, – Алексей с охотой делился тайнами семейства. – Так батя, хоть и поддал мне за Плогия, но Плогию сказал, что если я не поступлю, то он напомнит ему горячие дни шальной молодости, – с этими словами Алексей посмотрел на меня победителем.

– Ты в какой класс попал? – спросил я.

– В «б».

– Я в «а».

– Жаль, – с сожалением сказал Алексей. – Уже познакомились.

– В твоём классе будет учиться Виктор, вон, видишь, сидит с бледным лицом прямо перед нами на первом ряду, – я показал на Виктора. – Такой парень, – и подкрепил слова, подняв большой палец. – Правда, очень суеверный.

– Так ему и учиться незачем, – парировал Алексей, и глаза его мгновенно зажглись бесинкой.

Меня развеселила такая тонкая лукавость моего нового знакомого. Видно было, что Алексей – свой парень. Я приписал его к будущим товарищам. В вере не по возрасту выбирают товарищей, а по убеждениям.

Собрание закончилось поздно. Если бы не прибежал дежурный по столовой, наверное, продолжалось еще пару часов. Дежурный сообщил, что поварам пора уходить домой, и отец Михаил быстренько свернул затянувшееся мероприятие. Молитву мы читали на ходу.

Перед сном Семён подошёл ко мне и, протянув руку, улыбнулся:

– Ладно, извини.

Я не стал принимать его рукопожатия, не собираясь мириться так запросто, хотя Семён был мне чем-то симпатичен и в глубинах души я был с ним за одно, но я ещё не мог себе ответить окончательно.

– Хорошо, – не сдавался Семён. – Давай завтра пойдём и вместе откажемся от поступления в пользу тех двоих.

Семён опять ударил в самую десятку, и я опять проиграл. Да, он был циничнее меня, это следовало признать безоговорочно, но и честнее. Я не мог не отдавать себе в этом отчет и поэтому помягчел, сдаваясь. Семён оказался ещё и прозорливее. Он почувствовал изменения в моём настроении и опять протянул руку.

– Не сердись. Мы могли оказаться на их месте, – Семён как-то по-стариковски вздохнул и, довольный примирением, нырнул под одеяло. – Давай спать. Утро вечера мудренее.

Сложно было не согласиться с ним. И в этот раз я принял предложение моего соседа по комнате и, скорее всего, товарища по учёбе, без ощущения душевных терзаний и воспаления самолюбия. Моё приживание в семинарии продолжалось.

Итак, наступил тот день, когда нас, полноправных семинаристов, разбудил колокол к заутренней молитве. Дьячок бегал по комнатам и поторапливал отроков. В церковь идти было недалеко, но следовало поторапливаться. Нехорошо начинать обучение с опозданий. После ночи, проведённой в душной закупоренной келье, спешить не хотелось, но следовало, и даже лёгкие, осознавая это, жадно хватали прохладный воздух. И всё равно тихая радость переполняла моё сердце. Я проникался в это божественное утро торжественным настроением. Белоснежный собор, словно беззубой пастью, поглощал входивших. Тишина и таинственный сумрак, в котором холодно мерцали лампадки, зажжённые перед киотами особо чтимых святых и божьих угодников, – всё это постоянные обитатели церкви. Посреди левого притвора на большом позолоченном подсвечнике потрескивали, бросая ввысь языки пламени, несколько сальных свечей для чтеца, который, приготовившись, стоял с часословом в руках. На утреннюю молитву собрались все воспитанники – от новичков до старшеклассников и много новых людей; как потом выяснилось, это пришли все преподаватели семинарии и обслуживающий персонал. Служил сам ректор митрополит Владимир, помогал ему отец Михаил. Молитву прервали только раз, для того чтобы дьячок зачитал список вновь зачисленных, нуждающихся в особом благословлении. Кончили службу, и митрополит Владимир выступил вперёд уже начальником. Ректор благословил нас на избранном пути и напутствовал всех на грядущий учебный год. Сердце у меня, торжествуя, вырывалось из груди. Я зачислен в первый класс семинарии! От переполнявшей меня радости я толкнул Виктора, но тот зло отмахнулся. Мне стало обидно за товарища и за однокашников, на лицах которых я не видел радости, а только еще сильнее хмарилась важность и напыщенность. Так хотелось отвесить хорошего леща или выдать добротного тумака каждому юному «батюшке». Но что поделаешь. Надо привыкать ко всему, поскольку я вступал на стезю, по которой ходят человеческая подлость, алчность, зависть и еще много пороков, за которые с той стороны ограды семинарии пришлось бы платить высокой ценой. Здесь же… Путь извилист.