Коллектив авторов - Литература (Русская литература XIX века). 10 класс. Часть 1

• Название: Литература (Русская литература XIX века). 10 класс. Часть 1
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Детская образовательная литература

Этот учебник создан по авторской программе В. В. Агеносова и А. Н. Архангельского «Русская литература XIX—XX веков (для 10—11 классов общеобразовательных учреждений)» и входит в единый комплект учебников для 10 и 11 классов.

В первой части учебника для 10 класса раскрывается литературный процесс в России первой половины XIX века, прослеживается возникновение и развитие литературных традиций.

Учащимся предлагаются разноуровневые вопросы и задания, темы сочинений и рефератов, аннотированные списки дополнительной литературы.

В комплекте с настоящим изданием выпускаются учебная хрестоматия критических и литературоведческих материалов, методическое пособие для учителя и «Обучающие тесты» (авт. Е. Э. Беленькая, Е. А. Ланцева. М., 2006).

---

Все в этой балладе серьезно и все – несерьезно, все чудесно – и все «нескладно» (то есть неправдоподобно). Автор припугивает читателя, но не хочет напугать его по-настоящему. Это напряженный, драматический рассказ о судьбе, но одновременно это литературная игра. Баллада балансирует на грани ужасного и смешного, страшного и веселого, обещает душевные потрясения и сулит надежду.

И читатель баллады, открывая книгу, тоже словно оказывается перед зеркалом. Он видит все, что происходит в балладном мире, очень близко, лицом к лицу. Ему даже подчас кажется, что он и сам участвует в событиях, леденящих кровь. Но нет; это всего лишь его зеркальное отражение, а между ним и пугающим миром баллады – холодная поверхность зеркала…

Так, «Светлана» стала своеобразным ключом к ранним балладам Жуковского, а ее героиня – одним из самых любимых персонажей русской литературы. Как бедная Лиза из одноименной повести Карамзина, как Митрофанушка из «Недоросля» Фонвизина, как Татьяна Ларина, написанная с оглядкой на Светлану. Позже Жуковский напишет и другие, куда более страшные, начисто лишенные «несерьезного» начала баллады. Но не по ним будут судить об этом жанре читатели следующих поколений, а по «Светлане», «Людмиле», «Ивиковым журавлям» и др.

Многие жанровые черты баллады заметны и в гражданской лирике Жуковского, и больше всего в стихотворении «Певец во стане русских воинов». Написано оно было во время Отечественной войны 1812 года, в действующей армии (Жуковский был прикомандирован к штабу М. И. Кутузова):

На поле бранном тишина;
     Огни между шатрами;
Друзья, здесь светит нам луна,
     Здесь кров небес над нами.
Наполним кубок круговой!
     Дружнее! руку в руку!
Запьем вином кровавый бой
     И с падшими разлуку…

Певец поочередно славит русских героев – начиная с древнего витязя Святослава и кончая нынешними полководцами и солдатами. Причем он не использует подчеркнуто высокую лексику, избегает чрезмерно торжественных интонаций (как было принято в жанре оды). Голос его лиричен, тональность славословия задушевна. Певец то весел, то печален, то задумчив. Так о войне и военных подвигах в России еще не писали, не пытались передать патриотическое чувство с помощью такой утонченно-лирической лексики:

…Сей кубок мщенью! други, в строй!
     И к небу грозны длани!
Сразить иль пасть! Haш роковой
     Обет пред богом брани.

Жуковский и здесь был первым. Как заметил один из исследователей его творчества, после «Сельского кладбища» имя поэта стало известно всем литераторам, после «Людмилы» – всем читателям, после «Певца во стане русских воинов» – всей России.

Какая тема находится в центре любой баллады? Как жанр баллады повлиял на военную оду «Певец во стане русских воинов»?

Литературное общество «Арзамас»

В 1815 году начало выходить первое издание «Стихотворений Василия Жуковского» (Ч.1–2) – итог десятилетнего периода творчества поэта. В том же году состоялось знакомство Жуковского с Пушкиным. Шестнадцатилетний лицеист произвел на автора «Светланы» более чем сильное впечатление. Пушкина вскоре приняли в литературное общество «Арзамас» (1815–1818), душой и бессменным секретарем которого был Жуковский.

Общество это было весьма серьезным по культурным задачам и полуигровым по форме. Члены «всешутейного» «Арзамаса» (Петр Вяземский, Константин Батюшков, дядя Пушкина Василий Львович Пушкин) собирались вместе, чтобы осмеивать своих литературных врагов, членов «Беседы любителей русского слова» (1811–1816) во главе с поэтом – адмиралом Александром Семеновичем Шишковым. Членов «Беседы» называли «беседчиками», «Арзамаса» – «арзамасцами».

