Сергей Качуренко - Восьмая поправка

• Название: Восьмая поправка
• Автор: Сергей Качуренко
• Жанр: Детектив

«Восьмая поправка» – вторая книга из трилогии «Выбор» Сергея Качуренко, продолжение детективно-приключенческого романа «Седьмой флот».

Главный герой – отставной полковник милиции Сергей Иванович Кучер по прозвищу Слон – снова оказывается в гуще событий: арестован его друг и наставник генерал Брут, «раскопавший» секретную информацию о сильных мира сего. Бывший оперативник поставлен перед дилеммой: остаться в стороне, поддавшись угрозам со стороны работников генпрокуратуры и представителей тайной организации, или все же вступить в игру, чтобы выявить заинтересованные лица.

Авантюрный, динамичный сюжет произведения, увлекательные и опасные приключения, непревзойденное чувство юмора автора и большой опыт работы в милиции придают книге особую ноту достоверности и не дадут читателю скучать.

---

– От чего только не откажешься ради того, чтобы желудок был полным, – прокомментировал Степьюк. – И не забывайте заоблачный уровень пьянства в районе.

– Ну, а церковь в Невирье есть? – поинтересовалась Оля.

– Конечно, есть, – удивился вопросу великан. – Только священника нашего замордовали совсем. Батюшка сразу отказался участвовать в их балагане. Так «фронтовики» распустили слух, будто отец Павло – развратник и пьяница. Будто любит юных мальчиков. Бред, конечно же, полный. А вот люди в церковь ходить перестали. У них вместо этого теперь митинги.

Разговор затягивался и постепенно стал напоминать интервью с человеком явно заинтересованным. А из-за этого он мог быть не совсем объективным. Поэтому я решил перевести разговор в более конкретное русло.

– Ты упомянул о череде несчастных случаев в Невирье. Кто-то грибами отравился, кто-то под машину попал. Наверное, были и утопленники. Я вот слышал, что недавно кого-то молнией на озере убило.

– Было такое. Сам я, правда, не видел – как всегда на работе пропадал. Но жена рассказывала, будто парень какой-то приезжал в Невирье искать могилу прадеда, погибшего в наших местах во время войны. Поэтому никого и не удивило, что он в окрестностях озера бродил. А молнии в Лиховель часто попадают. Старухи наши говорят, будто это Бог гневается и хочет спровадить в ад утопшего графа и русалку Берту. Я, конечно, в это не верю. Что Богу больше заняться нечем, как только водяными кикиморами? Но я не верю и в то, что того парня могло молнией убить. Спросите почему? Уж больно много несчастных случаев за последнее время. И самоубийства случаются. Но почему-то только с теми людьми, которые выступают против «фронтовиков». Или с теми, кого считают подозрительными. Как по мне, так в районе работает тайная бригада больших умельцев трагических инсценировок. Как в советском КГБ или секретной службе Генриха Гимлера.

– У меня уже волосы на голове шевелятся, – призналась Оля. – Может, все-таки не будем настолько сгущать краски?

– А ты семью Максимчуков знаешь? – быстро спросил я, чтобы успеть предотвратить очередной эмоциональный всплеск у нашего рассказчика.

– Конечно, знаю. Андрей в параллельном классе со мной учился. Умный пацан. Он после школы в Киев уехал в институт, а потом где-то за границей учился. Наши отцы тогда вместе лесничими работали. Мой-то умер давно, а его батя сейчас сильно пьет. С работы выгнали…

– А самого Андрея давно видел? Говорят, что он приезжал в Невирье?

– Слышал, что приезжал, но сам не видел. У нас тогда аврал на работе случился. Поболели все, поэтому пришлось сутками в ресторане пахать. А местные рассказывали, будто Андрюха приехал, весь модный такой. Машина крутая. С Недолей встречался, а потом они в гости к Графину вместе ездили. А потом Максимчука вроде срочно вызвали по работе, и он уехал.

