Елена Поддубская - Такая роковая любовь. Роман. Книга 2

• Название: Такая роковая любовь. Роман. Книга 2
• Автор: Елена Поддубская
• Жанр: Русское современное

Вторая книга рассказывает о возвращении главных героев на Родину и их нелёгкой личной жизни в 90-х годах прошлого столетия, в которой любовь переплетается со смертью. Для поиска алиби адвокату обвиняемых приходится лететь в Сибирь. Красочные картины жизни староверов, малоизвестной, нелёгкой – яркая часть романа. Порядочность сибиряков спасает подозреваемых, а жизнь их хранит опять же любовь, такая роковая, но настоящая.

---

Получив от судьи разрешение, Соев вновь сорвался с места, сопровождая свою двигательную активность высоким фальцетом обращения.

– Уважаемые господа! – раздвинул он руки, словно желая охватить ими всё пространство зала вместе с сидящими в нём слушателями и судьями, – Я хотел бы представить вам свои соображения, которые, как вы понимаете, тоже базируются исключительно на фактах. Так вот, не далее как полчаса тому назад, мой оппонент и коллега господин Рябов доказал нам при помощи психоанализа, что Лариса Фёдорова никак не могла лечь спать, не допив оставшееся вино. Господин Рябов, добросовестно выполняя свою роль защитника, постарался отвести все подозрения от личности своего подопечного. Я, хотя и не был согласен с ним, преклоняюсь перед его трудом. Его мысль широка. Настолько, что питает не только самого господина Рябова, но и окружающих. Помните, в момент начала его рассуждений о том, почему Лариса Фёдорова не допила отавшееся спиртное, первое, что он сказал вслух, было: «что-то помешало ей…». Это замечание явилось очень ценным для меня. Что ж, бывает так во время суда, что две противоположные стороны – обвинение и защита, своими действиями помогают не только себе, но и подсказывают противнику. —Соев кинул мимолётную слащавую улыбку в сторону стола защиты. Никто не мог теперь упрекнуть его что он, когда этого требовалось, избежал панегирика и не захотел источать из себя хвалебной речи. Теперь они были с Рябовым квиты. Промашка каждого из двоих не проскочила незамеченной для оппонента. С опозданием Рябов дал отчёт последствиям своих слов. Он знал теперь, что Соев ни за что не упустит возможность помусолить тему о наличии помех. И даже если до этого времени у него не было какой-то определённой линии, то теперь подобный стимул вполне может вывести его на какой-то новый след. Возможно именно на тот, что вызвал странный блеск глаз Николая при опросе в первый день.

Чем больше Соев развивал теперь свою мысль, тем сильнее росло в Рябове прежнее убеждение в собственной неосведомлённости по ряду вопросов. Адвокат оказался прав: уже в следующий момент Соев предложил версию о том, что не что-то, а кто-то помешал Ларисе допить вино.

– Господин судья, я требую более конкретного подхода к делу, – выкрикнул Рябов с места, – Не кажется ли вам, что господин Соев опять пытается навязать суду свои пространственные догадки, используя всецело лишь оговорки коллег?

– Которые вполне могут превратиться в весьма щекотливые предположения, не правда ли? – воспротивился вмешательству Соев, тоже глядя на судью. Тот поспешно усадил Рябова жестом:

– Протест отклонён. Продолжайте!

На лице судьи впервые, с момента начала процесса, появилась профессиональная заинтересованность, вызванная на сей раз созревающей сенсацией, подготовленной Соевым. Будучи неоспоримым специалистом, судья, получив в своё распоряжение дело, с самого первого дня процесса откровенно скучал. Редкие моменты, заставляющие его напрягать внимание и сосредотачиваться, не доставляли ему истинного удовольствия и казались всё-таки неинтересными. Пропитавшись духом правосудия и жаждуя дел, требующих полного профессионального чутья и компетентности, в данном деле судья не видел для себя каких-либо сложностей. Судить подобные дела мог бы какой угодно дебютант. Пока, до сего момента, весы правосудия находились в равновесии, при котором чаша невиновности подсудимого незначительно перетягивала чашу его вины. После того, как Рябов привлёк объяснения Зеленцова, судья действительно уже готов был к прекращению ведения дела за отсутствием состава преступления. Теперь же он почувствовал, что сюжет, закручиваемый Соевым, может вылиться в громкий неожиданный скандал. Тогда разворот этого скандала ляжет на его судейские плечи, а правильно принятое решение добавит почестей и, возможно, повышения.

«Вряд ли Соев, с его опытом в делах, стал бы так просто интересоваться у специалиста о лимитах разброса данных анализа крови», – предположил судья. В предвкушении возможности поразмять застоявшееся чувство дидактического мышления, утерянное в вязкой трясине множественных банальных дел, он нетерпеливо устремил взор на адвоката потерпевшей стороны.

Рябов, почувствовав раздражение судьи, тяжело сел в кресло и затих. Его руки, сложенные горкой, принялись теперь тревожно шевелиться, сжимая пальцы и переминая кисти.

В противоположность ему, Соев, окрылённый вниманием, продолжил опрос, возбуждаясь при этом всё больше и больше. То отскакивая от стойки, за которой сидели присяжные заседатели, то вновь приближаясь к ней энергичными шагами, похожими на скачки, он ввинчивался голосом в каждую новую фразу. На его лице повисла улыбка, контрастирующая с острым взглядом хищника. Голос Соева перешёл на высшую ноту:

– Господин судья! Принимая во внимание просьбу моего коллеги придать делу конкретную форму, я хотел бы испросить у вас дозволения публично допросить присутствующую здесь гражданку Керман.

