Майкл Гелприн - Смерть на шестерых

• Название: Смерть на шестерых
• Автор: Майкл Гелприн
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2014

«Старый Прокоп Лабань остановился, приложил ладонь козырьком ко лбу. Вгляделся в отливающую жирной маслянистой латунью болотную хлябь. Поднял глаза, прищурился – солнце надвигалось на кромку чернеющего впереди леса. Лабань оглянулся через плечо, остальные пятеро подтягивались, след в след, упрямо расшибая щиколотками вязкую тягучую жижу…»

---

Майк Гелприн Смерть на шестерых

Старый Прокоп Лабань остановился, приложил ладонь козырьком ко лбу. Вгляделся в отливающую жирной маслянистой латунью болотную хлябь. Поднял глаза, прищурился – солнце надвигалось на кромку чернеющего впереди леса. Лабань оглянулся через плечо, остальные пятеро подтягивались, след в след, упрямо расшибая щиколотками вязкую тягучую жижу.

– Еще чутка, – хрипло крикнул старик. – Поднажать надо, совсем малость осталась.

Жилистый, мосластый Докучаев кивнул. Смерил расстояние до опушки взглядом холодных бледно-песочного цвета глаз, сплюнул и двинулся дальше. Диверсионной группой командовал он, и он же, вдобавок к рюкзаку со снаряжением, тащил на себе еще пуд – ручной пулемет Дегтярева с тремя полными дисками. Докучаев считался в отряде человеком железным.

Лабань быстро оглядел остальных. Угрюмый, немногословный, крючконосый и чернявый Левка Каплан, смертник, бежавший из могилевского гетто. Ладный красавец, кровь с молоком, подрывник Миронов. Разбитной, бесшабашный, с хищным и дерзким лицом Алесь Бабич. И Янка…

Старик тяжело вздохнул. Женщинам на войне делать нечего. А девочкам семнадцати лет от роду – в особенности. Когда Янка напросилась в группу, Лабань был против и даже отказался было вести людей через болото. Но потом Докучаев его уломал.

– Медсестра нужна, – загибая пальцы, раз за разом басил Докучаев. – Перевяжет, если что. Вывих вправит. Подранят тебя – на себе вытащит.

– Меня на себе черти вытащат, – махнул рукой старый Лабань и сказал, что согласен.

Из болота выбрались, когда лес верхушками дальних сосен уже обрезал понизу апельсиновый диск солнца. Один за другим преодолели последние, самые трудные метры. И так же один за другим, избавившись от поклажи, без сил рухнули оземь.

– Пять минут на отдых, – пробасил Докучаев и перевернулся, раскинув руки, на спину. – Отставить, – поправился он секунду спустя, рывком уселся и принялся стаскивать сапоги. – Разуться всем, портянки сушить.

Прокоп Лабань поднялся на ноги первым. Ему шел уже седьмой десяток, но ходок из него и поныне был отменный – в могилевских лесах истоптал старик не одну тысячу верст. Вот и сейчас устал он, казалось, меньше других. Лабань аккуратно развесил на березовом суку отжатые портянки, нагнулся, голенищами вниз прислонил к стволу сапоги. Распрямился и увидел Смерть.

Что это именно Смерть, а не приблудившаяся невесть откуда старуха, Лабань понял сразу. Она стояла шагах в десяти поодаль. Долговязая, под два метра ростом, в черном, достающем до земли складчатом балахоне с закрывающим пол-лица капюшоном. Из-под капюшона щерился на проводника редкозубый оскал.

Секунду они смотрели друг на друга – старик и Смерть. Затем Лабань на нетвердых ногах сделал шаг, другой. Встал, поклонился в пояс, потом выпрямился.

– За мной? – спросил он негромко.

Смерть качнулась, переступив с ноги на ногу, и не ответила. За спиной старика утробно ахнул подрывник Миронов. Скороговоркой заматерился Бабич, истошно взвизгнула Янка.

– Тихо! – не оборачиваясь, вскинул руку проводник. Мат и визг за спиной оборвались. – За кем пожаловала? – глядя под обрез капюшона, спокойно спросил Лабань.

Смерть вновь не ответила.

Докучаев, набычившись, медленно двинулся вперед. Поравнялся со стариком, встал, плечо к плечу, рядом. Кто такая, настойчиво бил в виски грубый голос изнутри. Спроси, кто такая. Докучаев молчал, он не мог выдавить из себя вопрос. Кто такая, он понял – понял, несмотря на привитое с детства неверие, несмотря на членство в партии, несмотря ни на что.

– За кем пришла, падла?! – истерично заорал сзади Бабич. – За кем, твою мать, пришла, спрашиваю?

Смерть вновь переступила с ноги на ногу и на этот раз ответила. Бесцветным, неживым голосом, под стать ей самой:

– За вами.

– За нами, говоришь? – угрюмо переспросил Левка Каплан. – За всеми нами?

– За всеми, – подтвердила Смерть. – Так вышло.

– Так вышло, значит? – повторил Каплан. – Ну-ну.

Он внезапно метнулся вперед, оттолкнул Докучаева, пал на колено и рванул с плеча трехлинейку. Вскинул ее, пальнул, не целясь, Смерти в лицо. Передернул затвор и выстрелил вновь – в грудь.

