Олег Гонозов - Человек с барахолки (сборник)

• Название: Человек с барахолки (сборник)
• Автор: Олег Гонозов
• Жанр: Русское современное

В двух словах это книга о жизни без прикрас. Автор исследует ситуации сложные, порой драматические и даже жестокие. Герои рассказов Олега Гонозова – люди разного возраста, социального положениях, образа жизни. Сюжеты разворачиваются в «годы застоя», лихие 90-е, наши дни. Действие происходит в тесных коммуналках, общежитиях, больницах, даже в морге и на кладбище, и, конечно, на любимых россиянами курортах Египта и Турции.

---

А осенью город всколыхнула жуткая история о том, как один больной на голову чувак, застукав свою девушку в койке с другим, нанес ей девятнадцать ножевых ранений. Его Валерой звали. А ее то ли Ольгой, то ли Ириной. Но я сразу понял о ком речь.

Девушка из морга

Спешка нужна только при ловле блох и спаивании чужих жен. Работа в морге этого не терпит. Тут спешить нельзя: взял скальпель – не суетись, веди твердой рукой разрез от горла и до лобка. Иглу вынул – шей, соединяй края человеческой кожи, чтобы на теле ровненькая такая косичка получалась. На то ты и санитар – посредник между живыми и мертвыми, имя которого Легион.

Кто бы знал, сколько возни бывает с утопленниками: поверхностные слои кожи у них облезают от любого прикосновения, надави посильнее – и потечет человеческая студень, а на кистях рук кожный покров отделяется вместе с ногтями в виде перчаток. А вонища! Хуже чем на мясокомбинате!

Привычка, конечно, вторая натура: стой и дыши в две ноздри, словно в уборной вырос. А не можешь – проси респиратор, только где его взять, если даже хозяйственного мыла выдают строго по одному куску в месяц? Но лучше не вякай! Работай молча, возись, блин, с каждым жмуром, как с грудным ребенком.

Но, если утопленники – дело сезонное, то жертвы ДТП поступают круглый год. И у каждого второго открытые переломы, разрывы внутренних органов, отрезанные конечности, а то и просто собранные лопатой куски человеческого тела вперемежку с землей. Кровавое месиво, как в фильмах ужасов, этакое возвращение живых трупов! Спасибо хоть для мотоциклистов шлемы придумали – все легче после аварии мозги собирать. А куда денешься – такая уж работа у санитаров патологоанатомического отделения. Знают, на что идут.

Ближе к полудню Паша-Нога приперся. Встал в дверях секционного зала, по-хозяйски привалившись спиной к косяку. Грязный. Небритый. С засохшими ссадинами на лбу и распухшей изуродованной верхней губой – вокзальные бомжи и то приятнее выглядят. Засаленная до блеска ветровка, как всегда, нараспашку, под ней грязная майка, обвисшие на коленках брюки-трико, стоптанные, без шнурков, туфли надеты на босу ногу. Красавец! Сколько ему раз по-хорошему и по-плохому втолковывали, чтобы в морг больше ни ногой. Не понимает. Пронюхал, что врачи уехали на областную конференцию – и тут как тут.

– Санек, будь человеком! Друг ты мне или кто? – наверное, в десятый раз канючит он, состроив обиженную рожу. – Налей граммов пятьдесят, а то сдохну…

– Подыхай! – не поворачивая головы, отвечает Фомичев.– Смерть для морга – дело привычное.

– Тебе же лишняя работа, – не подыхает и не уходит Паша. – Казенного спирта жалко?

– Не жалко, а убывает.

– Когда я здесь санитаром работал – никому не отказывал: опохмелить страждущего – святое дело!

– За это и выгнали.

– Спорим не за это?

– За что же тогда?

– Много будешь знать – быстро состаришься, – интригует Паша. В руках у него появляется пачка «Стрелы». Он ловко щелкает по донышку – и сигарета сама выпрыгивает из надорванного уголка. Паша закуривает. – Но тебе, как другану, сделаю исключение. Сказать?

– Скажи!

– А нальешь? – глаза у Паши загорелись, словно елочная гирлянда.

– Посмотрю на твое поведение. – Фомичев открывает воду и небрежно поливает из шлага распластанный на секционном столе труп, затем стаскивает тонкие перчатки и тщательно моет под краном руки.

Откровенно говоря, он не против того, чтобы пропустить с Пашей по пятьдесят граммов спирта. Вчера вечером такая запарка вышла: труп на трупе и трупом погоняет. Семь покойников за день: у последнего даже не успел уложить на место вынутые доктором внутренности. Утром пришел: сердце с печенью на месте, а почки крысы сперли. Совсем озверели! Придется у завхоза отравы просить и травить гадин. Иначе беды не миновать. Две недели назад одному жмуру половой член отгрызли. Но его хоть не видно под костюмом. А если бы нос!

