Сергей Костяев - Экономические и социальные проблемы России № 2 / 2011

• Название: Экономические и социальные проблемы России № 2 / 2011
• Автор: Сергей Костяев
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 2010-2

Рассматривается состояние социального и человеческого капитала и его роль в обеспечении устойчивого экономического роста. Особое внимание уделяется качеству рабочей силы и определяющим его факторам (уровень профессиональной подготовленности, состояние здоровья, степень социальной защищенности и др.).

Для научных работников, специалистов в области государственно-го управления, преподавателей вузов, аспирантов, студентов.

---

Автор данной классификации, немецкий ученый Г. Бехманн, выделяет еще один подход к УР, антимодернизм – самый радикальный, внесистемный подход, который в современном обществе отстаивают, в том числе, некоторые антиглобалисты. Его принципиальное отличие состоит в том, что он полностью отбрасывает любые аспекты модернизационной парадигмы и уходит в полный отрыв от существующей политической и экономической реальности, выступая, по сути, предельно радикальной версией экоцентризма. Идеологическим обоснованием данного подхода служит философское направление «глубинная экология» (А. Нисс и др.). Его адептов отличает отсутствие единства в трактовке обстоятельств и направлений политических реформ в русле УР, политического облика самого устойчивого общества, а позиции варьируются от авторитарных моделей, с перегруженным экорегуляторными функциями государством, до экоанархизма. Помимо свойственных постмодерну эклектичности, отсутствия концептуальной завершенности, этот подход явно содержит признаки утопизма [Бехманн, 2003]. Кроме того, в России пользуются популярностью представления о ноосфере как «модели» УР – подход, остро нуждающийся в концептуальном синтезе; здесь согласимся с Д.В. Ефременко, отмечающим, что, «несмотря на грандиозный масштаб учения Вернадского о биосфере, “ноосферный” дискурс до сих пор продолжает оставаться региональным», отечественным, «для внутреннего» пользования [Ефременко, 2006, с. 145].

Концепция УР дала экополитологии экологическое смысловое ядро, в котором она так нуждалась. На разных этапах развития парадигмы УР каждая из «двух экополитологий» вносила в нее свой вклад. Две версии УР из перечисленных выше могут быть описаны в понятиях экоцентризма. Однако с точки зрения концептуальных рамок экоцентристский подход к экополитологии не полностью адекватен УР в нынешнем виде, хотя изначально, на так называемом неклассическом этапе эволюции теории (до 1987 г.), все было наоборот. Экоцентризм и разрабатываемые в его русле неклассические трактовки УР подразумевают сосуществование общества и природы не как видоизменение окружающей природной среды системой «под себя», а как перестройку общественной системы, ее самоадаптацию. Определение, концептуально объединяющее УР, экоцентристский и техноцентриский подходы, может звучать так: УР – это осуществляемый в основном за счет внутренних резервов способ жизнедеятельности социальных систем, в основе которого – способность к автоматической самокорректировке в целях бессрочного выживания человечества как социального организма, человека как биологического вида и данной нации в непрерывно меняющейся окружающей среде [подробнее см.: Глушенкова, 2004]. В этом – суть интегральной модели устойчивого развития человеческой цивилизаации.

Экополитология – новейшая политическая дисциплина, междисциплинарное направление в системе политических наук. Многое из того, что она изучает, – не типичные политические практики, а практики и образы политического действия, которые пока являются маргинальными, нестандартными формами политического поведения. Ими мы обязаны постиндустриальным изменениям в политике. Наряду с практиками для экополитологии очень важен анализ замыслов тех политических реформ, которые должны ориентировать социальные трансформации в направлении, ведущем к выходу из экологического кризиса.

Экополитология – не наука о социальных аспектах природоведения. Англоязычный термин environmental politics, русским аналогом которого является «экополитология», отсылает нас к «политическим теориям окружающей среды», т.е. не природной среды, а среды вообще. Равным образом экополитология не дает политической интерпретации «законов природы», а экологические ценности вовсе не имманентны концептуальным основаниям политического анализа. Ее «экологизм» заключается не в том, что в общественную, политическую жизнь (или теорию) привносятся некие «экологические» принципы, а в том, что она рассматривает взаимоотношения индивидуумов и политических сообществ, в которые они организованы, с «нечеловеческими» условиями и событиями в окружающей их среде в ходе процесса взаимной адаптации.

И все же можно говорить о политических закономерностях в экополитологии. Характер общественной системы и специфика ее взаимодействия с окружающей средой тесно взаимосвязаны, и нельзя изменить второе, не реформировав первое. Это заключение – аксиома экополитологии, имеющая своим источником общую теорию систем, проникшую в нашу область знания на основании постулируемого ею принципа изоморфизма [Костин, 2005].

В эколого-политическом анализе мы выходим за рамки предметного поля, описанного традиционной, «классической» наукой. Экополитология изучает политическое пространство будущего, то, которое не только моделируется, но и творится нами сегодня. Политическая наука нового типа – дисциплина, уясняющая, что нужно для сохранения человечества, – не в этом ли заключается высшее предназначение экополитологии? Дисциплины, нацеленной на поиск облика грядущего мира, версии развития не только политической науки, но и обществознания в целом.