Смерть даже не шелохнулась. Затем выпростала из рукава с обветшалым манжетом костистое скрюченное запястье, вскинула к лицу и приподняла капюшон. Черные бойницы глазных провалов нацелились Левке в переносицу. Каплан ахнул, руки разжались, винтовка грянулась о землю. Смерть шагнула вперед, одновременно занося за спину руку, но внезапно остановилась.

– Пустое, – сказала она Левке и хихикнула. – Тебе еще рано.

Повернулась спиной и враз растаяла в едва наступивших вечерних сумерках.

* * *

Костер запалили, когда уже стемнело. Вбили по обе стороны заточенные стволы срубленных Бабичем молодых осин. Набросили перекладину с нацепленным на нее котелком и расселись вокруг.

– Померещилось, дед Прокоп, да? – пытала Лабаня Янка. – Скажи, померещилось?

Старик подоткнул палым еловым суком поленья в костре, промолчал.

– Померещилось, – уверенно ответил за проводника Докучаев. – Болото, – пояснил он. – На болотах бывает. Говорят, что…

Он осекся, напоровшись взглядом на плеснувшийся в Янкиных глазах испуг. Докучаев медленно повернул голову влево. Смерть сидела на березовом чурбаке в двух шагах – между ним и Мироновым. Ссутулившись, уперев скрытый под капюшоном череп в костяшки истлевших пальцев.

Янка судорожно зажала ладонями рот, чтобы не закричать. Алесь Бабич придвинулся, обхватил ее за плечи, привлек к себе. Янка дернулась, привычно собираясь вырваться, отшить нагловатого бесцеремонного приставалу, но внезапно обмякла, прильнула к Алесю. Сейчас Бабич казался ей единственным защитником и опорой. Дерзкий, нахрапистый, ни Бога, ни черта не боявшийся, он явно не сильно испугался и теперь.

– Так ты что, мать, – цедя по-блатному слова, обратился к Смерти Бабич. – Так и будешь с нами?

Он замолчал, в ожидании ответа глядя на Смерть исподлобья, с прищуром. Молчали и остальные. Закаменел лицом Докучаев. Левку Каплана пробила испарина, ходуном заходили руки, то ли с испуга, то ли от ярости, не поймешь. С присвистом выдохнул воздух старый Прокоп Лабань. У Миронова клацнули от страха зубы, а затем и пошли стучать, разбавляя вязкую гнетущую тишину мелкой барабанной дробью.

– Я спросил тебя, – с прежней блатной гнусавинкой проговорил Бабич. – Ты теперь будешь с нами все время? Ответь.

Смерть поежилась, опустила голову ниже, острый верх капюшона в сполохах костра казался завалившимся набок горелым церковным куполом.

– С вами буду, – подтвердила Смерть. – Но не все время, недолго.

Алесь Бабич ухмыльнулся, по-приятельски подмигнул Смерти.

– Пока не заберешь, что ль? – уточнил он.

– Пока не заберу.

– Всех нас?

– Всех.

– Ну, ты и тварь, – едва не с восхищением протянул Бабич. – Ну, ты и сука, гадом буду. Ты…

– Заткнись, – резко прервал Докучаев и пружинисто поднялся. – Отойдем, – повернулся он к Смерти. – Поговорить надо.

Смерть поднялась вслед. Докучаев был ей по плечо. Отмахивая рукой, он решительно пошагал к лесу. Метрах в двадцати от костра остановился. Смерть обогнула Докучаева, развернулась к нему лицом.

– Дело сделать позволишь? – глухо спросил Докучаев.

Смерть помялась, переступила с ноги на ногу, балахон черной тенью мотнулся в мертвенном свете ущербной луны.

– Как получится, – тихо сказала Смерть. – Мне неведомо, как оно выйдет.

– Неведомо? – удивился Докучаев. – Даже тебе?

Смерть кивнула.

– По-разному бывает, – уклончиво ответила она.

– Позволь, а? – Твердый до сих пор голос Докучаева стал просительным, едва не умоляющим. – Подорвем рельсы, и все, и сразу заберешь, а? Пожалуйста, прошу тебя. Договорились?

Смерть молчала. Вместе с ней молчал и Докучаев, ждал.

– Я постараюсь, – едва слышно сказала, наконец, Смерть. – Постараюсь потянуть.

У Докучаева, мужика жизнью битого, крученного, с младенчества не плакавшего, на глаза внезапно навернулись слезы.

– Спасибо, – выдохнул он и поклонился в пояс, как давеча Лабань. – Спасибо тебе.

К костру вернулся хмурый, сосредоточенный. Уселся на прежнее место, оглянулся – Смерти видно не было.

– О чем базар был, начальник? – Бабич по-прежнему прижимал к себе Янку.

– Командир, – механически поправил Докучаев. – Начальники в кабинетах сидят. Ты… – Он осекся, закашлялся – одергивать бывшего уголовника в сложившейся ситуации было, по крайней мере, нелепо. – Договорились мы, – обвел глазами группу Докучаев.

– О чем? – быстро спросил Миронов. – Она от нас отстанет?

Докучаев хмыкнул, потянулся к костру, выудил из золы картофелину.