Ольга Карпович - Пожалуйста, только живи!

• Название: Пожалуйста, только живи!
• Автор: Ольга Карпович
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-81526-5

Когда она смотрела на него, он был готов на любые безумные поступки. Когда он находился рядом, она наконец сбрасывала маску и позволяла себе быть слабой. Но судьба, словно нарочно, разводила их дальше и дальше друг от друга. Его забросила в котел жестокой войны, ее – в гущу сложных событий и бандитских разборок. Их разлуки бесконечны, а встречи редки, как живительный дождь в засуху. Но главное для каждого из них – знать, что другой существует на этой земле, что он еще жив. «Пожалуйста, только живи! Далекий, израненный, с искалеченной душой, что бы ни случилось, только живи!»

---

Языкастая она, слов умных много знает – начитанная. Понятно, мать у нее раньше училкой литературы в школе работала. Ей бы, по всему, ботаншей быть, даже странно, чего это она вечно со шпаной ошивается?

Рита, махнув Марату рукой, выбежала за калитку, следом за ней ушли последние гости. Дядя Коля утопал в ночь, матеря проклятый радикулит. Бабка, всхлипывая, принялась убирать со стола. Рус приобнял ее за плечи, проговорил ласково:

– Бабуль, ну брось ты убиваться, я ж не на войну иду. Ну, хочешь, я тебе автомат привезу? Специально для тебя стащу в учебке, будешь по соседям палить?

– Ты себя привези, – проворчала бабка и, притянув к себе голову Руслана, быстро поцеловала его в висок.

Потом, когда бабка, управившись с посудой, отправилась уже спать, братья дымили на крыльце.

– Ты че, в натуре, что ли, на Ритку Хромову запал? – осторожно спросил Марат.

Руслан дернул плечами, затянулся сигаретой.

– Ну а если и так? Ты что-то имеешь против?

– Да не, странно просто, – усмехнулся Марат. – Она ж мелкая еще, в школе учится. Ты, может, еще и женишься на ней?

– Дембельнусь – может, и женюсь, – вроде бы в шутку отозвался Руслан. – Она как раз подрастет пока. Ты тут смотри, чтобы за ней никто не увивался, пока меня нет.

– Это я легко, – заверил Марат. – Если кто сунется, сразу по шее настучу.

Давно пора было идти спать, но Марат все крутил в пальцах окурок. Хотелось еще что-то сказать брату, важное. Теперь ведь хрен его знает, когда увидятся. Увольнительные ведь не сразу дают. Да еще неизвестно, куда его пошлют, может, оттуда и до дома не доедешь. Руслан же, как нарочно, молчал и никак не помогал брату поддерживать разговор.

Марат так и не нашелся что сказать. Из окна высунулась встрепанная бабкина голова:

– Да сколько можно, курилки? Идите спать уже, сил моих на вас нет, – загремела бабуля.

И Руслан, затушив бычок, хлопнул Марата по плечу:

– Ладно, братишка, спокойной ночи. Приеду – наговоримся еще, – и ушел в дом.

3

На тетрадной обложке было выведено: «История России. Хромова Маргарита, 9«Б». Рита раскрыла тетрадь на середине, клетчатые страницы были исписаны ее размашистым резким почерком. Девушка перечитала последний абзац: «Промозглый ветер ударил в лицо. Вдали пронзительно загудел удаляющийся поезд. Они спустились с перрона и, взявшись за руки, пошли вдоль по тихой улице родного города по направлению к его старому дому. Забор почти обвалился. Из-за покосившихся досок виднелось заброшенное строение с заколоченными окнами».

Она задумалась на минуту, вычеркнула слово «промозглый», вписала сверху, над строчкой, «сырой». Еще немного помедлила, пробегая глазами написанное, а затем, шепотом выругавшись, перечеркнула весь абзац.

Ничего не выходило. Задумана была повесть о человеке, который, попав в неприятную историю, вынужден бежать из родного города и окунуться в совсем другую жизнь. А через много лет вернуться – сломленным и отчаявшимся. Только вот дальше описания побега за последние несколько недель дело не продвинулось.

Ну, действительно, что могла написать о какой-то неизвестной другой жизни она, за свои пятнадцать с половиной лет ни разу не выезжавшая за пределы проклятого городишки. Кирпичный завод, медленно загибавшийся последние два-три года, запущенный городской парк с криво сколоченной летней эстрадой, железнодорожная станция – вот и все, что она видела в жизни. Ну и сколько можно это описывать? У нее уже полный ящик тетрадей, исписанных приключениями городской шпаны. И что дальше? Да ничего!

Маргарита сунула тетрадь в ящик стола и прошла на кухню. Открыла холодильник, оценила царившее внутри запустение, крикнула:

– Мам, у нас пожрать чего-нибудь есть?

Из дальней комнаты донесся шорох, скрипнули пружины дивана, и в кухне появилась мать, запахивавшая побитую молью шаль. Из-под шали спускалась до щиколоток несвежая ночная рубашка.

– Кажется, были яблоки, – растерянно произнесла она, моргая на Риту вечно сонными глазами.

