Николай Шмагин - Времена детства, или Дом под горой

• Название: Времена детства, или Дом под горой
• Автор: Николай Шмагин
• Жанр: Повести

Первая книга романа-тетралогии «Алатырь».

В четырех временах года проходят времена детства нашего главного героя – Ваньки, его близких друзей и других героев.

---

– Вот, – кряхтел под яблоней дед, обворачивая ствол мешковиной, – теперь не замёрзнут, – он удовлетворённо оглядел свою работу.

– Дед, можно я ночью помогать буду? – подгадал под настроение внук.

– Там видно будет…

Поглядев на одевающуюся бабушку, дед понимающе усмехнулся:

– Что, бог-помощь пошла разносить?

– К Богоявленским надо сходить, покалякать про то да сё. Ты уж сиди, старый, в бабские дела не суйся.

– Иди – иди, божья старушка. Посудачьте. Вам, бабам, без этого никак нельзя, – развеселился дед, усаживаясь перекурить.

– Я с тобой, бабушка! – взвился неугомонный внук, хватая валенки и пальто. Ей ничего не оставалось, как помочь внуку одеться. Наконец, сопровождаемые насмешливым взглядом деда, они пошли в гости.

Оставшись в одиночестве, дед затушил окурок и присел к столу, поглядывая в окно: смеркалось. Делать было нечего, и он прошёл в переднюю, подтянул гирьку ходиков и включил радио: «Местное время восемнадцать часов ровно…» – услышал он и тут же выключил радио.

Поправив стрелку на циферблате, снова отправился на кухню, размышляя про себя: «Перекурить, что ли? Да нет, пожалуй, хватит на сегодня. Пора бросать, как говорит старуха. Надумала в гости, на ночь глядя, да ещё внука прихватила с собой, в этакий-то мороз. Что это я разбрюзжался, старый стал совсем. Одному если жить, с ума сойдёшь или сопьёшься. Помрёшь, одним словом. А нам надо ещё внука уму-разуму научить, опыт жизни передать по наследству. Так что поживём ещё, старуха, дел много…»

А в это время, сидя на диванчике, Ванька разглядывал добрые, морщинистые лица сестёр Богоявленских, калякающих о чём-то своём с его бабушкой за чашкой чая: на столе стоял самовар, рядом пироги в блюде, баранки. Откусив баранку, Ванька продолжил от нечего делать обзор комнаты.

В красном углу висели большие иконы, горела лампадка под образами, а рядом на стене располагалась картина в раме под стеклом, на которую он и загляделся: тройка с седоками в санях мчалась по заснеженному лесу, а за ними гналась стая волков с оскаленными пастями.

Предсмертный ужас застыл в вытаращенных конских глазах, возница из последних сил отбивался от наседающих зверей, вот-вот произойдёт трагедия, и Ваньке стало так жутко, что он боялся пошевелиться в полусумраке комнаты, пока бабушка не спохватилась, наконец:

– Что же это я, старая, заболталась, домой пора, а то дед мой заругается.

– Иван Яковлевич строгий мужчина, привет ему от нас, – согласно закивала бабушка Лида, а её сестра бабушка Люба прибавила, усмехаясь:

– Зато, он какие пикантные случаи из прежней жизни рассказывает, прямо заслушаешься. Про колдунов, как он публичный дом посещал…

– Будет тебе, окстись. Перед таким-то праздником, грех на душу принимать. И не стыдно тебе, старая, – корила её бабушка Лида, крестясь от греха подальше.

Под говор и смех старушек Ванька одевался на выход: скорее домой…

– Завтра Рождество Христово, в церковь с утра надо, – придя домой, бабушка занялась хозяйством с новыми силами: достала с полки квашню, банку с мукой. – Тесто поставлю, Батины обещались прийти.

– Валяй, божья старушка, – посмеивался довольный их возвращением дед, снова покуривая на своём любимом месте. – Мы с внуком пироги уважаем.

Ванька сонно улыбнулся и зевнул, вылезая из-за стола.

– Сомлел, милок, – подошла к нему бабушка. – Пойдём в кровать.

– Я спать не буду, мы с дедом ночью костры жечь пойдём…

– До ночи долго, отдохни пока, а я тебе сказку поведаю, – уговаривала она внука, провожая в спальню и укладывая в кровать.

– Я про войну люблю, или про колдунов, страшные…

– Вот и я толкую, – усмехнулась бабушка, усаживаясь на стоящий рядом скрипучий сундук. – Будто во время войны ходил вещий старец по городам и сёлам, и там где пройдёт, фашистов вскорости изгоняли.

– Мне папа рассказывал, как он с фашистами сражался, – вспомнил Ванька, глядя в скованное морозом окно. – А вещий старец, колдун?

– Не перебивай, слушай лучше. Так вот, будто знал старец заговор такой, как врага одолеть. Будто шёл он чистым полем ко дремучему лесу, ко ручью студенцу, где стоит старый дуб мокрецкой, а возле лежит горюч-камень Алатырь. Под этим камнем живут семь старцев…

– А почему семь старцев? – допытывался внук сонным голосом.

