Андрей Плюснин - Святой великомученик и целитель Пантелеимон

• Название: Святой великомученик и целитель Пантелеимон
• Автор: Андрей Плюснин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9968-0293-7

В этой книге рассказывается о жизни и многочисленных прижизненных и посмертных чудесах святого великомученика и целителя Пантелеимона, прошедшего спасительный путь приближения и уподобления Господу Богу. Он был милостивым, и всем сердцем хотел помочь людям больным, страдающим, нуждающимся в его помощи. В книге повествуется и о Русском Пантелеимоновом монастыре на Афоне, где покоится честная глава святого великомученика, и о пребывании ее в Москве в 1996 году. Приводится также Акафист великомученику и отрывок из книги Б. К. Зайцева «Святой Афон» о монастыре святого Пантелеимона.

Книга рассчитана на широкий круг православных читателей.

---

Через некоторое время после этого умирает отец Пантолеонов, умирает смертью телесною, так как от душевной избавился уже он чрез веру и святое крещение. А Пантолеон, получив, таким образом, свободу к удовлетворению давнего своего желания отрешиться от всего, всех домочадцев своих отпустил на свободу, щедро одарив каждого, а прочее оставшееся ему от отца имение пошло по рукам бедных, больных, вдов, сирот, убогих и иждивалось на страждущих за веру. Начал он обходить темницы и узилища, доставляя содержавшимся в них все потребное, требующих исцеления исцелял и нуждающимся давал возможность забывать о своей бедности. То же и по городу – все получали от него неоскудную помощь и потребное врачевание, в чем наипаче споспешествовала ему благодать Божия. Ибо свыше дан был ему дар исцелений, и он исцелял не обычными только врачевствами, но наипаче призыванием имени Иисуса Христа, – и исцелял всех безмездно. И обратился к нему весь город со своими больными, оставив других врачей; потому что ни от кого не получалось такого скорого и совершенного исцеления, как от Пантолеона, не бравшего при том никакой платы. За это славилось имя милостивого и безмездного врача во всем народе, а к прочим врачам все относились презрительно, а не с похвалами. Отсюда восстала большая зависть и немалая ненависть к безмездному врачу от других врачей, которые и начали подыскивать случай, как бы умалить и посрамить его.

Этот случай подал им прежде исцеленный Пантолеоном слепец. Проходил он как-то мимо некоторых из них. Взглянув на него, они говорили друг другу: «Не тот ли это слепец, которого мы лечили и не могли излечить очей его? Как же он ныне видит? Кто вылечил его? Каким врачевством и как мог он этого достигнуть?» Подозвали исцеленного и спросили: «Как ты ныне видишь? И кто помог тебе?» Тот не утаил истины и не скрыл целителя, но прямо сказал, что исцелен Пантолеоном. Услышав это и зная, что Пантолеон был учеником Евфросина, они сказали: «Поистине, у великого учителя – велик и ученик», – исповедав таким образом величие Христа Господа, хотя и не знали Его, ибо Пантолеон Его был паче ученик, чем Евфросинов. Но хотя и сказали они так, сердце, однако ж, их томилось от зависти, и они стали искать случая, как бы оговорить его пред царем. Увидев же, наконец, что он ходит в темницы к заключенным там за веру, и особенно уведав, что он всячески им помогает и исцеляет их, они приступили к Максимиану-мучителю и сказали: «Царь! Тот, кого ты велел научить всей врачебной мудрости, желая иметь его при себе в своих палатах, этот юноша теперь, и благоволение к нему твое ни во что вменяя, и страха к тебе никакого не питая, ходит по узилищам и лечит узников, хулителей богов наших, не только одинаково с ними о вере мудрствуя, но и других увлекая к таким же верованиям. И если ты скоро не погубишь его, то немалую от него себе печаль приготовишь, ибо увидишь, как многие, прельщенные его учением, отвратятся от богов и свое от болезней излечение будут относить не к Асклепию, а ко Христу, как и делает этот лечитель, и все верят ему». Сказав это, они прибавили: «Если хочешь, царь, вполне удостовериться в истине сказанного нами, повели призвать слепца, недавно исцеленного Пантолеоном».

