Елена Костюченко - Нам здесь жить

• Название: Нам здесь жить
• Автор: Елена Костюченко
• Жанр: Очерки
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-088777-4

«Очерки Костюченко – то, что можно назвать моментальной классикой, тот стандарт журналистской работы, который выходит за пределы сегодняшней газеты и остается навсегда и документальным свидетельством, и свидетельством человеческого языка».

Олег Кашин

«Полнота возникающей от прочтения сборника картинки – та самая полнота, которая позволяет читателю воспринимать происходящее с героями очерков не как агитку, но как масштабное документальное кино о нынешних отношениях государства и общества, – достигается именно за счет способности Костюченко постоянно менять точку обзора и ракурс съемки»

Линор Горалик

---

Бензин «неразработанный», его ставят в углу – продышаться. Начинают готовить дозу. Лида идет раскатывать таблетки «Седала» банкой, на ходу вырывает лист из собрания сочинений Василия Федорова – подстелить. Паша, плеснув в тарелку «муравьишки», счищает с боков спичечных коробков фосфор зубной щеткой. Яна идет взбалтывать баллон с ингредиентами в комнату.

Работает телевизор – МТV. «Приглашаем на подиум участниц до 1,5 лет», – объявляет ведущая.

За окном снег, на стене под зеркалом – алфавит с картинками: принцессы, птички, часики, варежки. Алфавит Танин, ободок со стразиками в волосах Яны – тоже ее.

Тане – дочке Яны и Паши – восемь лет, и по решению органов опеки она уже полгода находится в приюте. Скоро девочку переведут в детский дом, и этого Яна панически боится. «Но ездить к ней можно, ездить к ней разрешают. Она там в школу ходит, в первый класс, – объясняет Яна. – Может быть, ей там и вправду лучше, как инспектора говорят. Но нельзя ее в детский дом!»

В комнату заглядывает Лида и тут же, вежливо улыбаясь, выходит. Ее девятилетний сын Ваня тоже в приюте, но говорить об этом Лида не хочет. Отец мальчика вот уже два года как в тюрьме, 228-я – хранение и распространение. Как он сидит и когда выходит, Лида не знает: «Связь с ним потеряна всякая».

Яна стоит у самодельных весов, сделанных из шприцов и л’этуалевских карточек. Получившиеся ингредиенты взвешиваются, определяются пропорции. В качестве гирек используются спички. Быт наркоманов очень экономичен.

Ингредиенты ссыпают в фурик – стеклянный пузырек. «Ставится реакция» – пузырек закапывают донышком в соль на плите. Реакцию ставит Паша. Нужно вовремя снять фурик, вовремя разбавить раствор водой. Пузырек тихо дымится, внутри булькает красноватое[1].

Через 10 минут раствор готов. Дымится, пахнет малиновым морсом. Лида осторожно выбирает жидкость шприцем через сигаретный фильтр. Из шприца разливает по личным шприцам каждого – по полтора куба. Теперь нужно разбавить «тропиком» – тропикамид, капли для глаз. «Тропик» усиливает эффект, но делает его более коротким. Он очень дорогой – 150 рублей, но после одного применения чистым крокодилом колоться уже невозможно. За «тропик» вечно идет война, и каждый хранит свой пузырек ближе к телу: Яна – в носке, Паша – в кармане спортивных штанов, Лида прячет под топиком. Шприцы у каждого тоже свои, так безопаснее. У всех – гепатит С, но «вичовых нет» – если Катю с ее сомнительным статусом не считать. Шприцы хранятся в пачках из-под чая – «Принцесса Нури», приятного чаепития. Колются инсулинками – тонкая, короткая игла.

– Паш, вмажь меня, – просит Лида. Склоняет голову набок, зажмуривается и, набрав полную грудь воздуха, затыкает нос. Паша примеривается и медленно вводит иглу в шею до основания. Подождав, вытаскивает до половины, вводит снова – ищет контроль. Находит, давит на поршень.

– Пашка, дуешь, – причитает Лида, не открывая глаз. – Дуешь, дуешь, дуешь!

Если не попасть в вену, раствор жжется огнем.

Паша вынимает иглу, вытирает пальцем струйку крови, примеривается к синеющей вене, втыкает снова.

– Спасибо, – вежливо говорит Лида и отходит на свое место – табуретка у плиты. Закуривает, но через полминуты выключается. Уголки губ опускаются вниз, Лида оседает на табуретке, клонится вперед, резко вы прямляется, снова начинает падать. Горящая сигарета приклеена к нижней губе.

Когда крокодил оказывается в вене, «начинается чернота». Все мышцы расслабляются, все мысли исчезают, перед глазами поднимается тьма. «Ничего нет, и тебя нет тоже, – вполголоса объясняет Яна. – Только ощущение, что все в мире правильно». Ни эйфории, ни галлюцинаций. 20 минут несуществования.

Второй отрубается Катя. Паша долго ощупывает бока – вены на ногах ушли, вены на руках ушли. Наконец, примеривается и тоже уходит. Остается Яна – напряженная, скрюченная, конец жгута зажимает ртом.

Яне некуда колоться. Распухшая левая рука от запястья до плеча багрово-фиолетового цвета, короста, из-под которой иногда выступает гной. Правая рука в «дорогах» – синяках вдоль вен и шишках – «часть рассасывается, часть нет». Ноги в кровавых потеках – в них Яна пыталась вмазаться утром.

