Марина Аромштам - Жена декабриста

• Название: Жена декабриста
• Автор: Марина Аромштам
• Жанр: Русское современное
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-904561-40-6

Что мы знаем о "временах застоя"? "Все! Это было совсем недавно" – скажут те, чья юность пришлась на те годы. "Ну, это было… Это было довольно давно. Тогда еще существовал Советский Союз", – скажут те, кто родился на излете восьмидесятых, накануне исчезновения этого самого Союза. Но и для тех, и для других книга Марины Аромштам "Жена декабриста" может оказаться откровением. Это попытка осмыслить себя и свое поколение (то, что впоследствии участвовало в перестройке и событиях 90-х), глядя в зеркало женской реальности.

---

– Пять лет назад. В сорок третьем. Вот похоронка.

Похоронка пришла на чужое имя – ведь во время войны бабушка уже не была дедушкиной женой. Бумагу принесла Маня, двоюродная дедушкина сестра.

– Вера! Давид тебя любил. Оставь это себе.

Тот, что был главным, хмуро взял похоронку и стал читать.

«…рядовой … погиб в сражении под городом Орел при обороне деревни … Похоронен…»

– Эй, прикрепи к делу. – Он сунул бумажку другому, развернулся и направился к выходу, бормоча сквозь зубы: – Жиды чертовы. Умер он!

Остальные двинулись следом. Кто-то мимоходом пнул ногой стул. Бабушка – все так же медленно – подняла его и села. А потом, глядя мимо мамы пустыми глазами, сказала:

– Где бы мы были, останься он жив? Он умер – и это лучшее, что он мог для нас сделать.

Глава 3

– Предала! Предала! Предала!

Я знаю: маме больно это слышать, – и получаю злое удовольствие.

Разговоры о бабушке – это моя подростковая месть. В данный момент – за то, что мама не пустила меня в бассейн. Все девчонки поехали, а я – нет. Нельзя плавать в бассейне просто так. Бассейн без тренерских групп – опасное место. Там могут облапать.

Она никуда меня не пускает: боится, что я потеряю невинность. Она все время учит меня, как надо себя вести. Как должна вести себя девушка.

И я думаю – с обидой и раздражением: у нее устаревшие взгляды на жизнь.

Разве она может меня учить?

Она даже не сумела удержать рядом с собой отца.

* * *

Я помню, как уходил отец – не глядя на маму, деловито, без видимой спешки, аккуратно укладывал вещи в рюкзак: на дно – тяжелое, в карман – ложку с миской. Так, чтобы не гремели.

Мама позвала нас с Витькой обедать, а отец все собирался. Она сказала:

– Может, поешь?

– Некогда.

Куда он торопился? Потом заглянул в кухню, кивнул – непонятно кому:

– Все. Пока. Напишу.

И ушел.

Мне было тогда пять лет. Но я это помню.

* * *

Я вообще хорошо его помню.

Такой большой, веселый, весь в снегу.

Наш дом стоял в овраге. Зимой склоны оврагов превращались в настоящие высокие крутые горки – с ледяными накатами и трамплинами.

Иногда по выходным отец гулял со мной и братом. Он обожал кататься на санках. И всегда выбирал санки без спинки.

– Эй, команда! Налетай! – кричит он, плюхаясь животом на сиденье.

Мы с восторгом устраиваемся на его огромной спине.

– Ну, поехали! – отец объявляет о старте с веселой угрозой и начинает отталкиваться руками, направляя санки к обрыву. Мы тихонько поскуливаем от удовольствия, вцепляясь в его куртку, и пытаемся усесться понадежнее. Санки, достигнув критической точки, вздрагивают и ныряют носом вниз, с каждой минутой разгоняясь все больше. Отец ловко направляет их движение, отталкиваясь то руками, то ногами. Мы уже верещим в голос, и отец, заставив санки подпрыгнуть на трамплине, наконец сбрасывает нас в снег. А сам мчится дальше, совершая немыслимые виражи вокруг одиноких берез и продлевая санный путь до рекордной отметки – к восхищению окружающей публики.

Потом мы вваливаемся домой, мокрые, с ног до головы облепленные снегом.

– Это что за три поросенка явились? – с притворным недовольством спрашивает мама. – Нет, два поросенка и белый медведь! Вот я сейчас вас веником!

Она начинает обметать с нас снег, мы увертываемся, а отец под сурдинку норовит сунуть ей за шиворот заготовленный снежок.

– Ой! – взвизгивает мама. – Вот я тебе задам! – и шлепает веником по его плечам и спине. Он легко и весело уклоняется, потом вдруг, ловко перехватив ее руку, прижимает к себе и целует.

А мы кричим:

– Папа! Расскажи, как мама русалкой была. Как ты ее из реки вытащил!

– Как-как? Смотрю – русалка в реке плавает! Ничья. Нырнул, за хвост уцепил, вытащил и высушил. А потом обогрел и обласкал!

Мать при этом всегда заливалась краской.

* * *

Я представляю, как это было. Как бабушка говорит маме:

– В поход? Ты с ума сошла! Ты хоть понимаешь, что это такое – спать на сырой земле? Хочешь застудить почки? И как ты будешь подмываться в лесу, ты подумала?

