Алексей Арутюнов - Вне сна

• Название: Вне сна
• Автор: Алексей Арутюнов
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-297-9

Мужчина средних лет, живущий в крупном городе и пытающийся искать смысл жизни в свободное от работы время, сталкивается с молниеносной чередой неудач. Эти неудачи дают ему дополнительную пищу для размышления, и, кроме того, одновременно в его жизни появляется новый знакомый, чья точка зрения на предназначение главного героя является не только шокирующей по своему смыслу, но и безальтернативной для реализации… Главный герой оказывается в незнакомом ему пространстве, где никаких компромиссов с реальностью быть уже не может.

Книга содержит альтернативный взгляд на ряд явлений жизни человека.

---

Особо противный осадок оставляли у Альберта постеры, продвигающие новые литературные творения. То есть книги. Художественного содержания. Наблюдение такой рекламы не только давало повод для сомнения в выборе именно рекламируемой книги, но и в целом ставило под вопрос корректность вектора современной литературной мысли.

Названия и обложки подобных книг выполняли одновременно две функции: они манили к себе людей, склонных к тотальному засорению своего интеллекта, и в то же время отгоняли тех, у кого хоть как-то развито литературное обоняние.

А может, эти книги вообще никто никогда не читал. Только рекламировали их. Кто его знает…

Можно было предположить, что таким специфическим способом – посредством отталкивающей рекламы – мир от этого чтива геройски охраняла тайная организация маркетологов-спасителей… Приносит новоиспеченный писатель в агентство свои тексты и говорит: «Здравствуйте, хочу быть известным писателем». Редактор пролистывает первые страницы и… неутешительно качает головой: в печать, мол, такое г. направлять нельзя. Но свежеиспеченный писатель спокойно достает из чемодана несколько пачек купюр и демонстрирует их редактору. Редактор становится сговорчивее и обещает в свободное время посмотреть рукопись повнимательнее.

После ухода писателя редактор набирает тайный номер Тайной организации и сообщает, что к нему обратился настойчивый человек, считающий, что его закорюки должны быть прочитаны миром. На убеждения и объяснения не поддается. Сулит вознаграждение, от которого отказываться сложно и, главное, НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО. То бишь, подобный поступок не соответствовал бы целям и ценностям действующей формы капитализма.

Секретарь Тайной организации переводит звонок на одного из маркетологов-спасителей, тот знакомится с ситуацией, позже – с рукописью, и высылает редактору макеты обложки, а заодно и рекламного постера.

Редактор при получении макетов сначала морщится, потом улыбается, потом снова морщится. Потому как сначала ему становится противно от увиденного, потом он берет себя в руки и проникается гармонией между увиденным в макетах и ранее прочитанным текстом. А потом ему снова становится противно. Уж больно макеты говенные.

Через какое-то время редактор дает согласие писателю на публикацию его прозы и назначает встречу для приема вознаграждения и демонстрации макетов обложки и рекламы. А перед встречей редактор, разумеется, слегка мандражирует. Уж больно макеты говенные.

Редактор и писатель встречаются, беседуют, пьют кофе, обсуждают примерный тираж книги и ее последующий успех. В этом месте редактор, собрав все свое редакторское самообладание, сообщает, что успех книги зависит во многом от того, как она будет презентована в свет. И смело демонстрирует писателю присланные Тайной организацией макеты. Демонстрирует смело, а у самого аж кадык дрожит.

Писатель берет макеты в руки и пристально на них смотрит. Пристально и слегка удивленно. Наступает пауза в несколько секунд, длящаяся, как это бывает, вечность. Редактор уже начинает осознавать, что денег ему не видать, и тихонечко так сглатывает. Чтобы кадык не дрожал.

И в это самое мгновенье писатель расплывается в улыбке и поизносит: «А че?! Ниче!». В значении «восхитительно», стало быть. И к редактору приходит просветление: не нужно всех мерить по себе – человек явление загадочное, разнообразное и многовидовое. И если ты видишь перед собой существо с двумя ногами, двумя руками и носом промеж глаз, это еще не означает, что перед тобой существо именно твоей породы.

В чем же простой рецепт чудо-обложки?

Фамилия, имя и отчество писателя должны быть на первом месте. Шрифт, которым они начертаны, должен быть крупнее шрифта, которым написано название самого произведения. Почему? Люди, производящие данную низкосортную литературу, не имеют цели донести другим людям какую-то ценную информацию, заключенную в этой литературе и в конкретном своем произведении. Они хотят либо стать писателями и заявить о своем новом статусе – а в этом случае они и являются основной вестью книги и должны красоваться на самом видном месте, либо стать брендом, чтобы далее под этим брендом получать прибыль от своих чудо-записей. Какая разница, что там за название книги, и что в ней написано?! Эту книгу написал такой-то писатель, и этим все сказано! Приятного аппетита!