– Чтобы не было врагу покоя ни днём ни ночью, – пояснила бабушка. – Так вот, отвалил он этот камень Алатырь и призвал старцев, поклонился им низёхонько: «Отпирайте вы, старцы, сундуки свои железные…»

Слышит Ванька бабушкин голос, а видит необыкновенный сон: вот он отваливает огромный камень, выходят из земли старцы, несут ему меч.

– Вот тебе, Иван – крестьянский сын, меч – кладенец. Иди с этим мечом смело на врага, не бойся… – говорит Ваньке передний старец.

– Я не боюсь, я буду героем! – отвечает Ванька, засмотревшись на старцев.

… – и тогда обретёшь ты силу великую, и победишь ворогов окаянных всех до единого, как отцы и деды наши побеждали.

…«Замыкаю свои словеса замками железными, бросаю ключи под горюч-камень Алатырь! И ничем мой заговор не отмыкается», – закончила бабушка своё повествование и встала потихоньку.

– Бабаня, – спохватился Ванька, – о чём заговор, в сундуках что?

– Заспался, – улыбнулась бабушка, приглаживая внуку вихры, – самое-то интересное прослушал. Слова говорил такие, после которых люди на смерть за Родину идут, и не боятся. А в сундуках тех сила наша несметная, секрет её враги разгадать не могут, от того боятся нас пуще смерти. Спи, давай, – она поправила одеяло и не успела выйти, как Ванька уже крепко спал.

– Охо-хо, старость не радость, с мальцом-то хлопот полон рот, за день намаешься, – вздыхала бабушка, сноровисто замешивая тесто.

– Без хлопот, что за жизнь? Без него скушно было, – дед сидел за столом и шумно пил чай вприкуску с сахаром, поглядывая в темнеющее окно.

…А Ваньке в это время снился сон: будто он с дедом в саду зажигает костры вокруг яблонь и густой дым окутывает деревья, отгоняя мороз.

Поодаль стоит одинокая, застывшая в лунном свете дикая яблонька, и кажется Ваньке, будто она стонет от лютого холода…

– Что надулся, как мышь на крупу, – добродушно посмеивался дед, глядя на обиженное лицо внука. – Мороз трескучий был, аж дыхание перехватывало. Вот подрастёшь маненько, тогда другое дело.

Хлопнула сенная дверь, и через мгновение вошла розовощёкая с морозу бабушка: на её круглом благостном лице застыла умиротворённая улыбка.

– К обедне ходила? – оживился догадливый внук. – Чего принесла?

Он нетерпеливо ожидал, пока улыбающаяся бабушка бережно вешала на гвоздь плюшевый пиджак с шалью.

– Мороз-то поутих, кажись, – она протянула внуку просвирку.

Грызя божий дар, он более миролюбиво глянул на деда:

– Дед, а ваш город на горючем камне построили? Ну, на том месте?

– Может и так, – сухощавое лицо деда просветлело. – Заложен он был ещё при царе Иване Грозном, как сторожевой город…

– Хлебом не корми, только бы ему истории разные калякать, – ворчала бабушка, снимая с квашни марлю и засучивая рукава.

Ванька восторженно кинулся к нему на колени, обхватил за шею:

– Ты рассказывай, не слушай бабушку. Пусть она тесто месит.

– Тогда каждую осень караулы наши степь за лесом жгли, чтобы значит, ногайцы в присурье не ворвались.

– Ногайцы, это татары, дедуленька? – взволнованный Ванька замер.

– Они самые, – подтвердил дед, – Ногайская Орда. Как нагрянут бесчётно с Дикого Поля, сколько народу извели, в полон угнали, не счесть. Вот и построили города-крепости цепочкой, вдоль леса, от набегов, значит. Город наш знатный, – с гордостью произнёс он, – его когда-то разинский атаман Нечай брал. Говорят, сам Степан Разин в пещерах на Стрелке прятался, когда воеводы царские войско его под Симбирском разбили. Бывал я в тех пещерах, в детстве ещё.

– Далеко они, дедуленька? Пойдём туда!

– Вот лето настанет, видно будет…

Бабушка старательно месила тесто: ноздреватое, тягучее, оно поскрипывало и пищало под уминавшими его бабушкиными руками.

– Запарилась, – выпрямившись, она весело смотрела на примолкших, было, собеседников. – Проголодались, поди. Сейчас самовар поставлю.

– Емельян Пугачев у нас бывал, правил суд да расправу над помещиками, – деду приятно было говорить об истории родного города. – Всесоюзный староста Калинин в восемнадцатом приезжал, речь держал перед народом.

– Ты видел его? – задохнулся от изумления внук.

– Как тебя сейчас, слазь-ка, – деду не терпелось перекурить.

– Откуда ты всё знаешь, дед?

– Историю своего края надо изучать, – поучал внука дед, усаживаясь перед отдушиной и закуривая. – Любить свою землю надо, а не знаешь истории, так и не сможешь. Неоткуда любви-то будет взяться. Вот и едут из дома, кто куда… – в его голосе застарелая обида.