Судья удивлённо поднял бровь и перевёл взгляд на Анну, сидящую в первом ряду.

– В этом есть необходимость?

Соев активно закивал:

– Если учитывать, что три таблетки «Барбамила» в стакан Ларисы подсыпал не Кравцов, то это мог сделать кто-то другой. Почему? Судите сами. – Соев вернулся к столу и, взяв там протокол записи процесса, стал зачитывать, – «Обнаружив жену без признаков жизни, я тут же позвонил в скорую помощь, а затем в милицию. Ожидая их прибытие, я прошёл в спальню, чтобы убедиться, что Лариса взяла ту самую пачку „Барбамила“, что лежала у меня в дипломате. Я открыл дипломат и увидел, что снотворного там нет.», – теперь Соев не улыбался. Напротив, выражение его лица спрессовалось в повышенную концентрацию: нос заострился, губы подтянулись, брови сошлись к переносице, – На вопрос, заданный мною, господин Кравцов утвердительно заявил, что ключ от дипломата он нашёл на привычном месте в пиджаке. Откуда такая педантичность? Ведь мы уже знаем, что Лариса в жизни была крайне неряшлива, а в тот вечер очень сильно пьяна. Много ли аккуратных пьяниц знаете вы? Я – нет. И тут я припомнил о том, как господин Кравцов подчёркивал нам контрастирующую аккуратность первой жены. Анна Керман, по уверениям подозреваемого, всегда была опрятной хозяйкой. Вот тогда-то я и задал себе впервые вопрос: а не присутствовала ли она на месте преступления?

Соев замолчал. Объяснив причину, вынудившую его прибегнуть к допросу Анны, он спокойно дождался того, как главный судья вызовет её и как она пройдёт к стойке допроса. Адвокат видел, как молодая женщина побледнела, представая перед всеми не в роли незаметной слушательницы, а в роли подозреваемой свидетельницы.

Очутившись лицом к залу, Анна крепко вцепилась в деревяшку барьера. Николай издалека заметил, как побелели от этого её тонкие пальцы. Кравцову захотелось выйти из-под стражи, подойти к бывшей жене, разжать её кисти и подышать в них.

«Даже в такую жару пальцы у Анны наверняка холодные, – ласково подумал он. Тонкие линии вен, напрягшиеся на руках женщины, вызвали у Николая острую боль в сердце, – Её-то зачем пытают? Она тут совсем не при чём. Моя вина во всём. Только моя.»

Пока Кравцов раскаивался и бичевал себя, Анна Керман внимательно осматривала Соева.

Адвокату обвинителю было за пятьдесят. Если не учитывать его сухощавость, то во всём остальном он был внешне приятным. Соев являлся представителем смешанных кавказских кровей. Его смуглая кожа не походила по цвету на загар. Черты лица, выделенные габаритным носом и твёрдым подбородком, смотрелись волевыми. Две толстые, почти чёрные полосы, горизонтально прочерченные на месте сбритых усов, вместе со складками щёк и подбородком, зрительно очерчивали квадрат нижней части лица. Это утяжеляло его и без того широкий овал. Упругие щёки адвоката при малейшей улыбке смешно сжимались вдоль пазух носа в два резиновых комочка. Они нависали над складками щёк, делая похожим Соева на ёжика.

Крупная голова венчалась обильной сединой, зачёсанной прямо наверх и разметанной по сторонам двумя обширными залысинами. В противоположность лицу, фигура Соева была настолько аскетичной, что выглядела ссохшейся. Широкая рубашка, вправленная в светлые летние брюки, не прятала худощавость, а, прокручиваясь вокруг тела, наоборот подчёркивала её, почти бросалась в глаза. Впрочем, такие люди как Соев, никогда не оставались незамеченными. Высокий рост и глаза необыкновенной живости притягивали к нему взгляд. Энергичная походка и чёткие манеры Соева абсолютно вписывались в его яркий образ.

И вместе с тем, он был неприятен Анне. Неприятен не только его положением обвиняющего. Мужчины такого плана: уверенные в себе и не признающие в людях никаких слабостей, пугали женщину. Бесспорно, Соев являл собою сильную личность. Анна, не всегда способная ответить таким, как он, предпочитала их избегать, отчего легко попадала под их осуждение. Оказавшись перед Соевым на процессе, Анна поняла, что он сможет выпотрошить её наизнанку. Женщина напряглась. Деваться было некуда. Во все глаза на неё смотрели Надежда и Верка Латыпова, бросившие в деревне все дела. Хмурил брови Иван: он не пропускал ни одного заседания. Далеко в зале сидели Егор – старший сын Белородько и Татьяна – дочь Верки. «Красивая пара», – не ко времени подумала Анна, вспоминая молодых пацанами: Таньку – тонконогой девчонкой с косичками, Егора – серьёзным пареньком на голову ниже подружки. Теперь перед ней сидели современная молодая девушка со стильной причёской утопающего каре и столичный парень-интеллигент в полупрозрачной оправе на носу. Анна вздохнула. Из всех присутствующих в зале, она могла надеяться только на Николая. Но он, при нынешнем положении, вряд ли смог бы помочь ей. Чтобы выпутаться самой и вытолкнуть на свободу бывшего мужа, Анне приходилось рассчитывать только на себя. Размышления женщины прервал голос Соева: