Лорен Оливер - Реквием

• Название: Реквием
• Автор: Лорен Оливер
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-63016-5

После спасения Джулиана от смертной казни Лина и ее друзья сбежали в Дикие земли, надеясь найти там приют и безопасность.

Меньше всего Лина ожидает встретиться здесь с Алексом, который не только не умер, но и сумел выбраться из Крипты.

Впрочем, любовный треугольник волнует девушку меньше всего. Официальное правительство признало сам факт наличия заразных и объявило им войну. Регуляторы проникли на окраины, чтобы покончить с мятежниками. А это значит, что пришло время встать на защиту Диких земель. И пока Лина ежедневно подвергается страшной опасности, ее лучшая подруга, Хана, живет в мире без любви и готовится стать женой молодого мэра.

Они даже не подозревают, какие сюрпризы готовит им судьба.

В захватывающем финале трилогии Лорен Оливер все тайны наконец будут раскрыты, все сражения выиграны, а все чувства обнажены.

---

Она тоже меня узнает. Прежде чем я успеваю хоть слово сказать, Дженни отталкивается от машины и стрелой мчится через улицу. На спине у нее болтается старый, испачканный чернилами рюкзак – потрепанный, принадлежавший еще Лине. Поперек кармана черными округлыми буквами выписано два имени, Лины и мое. Мы написали их на этом рюкзаке в седьмом классе, когда нам стало скучно на уроке. В тот день мы и придумали наше кодовое слово, нашу кричалку, которой мы потом приветствовали друг друга при встречах. Халина. Соединение наших имен.

– Ну вот ей же ей, достаточно уже взрослая девчонка, чтобы понимать, что нельзя выскакивать перед машиной! Она меня чуть до инфаркта не довела.

– Я ее знаю, – машинально произношу я. Мне до сих пор представляются огромные темные глаза Дженни и ее бледное исхудавшее лицо.

– В каком смысле – ты ее знаешь? – поворачивается ко мне мать.

Я опускаю веки и пытаюсь представить что-нибудь успокаивающее. Залив. Чаек, кружащих в синем небе. Потоки безукоризненно чистой белой ткани. Но вместо них я так и вижу глаза Дженни и ее заостренные скулы и подбородок.

– Ее зовут Дженни. Она двоюродная сестра Лины…

– Думай, что говоришь! – обрывает меня мать. Я запоздало осознаю, что мне не следовало ничего этого говорить. В нашей семье имя Лины хуже любого ругательства.

Много лет мама гордилась моей дружбой с Линой. Она видела в ней подтверждение своего либерализма. «Мы не должны судить о девочке по ее родственникам, – говорила она гостям, если те затрагивали эту тему. – Болезнь не передается генетически, эта идея устарела».

Когда Лина все же подхватила болезнь и сумела бежать прежде, чем ее успели исцелить, мать восприняла это как личное оскорбление, словно Лина сделала это нарочно, чтобы поставить ее в дурацкое положение.

«Все эти годы мы принимали ее в своем доме, – говорила она то и дело в никуда после побега Лины. – Хотя и осознавали, что рискуем. А ведь все нас предупреждали!.. Наверное, стоило нам тогда прислу шаться».

– Она похудела, – произношу я.

– Тони, домой! – Мама снова откидывает голову и закрывает глаза, и я понимаю, что разговор окончен.

Лина

Я просыпаюсь посреди ночи, потому что мне снится кошмар. В нем Грейс застряла между половицами в нашей старой спальне в доме тетушки Кэрол. Снизу доносились крики: «Пожар!» Комната была полна дыма. Я пыталась высвободить Грейс, спасти ее, но ее руки выскальзывали из моих. Глаза жгло, дым душил меня, и я знала, что если не убегу, то умру. Но Грейс плакала и умоляла меня спасти ее, спасти…

Я сажусь. Я твержу про себя мантру Рэйвен – прошлое мертво, его не существует, – но она не помогает. Мне по-прежнему мерещится, как ручонка Грейс, мокрая от пота, выскальзывает из моей руки.

В палатке тесно. Дэни прижалась боком ко мне, а остальные три женщины свернулись за ней.

У Джулиана теперь своя палатка. Эдакая небольшая любезность. Ему дают время приспособиться, как давали его мне, когда я только-только пришла в Дикие земли. На это нужно время – чтобы привыкнуть к ощущению близости и к телам, постоянно сталкивающимся с твоим. В Диких землях нет личного пространства и не может быть никакой застенчивости.

Я могла бы присоединиться к Джулиану в его палатке. Я знаю, что он ожидал этого от меня после того, что мы с ним вместе пережили под землей – и похищение, и тот поцелуй. В конце концов, это я привела его сюда. Я спасла его и притащила за собой в новую жизнь, жизнь свободы и чувств. Ничто не препятствовало мне спать рядом с ним. Исцеленные – зомби – сказали бы, что мы уже инфицированы. Мы уже валяемся в своей мерзости, словно свиньи в грязи.

Кто знает? Может, они и правы. Может, чувства действительно сводят нас с ума. Может, любовь и вправду болезнь, и без нее нам было бы лучше.

Но мы выбрали иной путь. В конце концов, в этом и состоит смысл побега от исцеления – в свободе выбора.

Мы даже способны сделать неправильный выбор.