Паша-Нога сразу крысиные проделки заметил. Сам шесть лет в этой дыре горбатился. Уйму народу на тот свет отправил! И прозвище свое здесь получил. Паша-Нога. Знающие люди рассказывали, что однажды принесли в морг из хирургического отделения ампутированную конечность, так называемый операционный материал, а Паша тогда еще неопытный был, куда девать отрезанную ногу не знал. И по пьяному делу зашил ее покойнику в брюшину. А тот при жизни был в городе большим начальником. Скандал тогда разразился страшный. Пашу в милицию таскали. Но что с алкаша возьмешь кроме анализа? Объявили выговор. А прозвище Нога к нему, как с той поры привязалось, так и не отстает. Пятьдесят пять лет мужику, а видно так и помрет Пашей-Ногой.

– Ты ведь, Саня, лучше других знаешь, что я в этих стенах шесть с половиной лет отмантулил, – издалека продолжал Паша. – Как с завода выгнали, так сюда пристроился. Патологоанатомам тогда Валерий Павлович Кушаков был. Кушак! Царство ему небесное. Железный, надо признать, мужик! Ничем не брезговал. Не поверишь, но по пьяному делу, а мы с ним частенько выпивали, мог на спор содержимым из покойницкого желудка закусить. Сам видал. С продуктами тогда как было? За всем в Москву ездили. А у Кушака здесь и мяско, и колбаска, как в диетической столовой все в протертом, пережеванном виде…

– Не морготь!

– Тогда выпьем…

После мензурки спирта в голову сразу как-то знакомо ударило. По телу растеклось тепло. Стало веселее. Закусили по-братски разломанной конфеткой, что родственники умершего оставили на помин души.

– Так вот, – не унимался Паша-Нога. – Сторожем в больнице тогда Синяк работал – глухонемой дед с девятью судимостями. Как его на самом деле звали-величали – убей, не вспомню. Синяк и Синяк. И вот повадился этот Синяк по ночам в морг наведываться, вроде как для проверки, все ли в порядке, везде ли свет выключен. А сам, – икнув, Паша-Нога перешел на шепот. – А сам… Этой, как ее, некрофилией занимался – молоденьких упокойниц трахал!

– Опять врешь?

– За что купил, за то и продаю, – Паша-Нога обиженно замолчал.

– Ладно, мели, Емеля, твоя неделя, – Фомичев налил очередную мензурку спирта. – Но только сразу предупреждаю: последняя!

На этот раз закусили, что называется, рукавом. Посидели, дожидаясь пока выпитое привьется. И только хотели продолжить беседу, как в наружную дверь морга постучали. Фомичев убрал мензурки в тумбочку и, расправляя плечи, пошел открывать. Приехали родственники только что обмытого покойника, грудную клетку которого украшал ровный шов, похожий на застегнутую молнию.

– Одевать сами будете? – спросил слегка опьяневший Фомичев.

– Да вы что?! – Рослый, спортивного телосложения парень, с виду брат умершего побледнел. – Мы заплатим…

Морг испокон веков считался узилищем смерти, прибежищем этой костлявой старухи с косой на плече, которое живые люди стараются обходить за версту. Иного здоровяка приведут на опознание умершего родственника, а через две минуты он и сам уже, как труп. Хоть обеих на кладбище выноси. А чего, казалось бы, морга бояться, если в конечном счете все там будем?

Тяжелый, обитый красным плюшем гроб затаскивали вдвоем с Пашей-Ногой. Он же помогал одевать покойного.

– Так вот, в приемном покое тогда Вера Тихоновна работала, – чувствуя, что в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, как говорят юристы, только что опрокинутая мензурка спирта может оказаться далеко не последней, продолжал он. – И эта самая Вера Тихоновна однажды усекла, как Синяк в морге бесчинствует. И, чтобы отвадить старика от непотребного занятия, пригрозила настучать главному врачу или на худой конец Кушаку. Как уж там дальше развивались события, история умалчивает, но через несколько дней после этого Веру Тихоновну нашли в морге без признаков жизни: говорят, что сердечко сдало. А Синяк мне еще до этого случая по пьянке демонстрировал, как покойника возле двери поставить вместо сторожа. Шутил старый. А я хоть и не шибко грамотный, а сразу смекнул, как он Веру Тихоновну на тот свет отправил…

– Это и есть твоя тайна? – надевая на покойника голубую сорочку, спросил Фомичев. Рубашка не налезала, потому что труп на жаре разнесло, и Паша-Нога хотел подлезть со скальпелем:

– Разрежь со спины! Все равно не видно будет!

– Не суйся! Так оденем. Забыл, как в прошлом году мужики на кладбище гроб уронили? Покойник на земле голой задницей сияет, а эта пьянь, разинув рты, вокруг стоит. А все из-за того, что брюки порезали и трусы поленились надеть.

Забрав гроб с покойным, родственники умершего в знак благодарности оставили санитарам литровую бутылку водки «Тройка», и те, не долго думая, решили помянуть клиента. Поминали долго и упорно, до тех пор, пока бутылка не опустела. Паша-Нога обмяк. Присев возле стены на корточки, он закрыл глаза. Толкни пальцем – упадет.