Тотчас слепец исцеленный призывается и вводится пред царя. Царь спрашивает его: «Скажи ты нам, как Пантолеон исцелил очи твои?» Тот ответил: «Коснувшись перстами очей моих, призвал он имя Христово, – и я тотчас прозрел, и это прозрение едва ли не предупредило того призывания, всячески же оно так скоро последовало, что мне и на ум не могло прийти, чтоб тут имело место какое-либо врачебное искусство». – «Теперь же, как тебе это представляется, – спросил царь, – Христа ли признаешь ты исцелившим тебя, или богов?» Тот ответил: «Царь! Суд об этом произносят сами дела. Вот эти врачи, которых ты видишь стоящими здесь, много трудились надо мною, но сами они получили от этого немалую пользу, истощив мою казну, которую, впрочем, я охотно иждивал, в надежде увидеть свет, – надежде, которая, увы, оказалась тщетною; мне же никакой они не принесли пользы, а, напротив, более повредили, расстроив и ту малую силу зрения, которая еще оставалась во мне, и сделав меня совершенно слепым. Пантолеон же одним призванием имени Христова возвратил мне зрение. Сам теперь рассуди, государь, кого следует мне почесть истинным помощником, Асклепия ли, многими призывавшегося и нимало не помогшего, или Христа, призванного одним Пантолеоном, и тотчас даровавшего мне столь всем любезный свет зрения, – это, государь, поистине и для слепого очевидно». Максимиан, в изумлении не зная, что сказать против этого, и думая, что для него достаточно повелеть, чтоб склонить к повиновению, проговорил: «Не безумствуй и не произноси мне здесь имени Христова, ибо, конечно, это боги даровали тебе свет зрения». Но тот, более пред истиною благоговея, чем страшась грозности царя, дерзновеннее евангельского слепца, дававшего ответы фарисеям об исцелении его Господом, сказал: «Это ты безумствуешь, царь, называя подателями зрения слепых; подобно им слепотствуешь и ты, думая так и способности не имея видеть света истины». Гнев объял тирана от таких слов. И где было этой душе, развращенной и растленной ласкательными словами притворной лести, снести такой строгий приговор истины? И вот он в ярости повелевает немедленно отсечь христолюбцу главу, – чем, сам того не желая, доставил ему случай мученичеством достойно возблагодарить исцелившего его Христа. И пошел сей добрый исповедник имени Иисуса Христа в немерцающем свете зреть лицом к лицу Того, Кого на земле исповедал за полученный от Него свет зрения. Тело же его святой Пантолеон купил у убийц и похоронил при теле отца своего, считая их теснее телесного родства родственными по духу, как в одно время и одним чудным делом Господа приведенных к вере в Него.

После сего царь повелел привести к себе Пантолеона; и он, ведомый к нему, воспевал устами своими следующий приличный времени псалом: Боже, хвалы моея не премолчи: яко уста грешнича и уста льстиваго на мя отверзошася, глаголаша на мя языком льстивым, и словесы ненавистными обыдоша мя, и брашася со мною туне. Вместо еже любити мя, оболгаху мя, аз же моляхся: и положиша на мя злая за благая, и ненависть за возлюбление мое. Помози ми, Господи Боже мой, и спаси мя по милости Твоей. Да облекутся оболгающия мя в срамоту и одеждутся яко одеждою студом своим, раб же Твой возвеселится о Тебе (Пс. 108: 1–5, 26; 29). Когда окончилась эта молитва, предстал он телом пред лицом царя земного, смертного и временного, не переставая в то же время умом предстоять Царю небесному, бессмертному и вечнующему. Царь Максимиан сначала тихо и кротко заговорил к нему: «Недобрые вести услышал я о тебе, Пантолеон, будто ты презираешь Асклепия и прочих богов наших, всю же надежду возлагаешь на Христа, – Того зле погибшего, и Его одного именуешь Богом. Небезызвестно, конечно, тебе, как благосклонно я смотрю на тебя и как, в родственном к тебе расположении, повелел учителю твоему Евфросину как можно лучше и как можно скорее обучить тебя врачебному искусству, чтоб ты был мне потом полезен в этом. Ты же… Впрочем, люди много иногда говорят лжи и пустяков. Я и призвал тебя в надежде, что из объяснения твоего слышанное мною обличится как пусторечие и клевета завистников, и что ты беспрекословно принесешь великим богам нашим жертву, как подобает».

