Павел Каравдин - В дебрях науки, или Почему в России нет инноваций

• Название: В дебрях науки, или Почему в России нет инноваций
• Автор: Павел Каравдин
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9729-0069-5

Была физика Аристотеля для неподвижного Земного шара с эфиром, тормозящим движение (природа боялась пустоты). Физика Ньютона опиралась на пустое пространство и дискретную материю. Парижская АН в 1818 году ошибочно совместила (сдвоила) обе физики.

Автор, освободив Ньютона от Аристотеля, нашел объяснение многих явлений природы. Об этом он писал почти сорок лет, но не мог преодолеть научную цензуру. Данная книга подтверждает необходимость ликвидации монополии на истину.

---

В науке для облегчения рассуждений широко используется прием идеализации исследуемого объекта. Так, исследуют абсолютно черное тело, абсолютно твердое тело, абсолютно несжимаемую жидкость и т. п. Все эти объекты реально не существуют. Но полученные с их помощью выводы можно с известной степенью точности применять к реальным объектам. Евклид, создавший науку о измерении земель – геометрию, был, наверное, первым, кто применил прием идеализации. Он, конечно, знал, что Земля имеет форму шара и мог бы при желании создать геометрию на шаре. Но такого желания он не имел, понимая, что обрабатываемые земледельцами поля намного ближе к идеальной плоскости, чем к идеальному шару. Потому-то и его геометрия начинается с описания свойств идеальной плоскости.

Условием существования такой идеальной плоскости является пятый постулат. Через точку, не лежащую на прямой, можно провести только одну прямую, параллельную данной. Условия никогда не доказываются!!! Лобачевский и другие изменили условие, взяли вместо идеальной плоскости другую поверхность и создали другую геометрию. Слава им! Но при чем здесь геометрия пространства, в котором мы живем? Насколько я знаю, все траектории для космических аппаратов рассчитываются в представлении, что пространство трехмерно и никакое иное.

Спор о геометрии пространства – чисто схоластический спор. Для того, чтобы понять, как возникла общая теория относительности, нужно немного истории. В классической физике невозможно определить абсолютную скорость какого-либо тела. Нет базы, нет абсолютно неподвижной системы координат, относительно которой можно было бы определить абсолютную скорость тела. Поэтому в классической физике все скорости относительны. В доклассической физике такая база была. Во-первых, длительное время считалось, что Земля неподвижна. Во-вторых, считалось, что все пространство Вселенной заполнено особой средой-эфиром. В доклассической физике родилась волновая теория света, которая оказалась несовместимой с классической физикой. Поэтому стояла альтернатива – пустота или эфир. Третьего не дано. Если пустота – то корпускулярная теория, если эфир – то волновая теория. В 1818 году с подачи Френеля Парижская АН восстановила отвергнутую классической физикой волновую теорию света. Но раз волновая теория, то, значит, есть в пространстве эфир. Появился соблазн определить скорость Земли относительно эфира. Сто лет назад американский физик Альберт Майкельсон проделал свой знаменитый эксперимент по определению скорости Земли относительно эфира. Эксперимент, как принято считать, дал отрицательный результат: «…отсюда следовало, что либо Земля неподвижна, либо эфира просто не существует, но в любом случае в представлениях о природе крылась какая-то фундаментальная ошибка». («Наука и жизнь», № 4, 1987, с. 50).

Такой фундаментальной ошибкой и был возврат к волновой теории света. Женщина, получившая предложение, может ответить только либо да, либо нет. Иногда, правда, она, желая затянуть решение вопроса, отвечает двойственно. Я подумаю, пока ни да, ни нет. А может, и да, и нет. Физики поступили подобно той женщине. Они сказали и да, и нет. Свет имеет двойственный характер, он и волна, и корпускула. Материя тоже двойственна. Материя и ее отсутствие – одно и то же. (Сравните: да и нет-одно и то же.)

Разве непонятно, что в основе современной теоретической физики лежит ошибочное представление о двойственности материи?

Теории бывают противоположными (таких может быть только две) и конкурирующими, но не противоположными. Из противоположных одна является обязательно истинной. Из многих конкурирующих все могут быть ложными. Из двух физик – доклассической и классической, опиравшихся каждая на свое представление о материи, – верной могла быть одна, но не обе сразу. Современная же теоретическая физика опирается на два противоположных несовместимых представления о материи. Все ее беды в этом.

Хочу заметить, что все, о чем я пишу, не является физикой, а только ее историей и теорией познания. Если уж в такой простой науке, как геометрия, заблудились, то в общей теории относительности или новой теории, которую противопоставляет А.А. Логунов и в которой только пронумерованных формул 700, заблудиться намного проще.

Циолковский писал, что совершенствованию науки больше всего сопротивляются ученые, так как они больше всех от такого совершенствования страдают. Еще бы, разве будет приятно спорящим академикам узнать новость, что наука, которой они посвятили жизнь, покоится на ошибке. Но будем надеяться, что они еще долго будут находиться в блаженном неведении. Наша научная система надежно защищает их от критики.

