Ирина Горюнова - Улыбка Хатшепсут

• Название: Улыбка Хатшепсут
• Автор: Ирина Горюнова
• Жанр: Поэзия
• ISBN: 978-5-903321-94-0

Эта книга – маленький взрыв. Взрыв женской души, после которого она не умирает, но, подобно Фениксу, возрождается из пепла. Это книга об одиночестве и отчаянии, о любви и надежде, о смирении и вызове – «классифицировать» подобные чувства, впрочем, невозможно, настолько они здесь спаяны. Все это так, да: и все же кульминация «Улыбки Хатшепсут» – одноименное стихотворение, пронизанное такой силой и мощью, что кажется, будто его действительно писала когда-то египетская царица – «Всего лишь женщина, мечтавшая улыбнуться тебе». Всего лишь?..

---

«На свете бывает так, когда уже поздно…»

На свете бывает так, когда уже поздно,
Когда никому ничего не изменить,
Когда догорают последним высветом звезды,
И можешь осмелиться только и отпустить.

Когда от сожжённой тетради остался лишь пепел,
А мыслей сгоревших искорчился труп на полу,
И ты уже новую форму ваяешь и лепишь,
И новым кумирам сияешь и пишешь хвалу.

Когда тебе новую страсть уж подали на блюде,
Украсив для благости веточкой вялой петрушки,
И вкус извращенный слюной в ожидании блудит,
Мурашками тая, в лысеющей старой макушке.

На свете бывает так, когда уже поздно,
Когда никому ничего не изменить,
И сколько б ни таяли в мире последние звезды,
Но те, кто под ними, по-прежнему будут блудить.

«Зачем таинственной судьбою…»

Зачем таинственной судьбою
с тобой мы в мире сведены?
Зачем злодейкою лихою
В единый свет заплетены?
Как стало больно безысходно,
Когда единая душа
Теперь настолько несвободна,
Что без тебя ей не дышать?
Когда стираются щербинки,
А ты лишь матрица её,
И две нецелых половинки
Лишь отражение твоё?

«Зона турбулентности земная…»

Зона турбулентности земная,
Вихревой таинственный поток
Свою мощь и силу набирает,
По нему иду я как хмельная,
А куда: на запад, на восток?
Я иду: мечтая, сострадая,
В мирозданье просто запятая,
Но стихи свои в него вплетаю,
Прорастая в вечность как цветок.

«Я вдохновения слегка перебрала…»

Я вдохновения слегка перебрала,
И плохо сплю и постоянно грежу,
Похоже, мне вселенная мала,
Раз не смыкаются, ища чего-то, вежды.
Иду по тонкой грани бытия:
Ни здесь, ни там, а вроде где-то между,
Сама себе и Бог, и судия —
Дающий/отнимающий надежду.
Пьяна своими мыслями, тобой
И той мечтой, что мне когда-то снилась,
Какою-то незримой каббалой
Сознанье таинств песней мне явилось.
Я вдохновением похмельна и пьяна,
И суть вещей, их голоса я слышу,
Неизреченных знаю имена
И лишь свою не отыскала нишу.

«Безнадёжной любви отдаваться взаймы…»

Безнадёжной любви отдаваться взаймы?
Может, вовсе в ломбард отнесешь под залог?
И тогда, взяв гроши из потёртой сумы,
Охмелев, отмотаем уж как-нибудь срок!
Безнадёжной любви отдаваться взаймы?
Не рассчитывать дара мятежную горечь…
На асфальте растоптанной корчится совесть,
Что дорогою шла со своей Колымы…
А в ломбарде сказали: «Потрёпана сильно,
Безнадёжно потухла, протухла слегка,
Припорошена пеплом, посыпана пылью,
Сединою прибиты стали оба виска…»
Безнадёжной любви отдаваться взаймы?
Что еще остаётся – в ломбарде не взяли —
Говорят, что её мы до дыр истаскали,
Так что нам не судьба доплестись до корчмы.
Отдаёмся любви под залог друг у друга,
Согревая мощами бессмертье костей,
Где-то там за окном всё беснуется вьюга,
Оттого, что на миг стало людям теплей…

Суицидология писателя

Дойдем до точки – одной из множеств
Среди таких же пустых ничтожеств,
Среди трагедий, а может фарсов
Под знаком жестких кровавых Марсов.
Мелькают знаки суфлера в театре
(В психушку б надо, иль к психиатру),
Ничтожность строчки, безумье взгляда
Стучатся в разум: оно вам надо?
Иль сурдокашель птиц-рук безумен?
Тебя разбудит постылый зуммер…
Дойди до точки, не трусь, так надо!
Плеснём цикуты – не ждать распада?

