Юрий Купер - Сфумато

• Название: Сфумато
• Автор: Юрий Купер
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091943-7

Юрий Купер – всемирно известный художник, чьи работы хранятся в крупнейших музеях и собраниях мира, включая Третьяковскую галерею и коллекцию Библиотеки Конгресса США.

«Сфумато» – роман большой жизни. Осколки-фрагменты, жившие в памяти, собираются в интереснейшую картину, в которой рядом оказываются вымышленные и автобиографические эпизоды, реальные друзья и фантастические женщины, разные города и страны. Действие в романе часто переходит от настоящего к прошлому и обратно. Роман, насыщенный бесконечными поисками себя, житейскими передрягами и сексуальными похождениями, написан от первого лица с порядочной долей отстраненности и неистребимой любовью к жизни. Опыт помог автору проникнуть в ее природу и услышать камертон собственной судьбы – судьбы одинокого художника.

---

– Это невозможно, так как ты неподготовлен.

Встречались мы практически каждый вечер в «Клозери де Лила». Из России он уехал довольно давно, женившись на француженке.

Кажется, даже взял ее фамилию, которая звучала как музыкальная нота. И весь его облик романтического героя с вьющимися черными как смоль волосами, спадающими на плечи, напоминал образ поэта или, в крайнем случае, музыканта. Но никак не математика.

Обычно он приходил в «Клозери» довольно рано, чтобы занять столик. Это позволяло ему в часы «пик» подсаживать к себе приглянувшихся девушек, которые по очереди с надеждой обращались к нему в поисках свободного места. Дав согласие, Деза продолжал какое-то время писать в блокноте свою теорию размещения чисел, будто не замечая их присутствия. Иногда он встряхивал головой, убирая черный локон, падающий на глаза, и снова погружался в свою писанину. Деза был необычайно терпелив в своем театральном номере, изображая полное отсутствие интереса к соседке за столиком. Он был настолько убедителен, что девушки первыми шли на контакт, не выдержав такого невнимания.

– Простите за назойливость, но мне очень любопытно, что вы такое пишете?

– C’est personnel, это личное, – не поднимая головы, отвечал он с довольно тяжелым русским акцентом, как бы желая холодной интонацией отрезать все возможные попытки сближения.

В какой момент Деза сменял гнев на милость, сказать было трудно, но это обязательно происходило, когда девушки теряли всякую надежду на успех.

Обычно он одевался в так называемом демократичном стиле: майка, джинсы, иногда какая-нибудь растянутая кофта. Рубашки он не носил принципиально, считая, что они закрывают его довольно длинную шею с четко выраженным кадыком. Пожалуй, тембр его голоса несколько смазывал первое впечатление. У Деза был высокий дискант, как детский голос или тембр кастрата, поэтому, как только он открывал рот, интерес девушек к его романтическому образу мачо несколько ослабевал, а иногда пропадал окончательно и бесповоротно.

Когда соседки по столу просили счет, найдя другую, более дружелюбную компанию, он вдруг отрывался от своей рукописи и довольно агрессивно пищал:

– Вы надеетесь, что я, как мужчина, заплачу за ваш кофе? Не надейтесь! Я такая же женщина, как и вы. Слышите? Я не хочу быть мужчиной. Пусть им будет мой приятель, – он кивал в мою сторону. – Это он любит изображать галантного кавалера!

Девушки второпях испуганно ретировались, многозначительно переглядываясь и повторяя скороговоркой: «Он сумасшедший… Он сумасшедший…»

Оставшись в одиночестве, Деза нервно кусал ногти, возбужденно упрекая меня во всех грехах.

– Да, – говорил он, – ты, Дитин, застрял где-то между Москвой и Парижем. И тебе еще пилить и пилить до Парижа. Ты ярчайший пример провинциального мачо. Посмотри на себя в зеркало, и ты увидишь член, который растет у тебя на лбу. И все это видят, и эти бабы тоже.

– При чем здесь эти бабы? А если ты прав, они бы остались. Ты же сам видишь, с какой скоростью они свалили.

Сверкнув еврейскими круглыми глазами, он вдруг снова пищал:

– Как часто я тебя предупреждал: никогда не ходи со мной. Я же бешеная собака, а с бешеной собакой выходить опасно. Я обязательно кого-нибудь укушу.

Иногда мне казалось, что Деза в самом деле натуральный шизофреник со всеми вытекающими. Но в то же время было видно, что он контролирует все свои номера. И, как часто бывает, я надолго остаюсь с человеком только лишь из соображений любопытства. То есть я пытался все-таки найти объективные доводы в пользу его сумасшествия или, наоборот, склонялся к диагнозу подлеца и хама, решающего свои проблемы за чужой счет.

Он был омерзителен почти во всех своих проявлениях, но я интересовался им как особью, как мухой, как насекомым, ползающим в стеклянной банке. Я, как любопытный ребенок, наблюдал за этим насекомым, которое в какой-то момент перестает быть интересным. Этот интерес гаснет, как только ты начинаешь догадываться о мотивах его поведения.