Все-таки я бросаю перчатку. Попробуйте опровергнуть мои аргументы, уважаемые В.Л. Гинзбург и А.А. Логунов.

П. Каравдин, инженер.

Но академики не приняли вызов.

Вращается ли Вселенная?

31 января 1983 года в «Правде» было опубликовано маленькое сообщение, что некий английский астроном получил данные о вращении Вселенной. Я написал заметку «Вращается ли Вселенная?» и отправил в газету. Ответа не было.

В мае 1983 года я побывал в редакции «Правды». Корреспондент газеты И. Глыбина позвонила: «Верочка, посмотри, что писал Каравдин из Челябинска». Услышав ответ, она стала бурно хохотать. Я прекрасно понял ее реакцию. Еще бы, московские академики не могут в этом разобраться, а тут лапоть из провинции что-то вякает о Вселенной. Я сказал, что это дело уже прошлое и предложил заметку «Может ли наука ошибаться?» И. Глыбина, читая ее, перестала смеяться и сказала, что она обязательно передаст заметку в отдел науки, но уверенна, что ее не опубликуют. Я спросил: «Что, заметка несерьезна?» – «Напротив, очень серьезна». Я забрал заметку и пробился на прием к инструктору отдела пропаганды ЦК КПСС. Всеволод Иванович Совва, прочитав заметку, закричал: «Это надо немедленно публиковать, вы все пишете правильно!» (О Совве писал еженедельник «Совершенно секретно», № 7, 1994, «Одна тайна Блейка». Там Совва говорит о себе: «…я без задержек прошел путь от переводчика до Чрезвычайного и Полномочного Посланника СССР, получил дополнительное высшее образование как дипломат и экономист. Работал затем на престижных постах в ряде центральных ведомств, в том числе ЦК КПСС и МИД СССР. Довелось уже после августа 1991 года познакомиться и с коридорами власти в Кремле, в том самом здании и на том же этаже, где сейчас находится резиденция Президента России».)

Я сказал, что пытаюсь опубликоваться много лет, но все бесполезно. На другой день Совва направил меня в журнал «Химия и жизнь». Я возразил, что не опубликуют. Совва сказал, что до сих пор я был просителем из отдела писем. Сейчас же рекомендован журналу как автор. А это совсем другое дело. Я предполагаю, что Совва просто позвонил по кремлевской вертушке и рекомендовал меня как автора. Похоже на то, что после проблем с генетикой партийный аппарат стал опасаться вмешиваться в научную жизнь. Меня принял ответственный секретарь журнала В.И. Рабинович, который, прочитав заметку, спросил, почему я хочу опубликовать ее именно у них. Я сказал, что, не имея выбора, согласен публиковать где угодно. Валентин Исакович сказал, что он не может взять на себя ответственность за публикацию столь серьезной заметки, а передаст ее на заключение рецензенту. Я понимал, что никакой рецензент не пропустит заметку, но хотел получить рецензию.

Ниже-текст заметки.

Может ли наука ошибаться?

В последние годы среди других новых наук бурно развивается науковедение – отрасль науки, пытающаяся познать законы собственного развития для того, чтобы оказывать влияние на это развитие. Одной из статей, посвященных этой проблеме, является статья С. Кара-Мурзы «Что будет актуальным завтра?» («Правда», 06.05.1983). Автор правильно ставит и освещает некоторые проблемы науковедения, но, как и все другие авторы, совершенно обходит молчанием важнейшую проблему науковедения: о соотношении истины и заблуждения в современной науке. Не надо забывать слова Энгельса: «…мы, по всей вероятности, находимся еще почти в самом начале человеческой истории, и поколения, которым придется поправлять нас, будут, надо полагать, гораздо многочисленнее тех поколений, познания, которых мы имеем возможность поправлять теперь, относясь к ним сплошь и рядом свысока» [3]. Между тем, давно известен метод, позволяющий отличать истину от заблуждения. Этот метод – метод диалектического материализма. Диалектический материализм полностью отрицает наличие каких-либо непознаваемых, потусторонних сил, он утверждает принципиальную познаваемость явлений природы. Это утверждение основывается на стопроцентном признании принципа причинности, признании того, что всякое явление имеет свою естественную причину. Поэтому, если какая-то наука приходит к выводу о непознаваемости какого-то явления или, например, о нарушении принципа причинности в каком-либо явлении, можно уверенно заявить, что эти выводы ошибочны. В настоящее время существует множество научных «достижений», противоречащих диалектическому материализму. Почти все они пришли с Запада, и только некритическое отношение к ним ряда советских ученых позволило им развиться в целые отрасли знаний с большим числом публикаций, которое позволяет им требовать все новых ассигнований на свое развитие.