А звезды сбоку…

На небе млечность пути застыла,
А звезды сбоку – не там ходила,
Не тех любила, не так пылала…
Прости, мне было тебя так мало!
Прости, но может, уйду беспечна
Во мглу тумана, в её безмлечность.
Меня так манит глухая бездна,
Пути иные хочу я срезать…
Разверзла пропасть пучины тризна,
Соблазна лунность – моя отчизна,
Моя двуликость и окаянство
И масок жутких непостоянство…
Прости, мне было тебя так мало,
Пути иные я созерцала…
И только шаг лишь, зовущий в пропасть,
Попасть под смерчи, попасть под лопасть.
На небе млечность пути застыла,
А звезды сбоку… не там ходила…

Полис изувеченной тоски

Храмовые тоги загрязнились
И потеки крови на губах,
И страницы требника лоснились,
Истончась в неправедных руках.
Что тебе мои словотворенья?
Это только жрицы пьяный бред,
Нет в тебе ни искры сожаленья:
Вдруг остыл полуденный обед?
Вдруг тебе не донесут полушку,
А мечтаешь ты о золотом,
И наполнив храмовую кружку,
Дверь закроешь грязным сапогом.
Будет день и будет пища, водка,
Будет стылый и постыдный секс,
И не протрезвевшая кокотка
Безусловный вызовет рефлекс.
Что тебе мои больные бредни?
Полис изувеченной тоски
Был просрочен даже не намедни,
Вместо он бумаги туалетной
Был тобой разорван на куски.

Веточкой сакуры

Жасминовый чай с лепестками снежными
Пью торопливо глотками небрежными,
Пью, наслаждаясь его обжиганием
Так же, как пью твоих глаз обещания —
Нетерпеливо, взахлеб, трепетанием,
Тела томлением и ожиданием,
Веточкой сакуры к солнца лучу
Я прикоснуться губами хочу.

Ева

Я возрожденная вновь Ева —
Томима искусом познанья,
И обнаженность злую нерва
Приму себе, как воздаянье
Грехов моих, твоих, потомков,
Что, проклиная нас с котомкой
По миру Идут, словно жид,
И черт им в спину ворожит.

«Не свастикой, но коловратом…»

Не свастикой, но коловратом
Перерождений бесконечность
Прозревая,
Ты постигаешь новою утратой
Себя, свою невечность,
Что пугает
Не смертностью, а новым
Возрожденьем…
Опять пути таинственные руны,
Что рвут наискось толики
Мгновений,
Доводят смехом адским до
Безумья…
Пути к Валгалле – хохма
Фаз смещенных,
И тишина в ответ на все молитвы,
Что обреченных лохов
Заманила…

На снос пятиэтажек

Те дома, которые сносят,
Вызывают болезненный интерес прохожих:
А что там? А на что это похоже?
А что сейчас там происходит?
А как умирают эманации
Чьей-то радости, чьего-то горя?
Прохожие занимаются мастурбацией,
Дорожки вокруг развалин торят.

Свисает со стен кожура обоев,
Дверца шкафа выглядывает из окна,
Спрашивают: «Когда же нас упокоят?
Когда доскребутся до самого дна?»
И так уже вывернули наизнанку —
Все нервы исхлёстаны, обнажены,
Издёвкой нечаянному подранку
Пороки общества отражены.

Такие места надо окружать забором
Высоким, бетонным, перевитым колючкой,
Включать музыку громкую впору,
Чтобы не слышать, как его мучают.
Прохожий, не стоит с любопытством алчным,
Глядеть на муки агонии дома,
Считай часы свои потраченные —
В конце ждет тебя та же кома.

«Я камень в центре бытия…»

Я камень в центре бытия,
Что брошен скучною рукою,
И на изломе жития
Волною хлынувшею смоет,
И без следа уйду на дно,
Не трепеща, одним мгновеньем…
Мелькнет, как парус, кимоно
И станет облаком забвенья.

«Совпаденье паденья…»

Совпаденье паденья,
Что творит фуэте…
Совмещенье паренья
Назло маете,
Той, что цветом маренго
Исколола глаза,
И танцует фламенко
На излёте слеза…

Черно-белое кино

В мире иллюзий как Чарли Чаплин,
Будешь ты немо играть и плакать,
Жестом смешным отпуская душу,
Образ живой создавать и рушить.
Запах иллюзий и булок сдобных
Мир заменил на поиск утробных —
Вкус кока-колы, шары попкорна
Соединились жвачкой вздорной.
Плакать в кино уж давно не модно,
Душу закрой на висячий замок.
Можешь внутри ты сиять свободно,
Только об этом смотри – молчок!

Рулетка

Играть на смерть… рулетка… выпал
Еще один последний шанс,
И круговерть… пометка… выпил
Цикуты чьей-то декаданс.
Играть в спектакле мизансцены,
Не превращая в пошлый фарс,
И реплики продать по ценам
Измены. Созданный альянс
Распался, шариком рулетки
Пропрыгав: красное, зеро,
И на одежде, как пайетки,
Рубины крови. Болеро
Играло, убыстряя ритмы,
Азартней, выше, вот сейчас…
А ты вдруг взял и просто вышел
На жизнь, на день или на час…

«Перезвоном последним трамвая…»

Перезвоном последним трамвая
Я ловлю уходящие звуки,
Не ищу я небесного рая,
Не ропщу на безделье и скуку —
Я иду в засыпающих улицах,
Отражаясь мерцанием луж,
Небо тучами плачет и хмурится,
Отмываясь от мартовских стуж.
Я иду в одуряющем мае,
Согреваясь любовью твоей,
И, как сердце замерзшего Кая,
Оживаю для сказки своей.

«Я люблю тебя, как любят дети сладкое…»