Пётр Червинский - Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц

• Название: Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц
• Автор: Пётр Червинский
• Жанр: Словари

Словарь содержит довольно развернутую характеристику около 400 единиц, содержащих, помимо обозначения и называния, негативно оценочную доминанту определения человека с позиции вида его несоответствия советской системе.

---

Интересующие нас оценочные категории концентрируются во втором компоненте, являющимся основой внутренней формы значения слова и, тем самым, его семантической мотивации. Проявление субъекта имеет отношение к тому, что связывается с представлением о Кричать13: 1. Издавать крик (интересующий в данном случае как очень громкое, сильное, бурное проявление субъекта); 2. Громко говорить, громко сообщать что-л. (с точки зрения оценивающего важно не то, что при этом говорится и сообщается, а то, что это делается излишне громко и демонстративно, т. е. либо по неумению сдерживаться, вести себя разумно и взвешенно, либо с целью привлечь внимание к своей особе); 3. Звать громким голосом (т. е. взывать, призывать, обращаясь, – здесь также важно привлечение внимания к себе: идея зова как увлечения тех, кого зовут, за собой); 4. Громко, резко говорить, браня, выговаривая и т. п.; орать (неумение сдерживаться в своих негативных эмоциях, вести себя взвешенно, с соблюдением норм, с целью обличать ради самого обличения, высказывать недовольство, не имея ничего от себя предложить); 5. Много и подробно обсуждать что-л. злободневное (много, подробно и обсуждать значат в данном случае, прежде всего, неконструктивно, бесплодно, безрезультатно, т. е., в итоге, демонстративно и самоцельно, для привлечения внимания к себе); 6. Быть ярким свидетельством чего-л.; указывать на что-л.; привлекать к себе внимание, будучи слишком заметным, броским (в крикуне все эти признаки становятся средством негативной оценочности). Категория, которая проявляет себя в данном слове, может быть определена, таким образом, в отношении поведения определяемого ею субъекта-лица.

К той же оценочной категории относится и хрипун, обозначающий того, кто соответствующей манерой речи и пения, сдавленно-сиплым, хриплым, нечистым голосом, непрямо передает свое отношение к действительности и обществу, в котором живет. Если крикун в категории поведения связан с ее подзначением демонстративности, привлечения внимания к себе (поведенческий демонстратив), то хрипун проявляет значение отношения, в данном случае скрытого, передаваемого с помощью голоса, – поведенческий релятив (имплицитный и обобщенного типа, поскольку предполагает значением отношение неприятия советской системы и советского общества, образа жизни в целом, как таковых).

К тому же значению релятива оценочной категории поведения, но эксплицитного, т. е. явного, объявляемого, и не обобщенного, а элективного, т. е. нацеливаемого и выбираемого, типа следует отнести, из намеченных к рассмотрению, слово писун. Его оценочную семантику в интересующем нас ключе, как советизм, можно было бы определить таким образом: тот, кто, будучи недоволен отдельными проявлениями и недостатками советской системы, социалистического строительства и т. п., постоянными письменными обращениями и жалобами к соответствующим органам и инстанциям, под видом желания исправления, а на деле не понимая смысла и целей происходящего, отвлекает от выполнения стоящих задач, расстраивая и дезорганизуя работу руководителей разного уровня, нарушая, тем самым, стабильность действия той системы, к улучшению которой якобы в своих заявлениях стремится (на словах, не на деле). Писание его имеет характер недержания мочи: писун – тот, кто все время пишет, и тот, кто все время мочится, писает (обыгрываемое совмещение значений), – проявления постыдно-болезненного и неуправляемого, не контролируемого, не подвластного ему самому, но весьма досадного и неприятно-тяжелого для окружающих.