Но мама не слушает. Она мечтает сбежать, давно мечтает сбежать от бабушки. От ее вечного крика и поучений. Куда-нибудь, хотя бы на время, где ничего этого не будет, а будут деревья, много воздуха, смелые люди. Людка говорила, там очень красиво: закаты, прозрачная вода. Если мама увидит деревья, их отражение в воде, она сразу поверит в Китеж. Мама хочет поверить.

Тогда бабушка решается на последний аргумент:

– Тебе – что – девушкой быть надоело?

Мама сжимает губы и решает обязательно идти.

* * *

– Эй, Петрушка! Ты видела, как командир на тебя пялится?

Людка – опытная туристка. Она полжизни проводит в лесах. А мама – новенькая. Она и еще один парень, Ваня. Они со второго курса. Остальные пятеро – старшекурсники, уже обтертые, бывалые. Девушек всего две – мама и Людка. «Командир» – отец. Он инструктор, ведет группу. Это он прозвал маму Петрушкой – за косички. В городе мама носила пучок. Но шпильки по лесным условиям оказались слишком ненадежным «крепежом», и мама стала заплетать две короткие упругие косички, торчавшие в стороны.

– Ты меня слышишь? Будь начеку! Командир, если глаз положит, своего добиваться будет. Поняла?

Маме не до командира. Ей вообще ни до чего. Она почти не видит обещанных Людкой красот: взгляд не имеет сил наслаждаться. Жизнь поедается физическими усилиями. Маме никогда не приходилось столько грести. Или столько идти. И тащить. У нее ноют плечи и руки. И ноги все время мокрые. А ноги должны быть сухими, иначе простудишь женские органы. Внушенный бабушкой страх вдруг оказывается навязчивым, неотступным.

– Эй, там, у Петрушки! Впереди поворот! Будьте внимательны. Заходите последними. Не торопитесь! Не отставайте!

Этот маршрут, он считается легким. И этот поворот реки тоже. Но Ване трудно. Мама ему почти не помогает. Даже мешает. И зачем его только посадили с мамой?

– Будешь плыть аккуратнее, когда с тобой пассажир. А так, с непривычки, лихачить начнешь!

– Ну, ты психолог, командир! – язвит Людка. – И где тебя таким премудростям учили?

– На бороде!

– Оно и видно!

Ваня не лихачит. Он старается быть аккуратным. Но не может все время контролировать маму. И на этом дурацком повороте мама умудряется зацепиться веслом за корягу. Ваня не видит. Он только чувствует, что лодка отказывается подчиняться. Они застряли. Остальные уже далеко впереди, причалили к берегу.

– Давай, давай! – кричит командир.

Ваня «дает» как-то неправильно – и мир переворачивается вверх ногами, становится холодным и мокрым. Мама перестает соображать. Ваня зацепился за лодку, а ее сильно отбросило в сторону. Она еще худо-бедно удерживается на поверхности, но река швыряет ей в лицо пригоршни воды, и она хлебает, хлебает. Может, она уже тонет?

– Мужики, ловите лодку!

Отец бежит по берегу, на ходу сбрасывая сапоги, и прыгает в воду. Он хорошо плавает, мой будущий отец, – так же хорошо, как катается на санках. Мама чувствует рывок за ворот и короткий приказ:

– Дыши!

Она со звуком втягивает в легкие воздух.

– А теперь греби! Шевели руками! Шевели, говорю! Помогай!

Отец тянет ее к берегу, стараясь удерживать лицо над водой. На берегу их уже ждут: три пары рук помогают отцу с его ношей выбраться из реки.

– Парень в порядке? – коротко спрашивает отец, аккуратно усаживая маму на землю.

– В порядке. Поплевал маленько – и все. А Петрушка?

– Нормально, – отец вертит мамино лицо из стороны в сторону. – Нормально. Ставим лагерь.

– Помочь?

– Сам справлюсь. – И хочет взять маму на руки.

– Пусти, я пойду!

– Ну, давай. Осторожненько. Испугалась?

Мама молча кивает.

– Эй, а ну-ка – не дрожи так.

Отец находит свой рюкзак, вытаскивает одежду – для себя и для мамы, шерстяные штаны и тельник:

– На-ка, переоденься. Пока палатки ставим.

Мамины вещи промокли. Отец мог бы взять вещи у Людки, но хочет видеть маму в своем. Она уходит за кусты и пытается приладить на себя смену. Все ужасно большое. Как и отец. Штаны спадают. К счастью, в кармане находится веревочка, и мама подвязывает ее у пояса, закатывает штанины и рукава. Вырез тельника слишком велик и открывает слишком много. Мама зажимает его спереди в горсть и в таком виде появляется у костра. Все на нее оборачиваются. Кто-то присвистывает.

– Ну и декольте, Петрушка! Ты неотразима! Сплошной соблазн. – Мама не понимает, шутит Людка или говорит всерьез.

– На-ка, выпей! – Ей протягивают чашку с горячим.

Маме приходится наклониться вперед, она забывается и протягивает руку. Тельник предательски обвисает. Мама в ужасе прихватывает его и прижимает к груди. Чай разлетается обжигающими брызгами, чашка падает на землю.

Людка хохочет:

– Ну, ты даешь, Петрушка! Прям французское кино. Мужики сейчас спортом побегут заниматься!

Отец цыкает на Людку и говорит, обращаясь к маме: