Иван Розанов - Венера – низкая звезда

• Название: Венера – низкая звезда
• Автор: Иван Розанов
• Жанр: Русское современное

Что ждёт нынешнюю молодёжь перед угрозой новых потрясений нашего неспокойного времени? Почему молодые люди выбирают путь потребительства и записываются в ряды системной оппозиции? Было ли поколение их родителей, чья молодость пришлась на перестройку, лучше? Что делать с потреблением, поразившим общество подобно венерической болезни? Кто виноват в том, что забыты мечты о русском космосе? Об этом – в романе «Венера – низкая звезда».

---

Так и русский человек – чего только не случалось с ним за последнее столетие; по собственной ли глупости, по сговору ли врагов попадал он в беду, но всё равно сдюживал и выживал.

Замело до макушки русского человека. И не было порою видно под спудом житейских неурядиц века, какому сословию принадлежит тот или иной русский: всё перемешалось.

Состоянье междоусобиц и безвластья так похоже на кому, если не сказать прямее – на смерть. Но ведь странным, непостижимым образом всякий раз поднимаются от земли, пробуждаются заново русские. Снова перед нами в расцвете своих идей появляются крестьяне, дворяне и духовенство.

Русская земля отличалась поразительной красотой природы и не менее поразительной стойкостью этой природы в её борьбе с суровым климатом. Русские люди, казалось, вобрали в себя это качество, эту удивительную выживаемость.

Видеть родину именно такой учил Марину её друг и, в прошлом, любовник, патриот Иван Сапин. Девушка не очень-то хорошо вникала в смысл его слов. Не хотелось ей видеть родину такой, как ей приятель сказывал. А после того, как рассталась она с Иваном, и особенно после всего того, что случилось с Сапиным уже после его задержания, когда Иван был в месте не столь отдалённом, забылся и весь его образ и слова о родине. Марина тщательно изгоняла из памяти всё, по её мнению, нежелательное.

Марине родина виделась совсем другой, нежели Ивану. Красоту природы понимала она лишь летом, да и то многое её в пейзажах раздражало. Не могла девушка оценить глухую тишь лесной чащи, ей заметен был лишь придорожный, людьми нанесённый, сор на опушках. По нраву Марине был ближе какой-нибудь знойный приморский край, вроде Анталии. В том, что славянские племена расселились в древности в таких диких, труднопроходимых и суровых местах, девушка видела поразительную, граничащую с тупостью, недальновидность предков.

Люди, окружавшие Марину, нравились ей ещё в меньшей степени, нежели природа. Раздражала её грубость, скотство, пьянство, физические уродства, тяжкость труда и безнадёга без просветления – всё то, что примечала она за типичными русскими простого происхождения. Без дрожи и испуга не могла Марина заглянуть в их неприятные, суровые лица. Девушка не понимала, что и у неё было бы такое лицо, сложись её судьба и биографии её предков иначе. Во всех прегрешениях, в которых Маринин ум уличал этих людей, девушка обвиняла не внешних врагов, как её бывший друг Иван, а самих русских. Вся история России в понимании девушки состояла сплошь из неудач и постыдных фактов, и всё это, как Марина полагала, происходило по вине народа. А лидеры, от царей до вождей, от генсеков до президентов, все как один, были девушке неприятны – наблюдала она в каждом из них плоть от плоти народной.

Многие представители молодёжи поддерживали Иванову точку зрения, ещё большее количество скорее бы поддержали Марину. Всяких разных правд нынче стало слишком много, как сортов сыра в супермаркете – выбирай любую! Даже с плесенью имеется… Только вот сложно, особенно молодому существу без опыта, правду выбрать. Вот и непонятно было молодому русскому гражданину российскому, в какой же стране он живёт – в отмеченной богом, великой, с героическим прошлым, со своим путём развития России или же в нищей, грязной, бесперспективной тюрьме народов. Мнения разнились. И казалось, что две России, условно скажем, Россия в видении Ивана и Россия в видении Марины, существовали параллельно, одна на другую наложенные.

К слову, Маринин муж Алексей, хоть и был оголтелым либералом, относился к своей родине спокойнее, чем Марина – спокойнее вплоть до индифферентности. На окружавших его людей, знамо дело, Алёша смотрел свысока, причиной тому – зажиточность его родителей; к роскоши он привык с младых ногтей. А к характерам и судьбам, к пути развития страны он проявлял интерес постольку, поскольку с ними связан был его бизнес. Жизнь в России была подобна для Алексея Анатольевича какой-то командировке, в которой ему, как представителю заславшей его фирмы, предстоит трудиться, – бизнес, и ничего личного.