***

Современная экополитология ставит перед политологами ряд острых проблем. Как можно видеть из обзора подходов к УР, в ходе реализации стратегии перехода к устойчивому развитию вполне возможен сценарий нарушения прав человека. Как сохранить воспроизводственный потенциал планеты, не нарушая фундаментальных прав человека, улучшая качество его жизни? Скажем, весьма проблематичной является задача повышения уровня удовлетворения потребностей жителей стран Юга до уровня наиболее развитых государств. Если бедные страны в потребительской гонке за лидерами глобализации включатся в интенсивную эксплуатацию ресурсов планеты, нарушится баланс ее экосистем – и воспроизводственный потенциал планеты будет безвозвратно исчерпан. Велик соблазн трактовать УР с позиций техноцентризма, когда в центр внимания ставится достижение неких технических показателей развития, пусть даже в русле идей биосферного равновесия. Сохранить несущую способность Земли проще всего за счет человека, во всяком случае, с охранительной точки зрения (business as usual). С другой стороны, с учетом идеи базовых потребностей (равные возможности для всех) теорию УР следует рассматривать в контексте антропоцентризма. Борьба за конкретную модель реализации УР в той или иной стране – это борьба за будущее этой страны, в том числе и за будущее демократии.

У биосферы нет своих интересов, зато они есть у граждан. Как заставить людей из всех интересов, в том числе сиюминутных и краткосрочных, отдать предпочтение тем, которые будут способствовать принятию экологически взвешенных решений? Современная представительная демократия является далеко не идеальным механизмом выражения воли избирателей. Она не дает гарантий выбора оптимальных решений, поскольку сохраняется возможность манипулирования информацией, за которым будут стоять те или иные группы интересов.

Не менее важен и временной горизонт решений, принимаемых в процессе демократического волеизъявления. Демократия в лучшем случае может быть лишь властью ныне живущих людей. Но политическое измерение имеют и интересы будущих поколений – обеспечение бессрочного выживания человечества. Эти интересы отличны от интересов отдельных групп. В условиях современной демократии даже экологически образованные и наиболее активные граждане едва ли будут действовать в интересах еще не появившихся на свет людей, особенно если эти интересы противоречат их собственным. Однако именно это от них и требуется, когда речь идет о представительстве интересов еще не родившихся потомков в демократическом процессе принятия политических решений. Современные концепции демократии далеки от защиты прав тех, кто в принципе не способен осознать свои права (еще не рожденные дети, животные). Нельзя доказать права грядущих поколений на чистую среду и исходя из естественного права. Но вытекает ли из этого необходимость ограничения демократии, в том числе с использованием силового сценария? Для проникновения экопроблематики в политическую повестку дня потребовалось гражданское участие, в том числе, и за рамками формальных институтов. В условиях современной представительной демократии экологическая политика осуществляется не одними элитами, но и другими участниками политического процесса. Зеленые оправдывают само свое пребывание на политической арене борьбой за экологические реформы в политике и экономике, а вовлеченность экоНПО в политический процесс является необходимой предпосылкой эффективности экологической политики. «Демократия участия» здесь выступает рычагом перехода экологического управления под гражданский контроль. В этом контексте следует рассматривать и теорию делиберативной демократии. На смену традиционному либеральному видению общества как совокупности индивидуальных потребителей приходит осознание коллективной ответственности за состояние среды обитания. В рамках делиберативной модели политический процесс означает достижение консенсуса на основе диалога политических акторов. В случае экологической политики, ориентированной на учет плюрализма мнений и интересов, речь фактически идет о диалоге поллютанта и жертвы загрязнения, в котором также участвуют эксперты, активисты экологических движений и т.д. Именно такое взаимодействие обеспечивает максимальный результат и в плане эффективности реализации соответствующих решений, и в плане их легитимации. Сейчас на Западе доминирует такое восприятие проблемы эффективности, в соответствии с которым в полной мере эффективным является решение, не только соответствующее неким формальным техническим показателям, но прежде всего базирующееся на согласии заинтересованных сторон. При этом участие в процессе принятия решения неспециалистов, представляющих гражданское общество, должно предотвращать опасность захвата рычагов власти и управления представителями экспертной и политической элит, препятствовать усилению авторитарных, олигархических тедненций. Но здесь слишком многое зависит от экоактивиста. Побудить гражданина подчинить свои интересы, в том числе краткосрочные, задаче принятия экологически взвешенных решений может только гражданское общество в целом и его передовой отряд, экоНПО. Но субъектом осуществления экологической политики и реформ, ориентированных на достижение целей устойчивого развития, является вся совокупность граждан, ныне живущих в данной стране, гражданское общество в единстве его организованных и неорганизованных сегментов. Именно они, как потенциальные родители, имеют право и способность выступать от лица будущих поколений. ЭкоНПО, часть гражданского общества, обладающая наиболее высокой степенью компетентности в этой области, должны участвовать в экологической политике, работать с населением, с общественностью, со СМИ, пропагандировать экологические идеалы. Однако сами они не имеют права монопольно представлять «природу» или «будущие поколения».