Пантолеон сказал на это: «Дела, государь, вернее и убедительнее слов. Всему должно предпочитать веру и истину. Но чем выше вера и благочестие, еже к Богу, тем более требуют они осмотрительности и удостовери-тельности. Верь тому, что ты слышал о мне. Я точно отметаюсь Асклепия и прочих богов и прославляю Христа Господа; от дел Его познал я, что Он есть истинный Бог. Сей, Которому я поклоняюсь, небо сотворил, землю утвердил, мертвым подавал воскресение, слепым – прозрение, прокаженным – очищение, расслабленным – крепкое оздравление, и подавал од ним хотением и одним словом; почитаемые же вами боги не знаю, делали ль что подобное, и даже могут ли то делать. Но если хочешь, государь, испытаем и теперь делом, чья вера истинная. Пусть принесут сюда какого-либо больного, неисцелимо болящего, которого излечить отказываются человеческое искусство и руки. Пусть также придут ваши жрецы; и призовем: они первые – своих богов, а потом я – своего Бога, и с призыванием какого бога отбежит болезнь, тот и да будет исповедуем, как единый истинный Бог, и поклонимся Ему, а других богов оплюем и предадим полному забвению». Царю понравилось такое предложение; и тут виден перст Божий и мановение Божественного Промышления, чтоб вера наша и пред очами врагов предстала несомненно верною, и истина Божия явилась победоносною таким очевидным и осязательным образом.

Царь тотчас повелел поискать такого больного. Нашли и принесли человека совершенно расслабленного, много лет уже прикованного к одру, ни одним членом не могшего действовать и лежавшего, как какое древо бесчувственное. Пришли и суетных богов суетнейшие жрецы и говорят святому Пантолеону: «Призови сначала ты Христа твоего, а потом призовем и мы своих богов». Он же сказал им в ответ: «Нет, вы призывайте прежде – вас больше. Если боги ваши услышат вас и исцелят больного, тогда мне не к чему уже будет призывать Бога моего». Те согласились и начали призывать, кто Асклепия, кто Дия, кто Диану, кто других богов, – несмысленные несмысленно за немыслимое и естество превосходящее дело взявшиеся. Ибо чаять им от этого исцеления больного также было неуместно, как немыслимо, чтоб идолы их стали чувствовать и говорить. Какое врачевание другим могли подать эти, сами безгласные и глухие? И не подали, несмотря на столь долгое и разнообразное к ним взывание, доказав чрез то самым сим чтителям своим, что они суть именно то, чем были, то есть камни. Видя суетность таких трудов, святой Пантолеон усмехнулся. Заметил то царь и сказал ему: «Приступи теперь ты и призыванием Бога твоего сделай человека этого здоровым, если можешь». Он приступил и, возведши очи свои на небо и ум свой спростерши вслед их туда же, начал молиться, говоря: «Господи, услыши молитву мою и вопль мой к Тебе да приидет. Не отврати лица Твоего от мене, в оньже аще день скорблю, приклони ко мне ухо Твое, в оньже аще день призову Тя, скоро услыши мя (Пс. 101: 2–3), и яви неведущим Тебя и чтущим несущих богов, что Тебе, яко царю всемогущему, все возможно, невозможного же для Тебя ничего нет». Так помолившись, взял он за руку расслабленного и воззвал во имя Господа Иисуса Христа: «Восстани и буди здоров». И слово тотчас стало делом. Расслабленный встал крепкий всем телом своим, как бы никогда не болел. Видя такое чудо, многие, идолопоклонническою язвою сокрушенные, вос стали духом и исправились, и, отверг шись прежнего своего заблу ждения, уверовали в Гос пода и к неложному обратились Богу. Сквер ных же жрецов, неисцелимо болевших идолобесием, не коснулся свет истины, и они, скрежеща зубами, приступили к Максимиану и распалили его яростью против святого, говоря: «Если оставишь его в живых, забыты будут боги, прекратятся жертвы, в басни превратится верование наше; христиане возьмут над нами верх и будут осмеивать нас; дела их процветут, наше же все попрано будет. Погуби же его как можно скорее». Царь охотно их выслушал и, склонясь на внушение их, снова призывает к себе Пантолеона и, как приманку, употребляя лесть, принимает вид благосклонного и доброжелательного советчика и говорит: «Послушайся меня, Пантолеон, добро тебе советующему, и пожри богам; да не погубишь цвета юности твоей. Не видишь разве, что те, которые не согласились это сделать, в воздаяние за то получили тягчайшие муки и самую смерть. Свидетель этому – недавно жалкой умерший смертью Анфим-старец. Я же жалею тебя и не хочу, чтоб ты так зло погиб. Но верно знай, что тебя, конечно, ожидают многие и страшные мучения, если ты окажешь такое же непослушание».