Любопытно, что многие молодые люди сейчас избирают именно Алеексев взгляд на всё происходящее вокруг, и ведь есть с кого брать пример этим молодым людям – так же, пожалуй, смотрят сейчас на судьбы народа имущие капитал люди.

На пересечении разных путей развития, в опасной исторической развилке, придавленная грузом слишком разных мнений стоит нынешняя молодёжь…

…Вот пожалуй, одно из самых печальных моих воспоминаний. Я работал тогда в хирургическом отделении. Лежала там старуха; после сложной операции приходила она в себя, и ничем целую неделю нельзя было ей питаться. Я приходил к ней не реже трёх раз в сутки, ставил уколы, подключал капельницы. Не были, естественно, приятны слабому человеку эти процедуры. Наконец, разрешили той женщине отобедать. И я тут некстати подоспел: зашёл к ней в палату просто по-человечески о здоровье этой пациентки справиться. Хлипкой алюминиевой ложкой хлебала она картофельное пюре, такое жидкое, что более походило на суп. Надо же было видеть полные ужаса глаза той старухи! Она, вестимо, боялась, что я пришёл ей уколы ставить больнющие или капельницы какие; испугалась, что я её без выстраданного обеда оставлю. Больная замерла над едой. Алюминиевая ложка почти бесшумно упала на пол. Столько грусти и испуга было в глазах той старухи!

Так и всякий русский человек сейчас. Заложена в нём генетическая память обо всех страданиях и лишениях. Сейчас-то человек сытно и хорошо живёт, за границу многие ездят, жильём, бельишком, машинами, компьютерами обзавелись… А каково будет, когда ради выживания всё это отнимет у него история? Когда алюминиевая ложка бесшумно на пол упадёт… Какими глазами посмотрит вослед проведению русский человек, склонившийся к своей наполненной до краёв миске, после того, как ему на хвост наступят?..

Перед угрозой новых потрясений, может быть, что и самых значительных за всю историю, еле выправившись после адского распада и после расплавления самих, казалось бы, душ, в свете угроз и вызовов вселенского масштаба не прекращали все эти люди жрать…

Не стоит только осуждать этих вечно что-то жующих людей…

Менее чем за век, за четыре поколения перемололи их кости, втащили их на костяную груду, а затем обратно, вниз скатились они по склону горы из скелетов. И больно ведь было когда в кожу и кости живых впивались костяшки усопших!

В холоде и в дрожи жили эти люди, сначала под богом, потом вослед за идеей, какой бы обманчивой не оказалась суть этой идеи. Чуть сытнее стали жить – и ленно стало работать, никто не поспевал ни к посевной, ни к жатве; потянулись народные руки за брагой, а вслед за брагой – за камнем, чтоб в брата кинуть. Снова в голоде задрожали русские животы. И вот когда, казалось бы, ничего не осталось, лучина не горела и жить стало нечем и незачем, выпрямились как-то согбенные люди, впряглись и зажили снова. И сытно ведь зажили, и ведь раздольно! Только вот после всех хождений на гору из костей и с горы этой, после голода, браги, братоубийства и снова сытности и заново браги свою меру потеряли люди, про веру и говорить не охота. Не знали они теперь, приболевшие завозным стяжательством, чувства насыщения во всех своих усладах и утехах. Как чуждо было это русской душе! Ужели удалось затушить неопалимую купину русской души? Время покажет…

Русский человек все времена живёт как бы в лимбе. У праведного судьи по скончанию века не будет русский народ ни прославлен, ни наказан, потому как, хоть и незапечатлен, в тоже время и не худ и больше сам претерпел и выстрадал, нежели сделал вреда…

К Марине подошёл немолодой уже, коренастый, но не полный, скорее просто плотный, мужчина в новенькой, с иголочки, чёрной полицейской форме. Форма, несмотря на приземистость фигуры полицейского, сидела на нём очень хорошо. Мужчина заглянул Марине в лицо, призывая взглядом её остановиться. У него были большие голубые, с рыжцой, глаза, в морщинках вокруг которых виднелась какая-то особая, с годами видимо приобретённая, грустинка.

– Добрый вечер. Извините, вы – Марина Петровна Синельникова? – вежливо улыбнувшись, спросил девушку полицейский.

– Так точно, – ответила ему Марина, пошутив. Пошутила она зря и некстати: сразу после шутки почувствовала она холодок в затылке, означавший приступ страха, и покраснела. Чёрт возьми, кто знает, ведь могли девушку и задержать: времена были беспокойные.

– Марина Петровна, мне нужно побеседовать с вами.

– Что-то пошло не так?

– Нет, что вы. Марина Петрова, вы не беспокойтесь. Всё будет хорошо.

Марине стало малость не по себе от этого «всё будет хорошо», не смотря на то, что полицейский был весьма добродушным на вид и сдержанно-тактичным в манерах.