Чудо-обложка должна передавать внутренний мир писателя. Передавать этот внутренний мир она должна от писателя потенциальному читателю. Писатель видит в ней свой внутренний мир, и от того ему тепло на душе. Потенциальный читатель видит то же, и, в зависимости от своей близости к передаваемому внутреннему миру, он строит свои дальнейшие отношения с книгой (мы, разумеется, говорим о новых произведениях, еще не имеющих истории, отзывов и подробных рецензий).

…Итак, все эти несколько дней, проведенных дома, Альберт изо всех сил пытался восстановить моральное равновесие. Но каждая последующая ночь неспокойной полудремы вперемешку с несладким кофе вносила собственные коррективы во взгляды на жизнь. Каждое последующее утро было нисколько не мудренее вечера, а поиск ответов приводил все больше к новым вопросам. Долгое время Альберт был заперт внутри своих размышлений. Голова постоянно наводнялась какими-то образами, что затрудняло ход мыслей, постоянно вырисовывались все новые возможные сценарии поведения в случившихся происшествиях. Догадки подсказывали, советовали, уверяли и вели себя очень самоуверенно.

Утром, когда Альберт открывал глаза, перспектива течения дня уже была предельно ясна.

Выход на улицу исключался сразу: мокрый снег превратил пространство в одно унылое асфальтно-земляное болотце, на котором особенно жалко смотрелись припаркованные под окнами автомобили. Хотелось каждому из них вынести по маленькому одеялку с капюшоном, а еще лучше – занести их всех домой погреться и попить чаю. При взгляде из окна казалось, все они разом прекрасно уместятся на подоконнике возле батареи, где тепло и сухо… А хозяевам отзвониться и сообщить: так, мол, и так, ваш автомобиль в квартире такой-то, пьет чай; захотите куда-то поехать – приходите, забирайте.

Полысевшие от осени деревья норовили дотянуться до окон озябшими ветвями, но никогда не дотягивались. Шум ветра, свистевшего от всей души по узким дворам квартала, гарантировал озябшие руки при прогулке и попадание снега за шиворот. Вся эта аудиовизуальная картина в окне в совокупности с неестественно серыми облаками и такого же оттенка однообразными постройками вокруг создавала впечатление некоего непригодного для любой формы жизни вакуума за окнами. Шагнул человек из подъезда, и пошел необратимый процесс распада: растворило мокрым снегом, разметало ветром по молекулам, и каждую молекулу поглотила, вяло причмокнув, ленивая нескончаемая серость…

И если стекла окна с легкостью защищали Альберта от распада физического, будь угроза реальна или надуманна, то проникновения в его личное пространство распада душевного в виде самых суровых форм депрессии не выдерживали никакие окна.

Внутри квартиры ход времени, а с ним и все действия нашего героя, принимали крайне причудливый вид. Если считать, что любой процесс времяпрепровождения предполагает некоторую активную позицию персонажа, проводящего время, по отношению к этому самому времени, то в случае Альберта время было само по себе, а сам Альберт болтался где-то между тем, чтобы еле-еле за ним волочиться, и тем, чтобы оторваться от него вовсе. В кинолентах такое положение вещей обычно показывают, запуская фоновую картинку вокруг персонажа в сильно ускоренном темпе. Идет себе, не спеша, человек по дороге, а вокруг него с сумасшедшей скоростью мелькают фары автомобилей, проносятся какие-то другие люди, облака над головой, меняются день с ночью и прочие второстепенные факторы. Суета… С той лишь несущественной разницей, что Альберт одновременно мог наблюдать себя то в качестве человека, идущего по дороге, то среди объектов фона, бесцельно мечущихся вокруг.

Впрочем, буря самосожаления через некоторое время пошла на спад. Альберту по-прежнему было жаль и своего благосостояния, и престижного места работы, и украденных вещей, и самого себя ему было жаль, как никогда прежде. Но депрессия, как состояние бесконтрольного перерождения одних негативных мыслей в другие, продлилась не долго. Наоборот, чуть отдышавшись, прополоскав себя несколько раз крепким алкоголем и хорошо отоспавшись за все время безвылазного жития в офисе, Альберт, наконец, прибрался в квартире и стал задумываться над тем, что, собственно, делать дальше.

Восполнить все утраты было возможно. И даже жизненно необходимо, так как кредиторы Альберта уже недвусмысленно поглядывали в сторону его квартиры. Но оставался один важный нюанс. Пока Альберт переживал одно за другим происходящие с ним события, ум его стал менее суетлив и очистился от разного рода сиюминутных мыслишек, носившихся раньше в его голове целыми табунами. Освободившись от изрядного количества мусора, ум стал с большей интенсивностью генерировать предположения на тему того, что его хозяин в жизни упускает что-то важное, или даже первостепенное. И простая логика подсказывала Альберту, что, если именно отсутствие этого неизвестного элемента является причиной последних разрушительных событий, то восстановить все к первоначальному состоянию будет еще сложнее, чем кажется. А скорее, и вовсе невозможно.