«Видишь, ей хорошо, а мне ни о чем», – говорит Яна зло, кивая на Лиду. В шею может вмазываться только человек в нормальном весе. У Яны и Паши шейные вены уже ушли глубоко, не достать. Последний раз Яна взвешивалась зимой. Было 37 килограммов, но сейчас она еще худее.

Яна ощупывает себя равнодушно, как мясо на прилавке. Наклоняется, прощупывает каждую жилочку. Наконец зажимает запястье правой руки между ногами. Через минуту выпрямляется – вена лопнула, не получилось, начинает искать снова. Иногда это продолжается часами, но сейчас Яна справляется быстро, минут за пятнадцать. Как раз просыпается Лида.

После дозы хочется пить. Лида ставит чайник, в кружки ложками ссыпается сахар. В день сахара уходит несколько килограммов. Чай пьют быстро, быстро курят. Времени немного – надо готовить следующую дозу. Через 1,5 часа начнется ломка, перенести ее невозможно. Раствор готовится примерно столько же. Хранить его нельзя.

Поэтому крокодильщики живут «гнездами». Процесс варки должен идти непрерывно.

Вообще-то Яне 32 года, но выглядит она на 50. Черная кофта, черные блестящие бриджи. Очень худая. Ходит Яна странно. Равновесие она держать не может, и поэтому «летает» – падает назад или вперед, едва успевая подставлять ноги. Чтобы остановиться, ей нужно врезаться в стенку.

Вот и сейчас она летает по квартире, пытается провести уборку. Сил хватает на вытереть пыль с телевизора и положить использованные страницы в мусорный пакет.

… Все трое учились в одной школе. В 14 лет Пашу посадили «за кражу госимущества» – воровал жетоны в таксофонах. Отсидел весь срок, вышел в 18 лет.

Толком-то познакомились на вечеринке.

– Когда меня в 19 по 228-й посадили, Паша пообе щал моей мамке, что письмо напишет мне. Ну, перепи ска завязалась, посылку мне послал, письма мне писал еще. Прислал свои фотографии. И цыганка из наших зэчек мне сказала: ой, какой красивый, будете вместе. И вот столько у меня друзей было, столько ухажеров, а осталась я с ним.

У Яны звонит мобильный, коротко переговорив, идет открывать дверь. Пришел Ваджик. Ему негде «вариться», ходит сюда. В благодарность доза делается на всех.

– Он мне должен 300 рублей, – предупреждает Лида Пашу.

– Ну сейчас 400 с него возьмем на аптеку, а потом долг свой забирай.

Короткие переговоры в коридоре – и Катя уходит: нафтизин, инсулинки, пятикубовый шприц.

Ваджик на крокодильщика пока не похож – молодой стриженый парень, узкие джинсы, ремень с большими буквами HugoBoss, чистые ногти.

– У дочки взял пятихатку на лошадей, – объясняет. – Спиздил, получается. Она же занимается у меня, знаете? В пятницу вот не выдержал, взял.

– Ты мне должен, – напоминает Лида. – Давай сюда.

– Ну четыреста я отдал уже. А триста попозже. Располовинь.

Обсуждают какого-то общего Дениса, которого на притон пускать не стоит: заделался ментовским.

– Может, отойдешь от окна? Распелся, – говорит Лида.

– Какие все нервные, боже мой.

– Ты базар свой отключи нафиг, – говорит Паша Лиде. – Ваджик, че там с работой, ты говорил?

Ваджик довольно кивает:

– Смотри, Хмельницкого, 146. В этом же доме, с обратной стороны, там цех в подвале. Станок стоит распиловочный. Работаешь с 10 до 9 или хоть до 11 – как захочешь. Игорь, начальник цеха, каждый день там в обед. Приедешь часов в 12, он там по-любому будет. Если че, только не от меня, чтобы я в говне не был. А ты приедешь?

– Постараюсь.

– Хорош колоться, умрешь же на… – говорит Ваджик, вмазываясь. – От тебя до работы 20 минут пешком всего. Вот у тебя есть желание?

Паша кивает.

– 15 % от заказа. Там нормально выходит, только не колоться. Пацан, который шеф, все палит. Потому что сам кололся раньше. И мне уже предъявлял. «Ваджик, че такие глаза?» Я говорю такой злой, типа: какие глаза, не спал три ночи. Вроде схавал…

После укола Ваджика дружно начинают гнать.

– Ваджик, уходи, – начинает Лида. – Шары свои зальешь и борзеешь. Твое присутствие бесит.

– Такая же фигня, – отвечает Ваджик равнодушно.

– Блядь, вот че за человек такой, – вторит Яна. – Тебе же сказали – уходи.

– Ты тут сидишь, и если менты придут – будет нам организация притона, – объясняет Паша.

Ваджик не уходит, ему хорошо. Разглагольствует ни о чем.

Разговор переходит на «героиновые времена». Когда продажу с рук «закрыли», некоторое время действовала банковская система. Деньги за дозу нужно было положить на счет в банке. Затем барыга звонил покупателю и сообщал, как найти «закладку» – припрятанный пакетик с наркотой. Много было кидалова – «иногда 8 штук за день потратишь, а так и не вмажешься».

– А помнишь, я васю одного выцепил, – начинает Ваджик. – Он сначала нормально делал закладки, потом кидать начал. Но постоянно адреса давал в начале Гагарина. А там дом такой – один подъезд, два этажа. И вот все вокруг него. То с балкона падает, то в подъезде на первом этаже заныкано. Звоню ему потом – не кидай меня больше, знаю ведь, где живешь, приду.