И ты ставишь окончательный диагноз. Но с Деза было не так просто. Выбор собеседника в среде эмигрантов весьма ограничен, среда же довольно своеобразна и в большинстве провинциальна. Деза с его нервозностью вундеркинда, русского еврея, пытающегося быть французом больше, чем сами французы, ученого-теоретика, существующего наедине только с числами, человека, культивирующего свободу и хамство с таким размахом и безнаказанностью, что оно обезоруживало нормальных людей, не так просто было разгадать. При первой встрече с такими людьми остается только рот открыть от удивления, или ответить им ударом в голову, или, как это делают в той среде, где живут «по понятиям», просто поставить на колени и обоссать. Обычно предлагается вариант «быть выше этого». Мне он всегда давался с трудом. Что же касается Деза, он морочил мне голову своим снобизмом, свободой слова и поведением.

Приветствуя меня и мою случайную спутницу, которую он видел впервые, Деза сразу после обмена приветствиями и знакомства переходил к своему уже порядком надоевшему интервью:

– Простите, – говорил он вежливо, – могу ли я вас спросить, уважаемая? Вы в рот берете?

Женщины, как правило, терялись и вопросительно смотрели на меня, не понимая, как себя вести в подобной ситуации. Возможно, они ждали от меня мужского вмешательства или защиты, но я, чтобы не показаться провинциалом, делал вид, что ничего страшного в этом вопросе нет. Это почти то же самое, как спросить «как вы себя чувствуете» или что-то в этом роде. Поэтому, чтобы хоть как-то лишить его возможности эпатировать, я с улыбкой предлагал ей ответить. Получив от меня поощрительный жест и улыбку, дама отвечала: «Да, а что?» Те, что поразвязней, задавали ему встречный вопрос: «А вы?»

В этом случае он терялся и начинал дергаться в нервных конвульсиях. Ответив утвердительно на его вопрос, одна из моих спутниц даже спросила его участливо:

– А в чем твоя проблема, как тебя, Миша?

– Да нет, ничего, это я просто так.

– А-а, – протянула Лали, так звали русскую даму в широкополой шляпе, усыпанной бумажными цветами.

Вокруг нее крутились две болонки, украшенные бантами и браслетами.

– А то поехали и займемся любовью. Или боишься?

– А как же Дитин? – спросил растерянно Деза.

– А что Дитин? Он с удовольствием посмотрит. Не правда ли, моя рыбка? – Она так называла всех мужчин, включая участников групповухи, все у нее были рыбками, которые хором имели ее по пятницам на партузе «Клеопатра», что был на Порт д’Итали.

– Где ты живешь, как тебя, Мишель? – И, не дождавшись его ответа, спросила, с трудом сдерживая болонок: – Ну, поедешь?

Деза, оторопев от такого напора, вдруг снова спасовал.

– Нет, я уверен, вы доминатриса.

– Ну что ты мелешь? Доминатриса… Ну, допустим, я буду доминировать, – сказала она с доброй улыбкой, – а ты будешь меня иметь. Ну что ты теряешь, Мишенька?

– Нет-нет, я не поеду! – в каком-то исступлении завизжал он. – Не поеду, ты доминатриса!

Она брезгливо посмотрела на него и процедила сквозь зубы:

– Шел бы ты, как тебя, сам знаешь куда. Ну, а ты, моя рыбка, когда мы будем жить вместе?

Я хочу купить для тебя мастерскую. Еще никогда не жила с художником, – почему-то глядя на Деза, мурлыкала она. – Ты думаешь, он согласится?

– Ты грубая провинциальная доминатриса, – продолжал пищать Деза.

Лали молча пошла к «Мерседесу» с открытой крышей, за рулем которого сидел ее муж, толстый ливанец, и укатила в сверкающий огнями город.

Меня всегда занимал вопрос, зачем Деза устраивает такие нелепые интервью? Что это – грубость или вялотекущая шизофрения? Однажды я плюнул на предрассудки и задал ему этот вопрос.

– Мишель, тебе какая разница, что она делает со своим партнером? Зачем ты задаешь такие вопросы практически незнакомым женщинам? Это эпатаж или просто хамство?

И чтобы понять истинный мотив, который тобой двигает, я буду как-нибудь вынужден проделать с тобой один эксперимент. Если ты утверждаешь, что твои вопросы всего лишь тест на интеллектуальную близость, как любишь говорить, «к нам», то, я надеюсь, не обидишься, если я проделаю то же самое, когда ты будешь с женщиной, которой дорожишь. С женщиной, которую любишь, к которой ты привязан. Мне хочется посмотреть, как ты будешь выкручиваться, когда я начну задавать ей подобные вопросы.

– Да ради бога, Дитин. Мы с тобой такие сильные животные, что нас не запугаешь.

– Ну и хорошо, – ответил я. – Тогда тебе нечего бояться. Но, клянусь, я это обязательно с тобой проделаю в момент, когда ты забудешь о своем обещании.

Глава 9

Я стоял у подъезда своего московского дома. Нащупав в кармане бычок, подаренный мне когда-то Сонькой, чиркнул спичкой и закурил. Сонька не интересовала меня – я был влюблен в Нинку, ее подругу. Нинка была чуть старше меня. Наш детский роман начался в день моего рождения, тогда мне исполнилось семь лет. Это случилось летом, и теперь я вспоминаю свой двор, изнывающий от жары и пыли, и себя – мальчика, гоняющего по двору старый и плохо надутый футбольный мяч.