Мне никак не удается снова заснуть. Воздуха не хватает. Я выбираюсь из-под мешанины спальников и одеял и выкарабкиваюсь из-под полога палатки в темноту. Позади Дэни ворочается во сне и бормочет что-то неразборчивое.

Ночь холодная. Небо чистое, без единого облачка. Луна кажется больше обычного и заливает все серебристым сиянием, словно снегом припорашивает. Я стою минутку, наслаждаясь тишиной и спокойствием и любуясь посеребренными луной пиками палаток, низко опущенными ветвями с набухающими почками. Изредка где-то вдалеке ухает сова.

В одной из палаток спит Джулиан.

А в другой – Алекс.

Я двигаюсь прочь от палаток. Иду я к лощине, мимо потухшего костра – от него остались лишь обгоревшие куски древесины и несколько тлеющих углей. В воздухе до сих пор еле уловимо пахнет обожженными консервными банками и фасолью.

Я сама толком не знаю, куда иду. Уходить от лагеря глупо – Рэйвен тысячу раз предупреждала меня об этом. Ночью Дикие земли принадлежат животным. А еще ночью легче легкого заблудиться посреди леса. Но меня словно подзуживает что-то изнутри, и ночь такая светлая, ориентироваться нетрудно.

Я спрыгиваю в высохшее русло ручья, покрытое слоем камней и листьев и кое-где – останками прежней жизни: зазубренный металл банки из-под содовой, пластиковый пакет, детский ботинок. Я прохожу несколько сотен футов на юг, а потом дорогу мне преграждает огромный упавший дуб. Лежащий поперек ствол его настолько широк, что доходит мне до груди. Переплетение могучих корней возносится к небу, словно темные струи какого-то фонтана-шутихи.

Тут сзади раздается шорох. Я стремительно оборачиваюсь. Тень шевелится, обретая объем, и на миг у меня останавливается сердце: я беззащитна, без оружия, мне нечем обороняться от голодного зверя. Потом тень выходит на открытое место и оказывается парнем.

В темноте не видно, что его волосы – цвета осенней листвы, золотисто-каштановые с отблеском рыжины.

– А, это ты, – говорит Алекс. Это его первые слова, обращенные ко мне за четыре дня.

Я хочу сказать ему тысячу вещей.

Пожалуйста, пойми. Пожалуйста, прости меня.

Я каждый день молилась, чтобы ты был жив, пока не стало слишком больно надеяться.

Не надо меня ненавидеть.

Я по-прежнему люблю тебя.

Но вместо этого я говорю:

– Не спится.

Алекс наверняка помнит, что меня всегда мучили кошмары. Мы часто об этом говорили во время нашего лета в Портленде. Прошлое лето – меньше года назад. В голове не умещается, какой огромный путь я проделала за это время. Невозможно представить то пространство, что пролегло между нами.

– И мне не спится, – откликается Алекс.

И эти простые слова и сам тот факт, что он вообще говорит со мной, словно что-то высвобождают во мне. Мне хочется обнять его и поцеловать, как прежде.

– Я думала, ты мертв, – говорю я. – Я чуть не умерла из-за этого.

– В самом деле? – бесстрастно интересуется Алекс. – Ты довольно быстро пришла в себя.

– Нет. Ты не понимаешь. – Горло сдавливает, словно меня кто-то душит. – Я не могла продолжать надеяться, а потом просыпаться поутру и обнаруживать, что все неправда, что тебя все равно нет. Я… я недостаточно сильная.

Алекс молчит. Сейчас слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица, – он снова отступил в темноту. Но я чувствую, что он смотрит на меня.

Наконец он произносит:

– Когда они забрали меня в Крипту, я думал, что они собираются меня убить. Но они даже этого не потрудились сделать. Они просто оставили меня умирать. Бросили в камеру и заперли дверь.

– Алекс… – Удушье спускается с горла в грудь, и я, сама того не понимая, начинаю плакать. Я подхожу поближе к нему. Мне хочется провести рукой по его волосам, поцеловать его в лоб и в веки, чтобы стереть всякие воспоминания о том, что он видел. Но Алекс отступает.

– Я не умер. Не знаю почему. Я должен был умереть. Я потерял много крови. Они удивились не меньше меня. А потом это стало своего рода игрой – посмотреть, сколько я продержусь. Посмотреть, что им удастся сделать со мной, прежде чем я…

Он внезапно умолкает, не договорив. Я не могу больше этого слышать. Я не хочу этого знать, не хочу, чтобы это было правдой, не могу думать о том, что они с ним творили. Я делаю еще шаг и касаюсь его груди и плеч в темноте. На этот раз Алекс не отталкивает меня. Но и не обнимает. Он стоит, холодный и недвижный, словно изваяние.

– Алекс, – я повторяю его имя, словно молитву, словно заклинание, которое может все исправить. Я провожу рукой по его груди и подбородку. – Прости меня. Прости, пожалуйста.

Внезапно Алекс резко отстраняется и вместе с этим хватает меня за запястья и прижимает мои руки к туловищу. Он не отпускает их. Он крепко сжимает их, не давая мне двигаться. Голос его тих и настойчив, и в нем столько гнева, что от него еще больнее, чем от его хватки.

– Бывали дни, когда я просил об этом – молился об этом перед сном. Вера в то, что я снова увижу тебя, что я сумею отыскать тебя, надежда на это – единственное, что не давало мне умереть. – Он отпускает меня и отступает еще на шаг. – Так что нет. Я не понимаю.