«Беседчики» были сторонниками архаического стиля, очень выразительного, но и весьма тяжеловесного. Этот стиль изобиловал церковнославянизмами. «Беседчикам» была близка мощь, энергия ранней державинской поэзии; литературные собрания «Беседы» проходили в петербургском доме Державина. Последователям Шишкова были чужды языковые эксперименты Карамзина, который стремился к легкости, изяществу литературного языка и переносил на русскую почву достижения европейской культуры. Напротив, «арзамасцы» считали себя последователями Карамзина, новаторами. Они произносили остроумно-пародийные речи против «беседчиков», а главное – вели необычайно веселые протоколы своих заседаний, автором которых был Жуковский. Каждый член «всешутейного общества» получал прозвище, позаимствованное из баллад Жуковского. Сам он носил «арзамасское» имя Светлана – и недаром оно досталось именно ему, с его почти женственной мягкостью и светом, исходившим от всего его облика.

«Арзамас» действительно был прежде всего игровым, «всешутейным» объединением. И когда новые члены веселого общества, будущие декабристы Николай Иванович Тургенев и Михаил Федорович Орлов предложили «арзамасцам» заняться какой-нибудь более серьезной общественно-литературной деятельностью, это стало предвестием конца. В 1818 году «Арзамас» прекратил свое существование, пережив «Беседу» всего на два года.

Вокруг какого литературного общества группировались писатели-новаторы? Кто способствовал утверждению романтизма в русской литературе – архаисты или новаторы? А может быть, и те и другие? Постарайтесь обосновать свой ответ.

После Отечественной войны. Романтическое двоемирие. «Невыразимое»

В дневниках и письмах Жуковского 1814–1815 годов звучит одно имя, одна тема. Это имя Маши Протасовой, это тема несчастливой любви. (Вообще, одно из самых трагических стихотворений Жуковского «9 марта 1823 года» будет написано на смерть Маши.)

И тем убежденнее, тем настойчивее говорит поэт в своих стихах о вечном идеале человечности, о стремлении души за пределы ограниченной реальности, в прекрасное там, где царят любовь, покой, свет и где после смерти соединяются сердца, разделенные жестокими обстоятельствами несовершенной жизни.

…Увы! я любил… и ее уже нет!
     Но счастье, вдвоем столь живое,
Навеки ль исчезло? И прежние дни
     Вотще ли столь были прелестны?

…Все небо нам дало, мой друг, с бытием:
     Все в жизни к великому средство;
И горесть, и радость – все к цели одной:
     Хвала жизнедавцу Зевесу!

(«Теон и Эсхин», 1814)

Такое раздвоение между потусторонним идеальным «там» и несовершенным «здесь» было необычайно характерно для всей раннеромантической лирики и даже получило особое название – романтическое двоемирие.

Недаром в пейзажной лирике Жуковского этих лет так подробно описывается все беспредметное, ускользающее от определений: пространство, воздух, даль, звуки. А все конкретное (деревья, скульптуры, дорожки сада) намечено короткими, быстрыми штрихами. В элегии Жуковского «Славянка» (1815) реальность Павловска, пригородного имения вдовствующей императрицы Марии Федоровны, превращается в нечто полувоздушное, ирреальное, в область грез и предчувствий. Словно уже сейчас, на земле, предметы начинают утрачивать свою определенность, размываются…

Славянка тихая, сколь ток приятен твой,
Когда, в осенний день, в твои глядятся воды
Холмы, одетые последнею красой
     Полуотцветшия природы.

…Одна лишь смутная мечта в душе моей:
Как будто мир земной в ничто преобратился;
Как будто та страна знакомей стала ей,
     Куда сей чистый ангел скрылся.

В одном из стихотворений Жуковский восклицает: «Жизнь и поэзия – одно». Понимать это можно так, что поэзия сродни истинной жизни, то есть жизни там. Ей дана особая духовная власть, она позволяет поэту видеть сквозь черты окружающей реальности, «неистинной» жизни вечное начало. То есть соединяет собой все, что остается «здесь», с тем, что пребывает «там». И потому постоянно балансирует на грани между желанием выразить все на человеческом языке и невыразимостью самых сокровенных тайн мироздания, к которым она причастна. Вспомните строки из стихотворения «Невыразимое»:

Что наш язык земной пред дивною природой?
С какой небрежною и легкою свободой
Она рассыпала повсюду красоту
И разновидное с единством согласила!
Но где, какая кисть ее изобразила?
Едва-едва одну ее черту
С усилием поймать удастся вдохновенью…
Но льзя ли в мертвое живое передать?
Кто мог создание в словах пересоздать?
Невыразимое подвластно ль выраженью?..

Так возникает особая романтическая картина мира.

Как связаны между собой романтическое двоемирие и тема невыразимости поэтического чувства?

От лирики к эпосу

Жуковский продолжал осваивать новые и новые жанры европейской литературы. Он переложил несколько идиллий, самая знаменитая из которых – «Овсяный кисель». А уже в 1818 году начинают выходить в свет небольшие изящные книжечки его переводов, названные одинаково – «Для немногих» (по-немецки «Fur Wenige»). Здесь и «Лесной царь» Гёте, и «Рыцарь Тогенбург» Шиллера…