К оценочной категории поведения, но иного, не релятивного и не демонстративного, подзначения следовало бы отнести, из намеченных к рассмотрению, слово плясун. Его оценочность определяют уход, увлеченность, убегание от того, что волнует общество, чем живут советские люди, страна. Плясун не враг, не вредитель социалистического строительства, но посторонний, закрытый в себе, в своем увлечении, занятии, страсти, и потому не нужный и лишний в советском обществе элемент. Плясун прежде всего танцовщик балета, увлеченно танцующий, сконцентрировавшийся целиком на этом своем занятии, а через него фактически на себе. Самолюбование и страсть к своему занятию могут легко подтолкнуть его к стремлению начать искать страну и место, где он мог бы с большими пользой и выходом для себя отдаваться любимому увлечению и реализовать свою страсть к нарциссизму. Плясун, тем самым, отчасти, потенциально связан вторично с категорией места (что отражается также в значении самого глагола плясать «вращаться, перебирать ногами, подпрыгивать на месте, беспорядочно, хаотично колебаться, перемещаться, дрожать, трястись»14). Однако определяющей для него остается черта поведения: плясать для него означает прежде всего вести себя не как все. Пляшет он, с одной стороны, потому, что ничего другого не может, это его занятие. Пляшет он потому, что таков характер его проявлений, обусловленный внутренней нестойкостью, неустойчивостью, не привязанностью, неумением держаться чего-то определенного, находить для себя в этом опору. Пляшет он еще потому, что тем самым он убегает – от себя такого, от проблем, от не удовлетворяющей его «я», не соответствующей ему действительности. И пляшет он, с другой стороны, потому, что, будучи или ощущая себя преследуемым, скачет и прыгает от карающего бича (ассоциативное отражение угрозы Ты у меня еще попляшешь! допрыгаешься! попрыгаешь!). Пляшет он еще, отчасти, рискуя, возможно в силу своего характера и своих пристрастий, играя с огнем, качаясь, вращаясь, перемещаясь по краю, над пропастью (плясать по краю, над пропастью, на краю, над обрывом), на границе возможного и дозволенного, вдоль протянутой линии, как своего рода границы того, что разрешено, но сомнительно в своей правильности, точнее того, что не явно запрещено или явно пока еще прямо не запрещено (колебательность, дрожание, трепетание глагола плясать: в руках плясать, руки пляшут). Равно как и того, что здесь и надежно и жизнь, с одной стороны, и там, ненадежно и потенциальная гибель и смерть, с другой: канатный плясун – канатоходец, рискующий жизнью, пляшущий на тонкой проволоке или веревке, отделяющей жизнь для него от смерти, единственно связывающей его с тем, что жизнь, другие люди и здесь. Сомнительности в оценке занятия придает также то, что плясать все же не танцевать, поскольку пляс, пляска, плясать означает, прежде всего, заниматься танцами, танцевать не профессионально. Плясать, в принципе, каждый может, пляшут не по необходимости, а от нечего делать и по зову души, от того, что свободны в данный момент от работы, других занятий, дела, а усталость не валит с ног, силы на это есть. Называя танцовщика плясуном, профессиональную его деятельность, его занятие характеризуют как несерьезное, особых квалификаций не требующее, от неумения ничего другого, безделья, скуки и внутренней пустоты, как форму ухода от важного, нужного и значительного, происходящего в обществе и в стране. Советскость, в целом не в слишком значительной степени, несколько скрыто и специфично, придается данному слову, проистекает в нем от позиции – того, кто оценивает, авторитетной, авторитарной, дающей право оценивать и судить: тот пишет (писун, писатель, писака, писарь, писарчук, бумагомарака, бумагомаратель, сочинитель, пачкун), а этот пляшет – плясун [чертов], вместо того, чтобы заниматься делом, тем, чем положено всем остальным, лишенным права себе самим выбирать занятие.

Плясун, тем самым, в связи со сказанным, можно было бы охарактеризовать как поведенческий дигрессив (лат. digredior, digressus sum «отходить, уходить, удаляться; уклоняться»). Последующие оттенки категориального подзначения выводятся на основе признаков слов той же группы, что позволяет установить имеющиеся в данном звене классифицирующие, характеризующие оценочные слова различия. Определение их требует достаточно подробного анализа немалого списка слов, что не входило в поставленную задачу.

Еще одно советизированное значение слова плясун «тот, кто пляшет, выплясывает, угодничает, лебезит перед начальством, стараясь ему угодить, всегда готовый по первому зову броситься выполнять любое желание и требование», это значение также относится к категории поведение и к той же третьей группе (от системы к субъекту-лицу), но с другим показателем, общим у данного значения слова с писун – поведенческий релятив эксплицитного и элективного типа. Поведение угодника-плясуна имеет явный, не укрываемый характер (отсюда его эксплицитность), направленный выборочно на того или тех, перед кем выплясывают (остальные объектом подобного проявления не являются), и, возможно, также выборочно, ради каких-то определенных целей, из чего следует элективность. Видимое отличие значений писун и плясун, равно как и двух разных значений слова плясун, состоит в занимаемой позиции оценивающего: с точки зрения институтива – представителя власти, структур, аппарата, системы, позиции авторитетной и авторитарной, и с точки зрения ингрессива (лат. ingredior, gressus sum «вступать, входить») – не носителя власти, представителя множества, элемента массива, втянутого в общий состав и, волей или неволей, являющегося частью советского социального целого. Дальнейшее отличие писун и второго плясун будет связываться с семантикой производимых действий, имеющих разный характер. Писать – письменно сообщать, информировать, изливать на бумаге некое содержание, имеющее следствием, под видом исправления системы, мешать, отвлекать от дела ее исполнителей, в конечном счете, вредить. И плясать – прыгать, скакать на месте, выписывая ногами перед начальством всевозможные выкрутасы и кренделя, с намеренной целью выслужиться, добиться расположения, что-нибудь себе получить, возможно и часто за счет другого (других), тем самым, косвенно, а нередко и прямо, этим другим (другому) во вред.