Ярослав Туров - По полю мёртвых одуванчиков

• Название: По полю мёртвых одуванчиков
• Автор: Ярослав Туров
• Жанр: Современные любовные романы

Произведения Я. Турова – талантливые, интересные, острые. Автор пишет предельно искренне, и в его искренность веришь. Подростковая и юношеская жизнь, по силе переживаний в личной и интимной сфере не сравнимая ни с одним возрастным этапом взросления человека, описана автором откровенно. А ведь именно она остается вне поля внимания озабоченных добыванием денег родителей и замороченных школьными реформами учителей.

Л. А. Барыкина, редактор изд-ва «Молодая гвардия», член Союза писателей России

---

– Что, не рада? – с обидой спросил отец, буравя дочь небесными буркалами.

– Я даже… У меня просто нет слов, – тяжело выдохнула Маша. – Спасибо, папа.

– Ну, ну, ну, не стоит благодарности, – заулыбался отец. Улыбка у него была замечательная. Даже несколько железных коронок на зубах не могли её испортить. – Иди ко мне.

Отец поднялся, протянул дочери руки, и Маша впервые за несколько лет обняла его. И даже не потому что он попросил, а потому что в тот миг ей самой этого больше всего захотелось.

– Соскучилась? А уж папка как соскучился, – проговорил с улыбкой отец. – Ну, где там твой чай?

– Чай? А, да, сейчас, сейчас… – И Маша принялась наливать в чайник воду из-под крана, походу расплёскивая половину.

– А что это у вас, дочь, с краном? Течёт весь, ни налить, ни вылить…

– Он уже давно сломался, а починить всё руки не доходят.

– Так что ж ты молчала, папка щас живо всё починит! Не зря ж мужик в доме! – и отец, потирая грубые руки, полез к крану и начал с ним возиться. – У вас смеситель полетел, надо менять. Да и с трубами беда. Знаешь, а пойдём с тобой на ярмарку, там и запчасти, и инструмент возьмём, и поесть чего, а то у вас тут совсем шаром покати, как я погляжу…

Маша не знала, то сказать. Она совсем не узнавала в этом человеке отца. Бывает ли так, что человек в один прекрасный день изменяется до неузнаваемости?

– Ну пойдём…

Следующие два часа были, наверное, самыми счастливыми за весь семестр. Они с отцом носились с тележкой для продуктов между торговыми рядами, хватая всё, что попадалось под руку. Хочешь красной икры, доч? Папка угощает! А может, и шампанского тяпнем по капельке? Ах да, папка же бросил. А это что ещё за вкуснятина? Никогда такую не пробовал! По глазам вижу, ты тоже хочешь…

Отец сорил деньгами, словно это была нарезанная бумага, всё балагурил, вспоминал какие-то дурацкие случаи, что бывали с ним в школе и в универе, и это было настолько уморительно, что у Маши голова шла кругом от смеха. Отец, папа, папочка, которого её так бесцеремонно лишили много лет назад, вдруг вернулся. Вот он, рядом катит тележку, такой красивый, с благородной осанкой и руками труженика и настоящего мужчины. Он любит её, любит со всей отцовской нежностью, и от этого так тепло, так уютно. Она не знает, что будет завтра, но по-любому всё будет отлично, потому что он здесь, он не даст случиться плохому. Он самый классный.

Из здания ярмарки они вышли с двумя здоровенными пакетами с едой, из кармана пиджака отца торчал новенький смеситель и несколько гаечных ключей.

– Ну что, дочка, пойдём, папка тебе кран починит, и будем праздновать.

– Что праздновать?

– Как что, мы с тобой сколько уже не виделись, у-у-у! Встречу надо обмы.. то есть отметить.

Посмеявшись, Маша взглянула на часы, и улыбка быстро сползла с её лица.

– Пап, мне уже полчаса как на работу надо. Я обещала начальнице, что минимум на два часа сегодня приду, – сказала она, умолчав, что после работы собиралась отправиться на кастинг в стриптиз-бар. Сейчас, когда у неё в кармане лежали заветные сорок тысяч, идея идти туда показалась ей, мягко говоря, дикой. Но Наталье Николаевне отказать она не могла.

– Бросай ты эту работу, Маша, папка тебе до конца университета жизнь обеспечит! – улыбался широко отец, сверкая железными коронками.

– Пап, не могу же я вот так просто взять и не прийти. Надо как минимум написать заявление об уходе и отпахать до конца месяца.

– Э-э, – протянул отец разочарованно.

– Вот тебе ключи, – Маша сунула отцу ключ от квартиры в нагрудный карман пиджака. – Иди пока кран чинить, а я отработаю и приду, – и девушка чмокнула его в шершавую щёку.

Всю дорогу до работы и всё проведённое в офисе время Машу не покидало странное чувство, что всё это происходит не с ней, а с каким-то другим человеком. Столько эмоций всего за один день, сначала с Антоном, а теперь вот, с отцом. Все два обговоренные с начальницей часа она работала как попало. Документы валились из рук, ничего не ладилось, и целых два раза она пропустила мимо ушей то, что говорили обрывавшие телефон клиенты.

– Мария, что с вами такое происходит сегодня? – напустилась на неё Наталья Николаевна, когда Маша не смогла ничего сказать по существу о проделанной работе. – Вы ведёте себя странно.

– Я… просто, – побормотала Маша. Ей хотелось сказать нечто вроде: «Из моей жизни ушёл один мужчина и появился другой», но начальница начала её передразнивать.

– Просто, просто. Что вы там мямлите, словно язык проглотили? Я уже сыта по горло вашим тунеядством. Вы думаете, что можете просто приходить сюда и ничего не делать? Просто так сидеть в соцсетях с рабочего компьютера, пить кофе и получать за это зарплату? Хочу отметить, что ваши успехи на рабочем месте за последний месяц были крайне неудовлетворительны. Поэтому зарубите себе на носу…

– Знаете что, Наталья Николаевна? Я ухожу от вас, – вдруг вырвалось у Маши. – Мне надоели эти ваши надуманные претензии к моей работе, ваш надменный тон и вечно дурное настроение. Не следует срывать досаду из-за неустроенной личной жизни на своих подчинённых, это некрасиво.

– Ч-что?

Маша очень пожалела, что у неё нет фотоаппарата, и она не может запечатлеть то, как перекосило лицо начальницы.

– Я прямо сейчас напишу заявление об уходе, доработаю положенные две недели и уйду, и больше вы меня не увидите. Ищите себе другую дурочку за те копейки, что вы мне тут платили.

И, не дожидаясь ответа, Маша развернулась и вышла, не став, впрочем, хлопать дверью.

Когда она шла домой, уже смеркалось, небо переливалось лиловым и кроваво-красным. Где-то за крышами домов и деревьями садилось солнце, и девушка видела лишь последние лучи зари. Она думала об отце.

Минуты три Маша стояла у двери подъезда и пыталась дозвониться по домофону до отца, который должен был ждать её в квартире, но никто не отвечал, и это было странно. То, что домофон сломался, было исключено, так как шли гудки – скорее всего, он просто уснул или вышел на балкон. Магнитный ключ от двери Маша тоже отдала отцу, поэтому пришлось звонить соседям и просить, чтобы открыли. Поднявшись к себе на этаж, она обомлела: дверь была открыта нараспашку. Не думая ни о чём, она ворвалась внутрь и осмотрела все комнаты. В квартире никого не было, ценные вещи были нетронуты, сумка отца так и лежала, где он её оставил, и лишь водопроводный кран на кухне был открыт, так что вода бежала во всю силу. Маша попробовала закрыть его, но поток не прекращался, пришлось лезть под раковину и перекрывать вентиль там. Что за ерунда? Достав из сумки мобильник, Маша начала названивать отцу, но его номер был заблокирован, – видимо, он даже со своей новой зарплатой не удосужился заплатить за связь. Ситуация нравилась Маше всё меньше и меньше – и совсем перестала её устраивать, когда она нашла ключи от квартиры валяющимися на полу в ванной.

Оставив сумку и деньги дома, Маша заперла дверь и вышла на улицу. Солнце уже село, и двор погрузился в сумерки. Кроме нескольких старух на лавочках и носящихся рядом под их присмотром трёх мальчишек поблизости никого не было.

– Скажите, а вы не видели тут такого высокого мужчину в костюме с большими пакетами? – обратилась она к женщинам.

– Как же, был тут такой, – кивнула одна. – С Кузьмичом вошли в подъезд, а потом вместе же вышли и отправились куда-то туда.

Старушка махнула сухонькой рукой в сторону дворов.

– Кто такой Кузьмич? – насторожилась Маша.

– Местный алкоголик.

Зашибись, просто прекрасно. Маша побежала туда, куда указала бабуля. Она плохо знала собственный район – за тот год, что она снимала здесь квартиру, у неё никогда не возникало желания ознакомиться с ним поближе. Единственное, что она знала точно, так это то, что там, куда она бежит, нет больших освещенных улиц, а есть лишь одинаковые штампованные девятиэтажки и дворы, как две капли похожие один на другой.

– Папа! Ты где? – крикнула она.

– Я здесь! Иди ко мне, буду твоим папочкой! – раздался с затемнённой лавочки мерзкий пацанячий голос, сопровождаемый звериным смехом. Маша ничего не ответила и постаралась как можно быстрее скрыться за поворотом. Только на игривых гопников наткнуться ей сегодня и не хватало.

Дворы, дворы, дворы. Унылые, заброшенные, пустынные. То тут, то там торчат из земли какие-то железки ещё времён советской власти, лишь отдалённо напоминающие детские горки или качели. Несколько раз мелькают деревянные фигуры персонажей мультиков, покореженные чьими-то берцами и обезображенные шпаной, исписанные маркерами и замазкой, опалённые зажигалками. В сумерках улыбки всех этих Карлсонов, старух Шапокляк и Чебурашек кажутся зловещими.

На одной из таких детских площадок в песочнице без песка Маша увидела человека. Он сидел, сильно сгорбившись, и неотрывно глядел в точку перед собой. Её отец.