– Ммм… Какое богатство выбора! – фыркнула дочь сквозь зубы.

– Ну прости, я не знала, что ты захочешь есть, – тоном обиженной маленькой девочки произнесла мать.

– Действительно. Кто мог предположить такое небывалое развитие событий, – буркнула Маргарита.

Мать опустилась на табуретку, съежилась, зябко наматывая концы шали на пальцы. Рита несколько секунд смотрела на ее затылок – отросшие, давно не стриженные волосы, темно-каштановые и седые пряди вперемешку. Черт, она ведь совсем не старая женщина, ну как можно было в неполные сорок превратиться в этакую всего боящуюся, вечно сонную сморщенную мартышку?

– Ладно, мам, – произнесла она мягче. – Ты сама-то ела что-нибудь сегодня?

– Яблоки ела, – улыбнулась мать. – Ты же знаешь, у меня отвратительный аппетит.

– Знаю, – кивнула Рита. – Давай пойду сосисок, что ли, куплю, пока мы тут не позеленели от твоих яблок.

– Как скажешь, дочка, – прошелестела мать.

Рита еще хорошо помнила времена, когда мать была веселой, смешливой, как ребенок, ну, может, немного восторженной, экзальтированной, но в целом вполне нормальной. Угораздило же ее, школьную училку русского и литературы, этакую идеалистку, Наташу Ростову – «Умри, но не давай поцелуя без любви» и прочая романтическая фигня, – в свое время спутаться с Ритиным отцом, человеком без определенных занятий, не отягощенным общепринятыми моральными принципами.

Отец Риты, как она догадалась позже, был профессиональным каталой, разводил пассажиров поездов дальнего следования на карточную игру, обчищал как липок и сходил с поезда на ближайшей станции. Наверное, доплачивал что-то проводникам, чтоб дали ему уйти, не поднимая шума. В детстве она этого, конечно, не понимала. Он был для нее просто папа-праздник, появлявшийся дома изредка, привозивший дорогие подарки и угощения. В те дни мать всегда становилась как будто моложе, вся светилась от его присутствия, двигалась пританцовывающе, как девчонка.

Вот же восторженная идиотка! Все ему прощала, никогда не верила в его темные делишки. Рассказывала всем, блестя глупыми влюбленными глазами, что муж занят важной работой, связанной с долговременными командировками. Одна из этих «командировок» растянулась на два года – это потом уже Рита сообразила, что папаша попросту допрыгался и схлопотал-таки срок. Мать, впрочем, ни словом об этом не обмолвилась и продолжала верно ждать мужа.

Подкосило ее слепую веру в отца только прозвучавшая по возвращении просьба о разводе. Дорогой папаша, пряча глаза и раздраженно двигая скулами (это от него, гада, достались Рите такие четко очерченные скулы), сообщил, что там, в «командировке», начал переписываться с одной женщиной из Владивостока и намерен теперь связать с ней свою жизнь. Рита до сих пор не понимала, зачем ему это понадобилось. Мать же все равно ни о чем не спрашивала, верила всей лапше, что он вешал на ее доверчивые уши. Мог бы себе спокойно жить хоть на три семьи, она бы в жизни ничего не заподозрила. Чего вдруг в нем взыграла не ко времени откровенность? Может быть, та другая баба потребовала штампа в паспорте? Теперь уже никогда не узнаешь!

Он уехал, вскочив в проходящий мимо их станции громыхающий и воняющий мазутом поезд, но мать все равно продолжала его ждать. Вздрагивала от каждого стука в дверь и с выворачивающей душу надеждой смотрела на вошедшего. Почему-то она была уверена, что обожаемый ею муж вернется – не сейчас, так через месяц.

Но отец не вернулся ни через месяц, ни через два, ни через полгода. Мать сначала просто рыдала в подушку, почти не ела, перестала выходить на работу, а все больше лежала на диване лицом к стене. Потом начала жаловаться своей тогда еще десятилетней дочери, что ей страшно, что ночами по квартире кто-то бродит, что соседи ненавидят ее и желают ей смерти. В конце концов после очередной, длившейся несколько часов, истерики за матерью приехала психиатрическая «Скорая» и увезла ее в дурку. Мать вернулась из нее через три месяца успокоившаяся, только слегка заторможенная и совершенно потерявшая, казалось, мотивацию к какой бы то ни было активной деятельности.

На работу она так и не вышла – довольствовалась пенсией по присвоенной после лечения инвалидности. Из дома почти не выходила, да и с дивана старалась лишний раз не вставать – зачем? Целыми днями дремала, завернувшись в плед, и, кажется, та реальность, которую она видела во сне, нравилась ей куда больше, чем настоящая жизнь, воспринимавшаяся теперь ею как досадное недоразумение, контактировать с которым нужно как можно меньше.

Рита в целом давно оставила попытки пробудить мать от этого сомнамбулического состояния и научилась находить в нем свои плюсы. По крайней мере, мать никогда не лезла в ее дела, не доставала советами и поучениями и вообще, кажется, считала дочь куда более взрослой, сильной и опытной, чем она сама.