– А зачем приезжал, не знаешь?

– Так к родителям, наверное, – ответил Лэм и настороженно посмотрел на меня. – А Вы чего спрашиваете? Случилось что-то с Андреем? Вы поэтому здесь?

Я промолчал, а Влад откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В комнате стало тихо. Со стороны пляжа доносились веселые голоса отдыхающих. Было слышно пение птиц.

– Чуяло мое сердце что-то недоброе, – после паузы заговорил Степьюк. – И так дела в Невирье безрадостные, а тут меня еще тоска в последнее время атаковать начала. В семье вроде бы все хорошо, на работе тоже. Никак не могу разобраться в своем состоянии. Но Вы мне смело можете рассказать, что с Андрюхой приключилось.

– Максимчука после Невирья никто не видел, – осторожно, не делая выводов, ответил я. – Мы ничего не знаем. Просто один бизнесмен из Луцка хотел заняться развитием инфраструктуры вашего района.

– А я об этом слышал. Местные мужики как-то заезжали ко мне в ресторан. Маленько посекретничали.

– Вот для этого бизнесмен и посылал в Невирье Максимчука.

– Угробили они его! – взорвался Лэм. – Тут и ментом быть не надо, чтобы понять. Видать Андрюха раскопал их воровские схемы. Ведь район, как административная единица области, существует. Так же? Значит, и бюджетные деньги идут. А развития – ноль. Зато все «дулебы» на таких «тачках» ездят, что и в Луцке не купишь. Я же говорил, что недавно сгорел районный архив и комната с музейными экспонатами. Это же все в здании райадминистрации было. Поговаривают, будто перед пожаром все документы и экспонаты вывезли в поместье Графина. А кроме этого Дарий скупает у людей старинные иконы и антиквариат. Денег-то у народа нет – вот он этим и пользуется. А преподносится все, как работа по восстановлению краеведческого музея. А теперь еще и Максимчука сгубили. Ну, все, мое терпение лопнуло! Пойдет Графин вслед за своим пращуром в озеро.

– Спокойно, Влад. Спокойно, – попытался я утихомирить разбушевавшегося великана. – Нам нельзя злиться на этих людей. Потому, что допустив озлобленность, легко скатимся до их методов. У нас другие принципы работы. Мы все по-тихому выясним, задокументируем, а потом внесем в законы Невирья восьмую поправку.

Влад сначала посмотрел на меня, а потом опустил глаза и задумался. По выражению лица можно было понять, что бывший сыщик пытается что-то вспомнить. Наконец, встрепенулся, расправил плечи и почти выкрикнул:

– А, я понял, о чем Вы! Американская Конституция. Это те поправки, что когда-то давно были туда внесены. Но они работают, и по сей день.

– Точно, – подтвердил я, удивляясь своему мыслительному экспромту. – Сам не знаю, как в голову пришло. А ведь и правда. Восьмая поправка в Конституцию США была внесена в конце восемнадцатого века и действует до сих пор. Она закрепляет основные права и свободы человека. А еще в поправке говорится о запрете применения неадекватных и жестоких наказаний.

– Ты просто корифей юриспруденции, – округлила глаза Оля и, обращаясь к Степьюку добавила. – Не переживай, Влад. Закостенелые мозги твоих «фронтовиков» против нашего менталитета – это морская пыль для настоящих моряков.

Глава четвертая. Дулебы

После ухода Степьюка в комнате надолго воцарилась тишина. Помня рассказ Деревянко я, конечно, ожидал услышать нечто подобное, но поведанное Лэмом, просто не укладывалось в голове. А что-то говорить, обсуждая эту тему, просто не хотелось. Да и опасался, переживая за Олю. Она выглядела расстроенной и даже напуганной. Казалось – вот-вот встанет и решительно и заявит: «А ну ка, друг любезный, собирай манатки! И чтобы через час духу нашего здесь не было».

– Я в порядке, – вместо этого тихо сказала Оля. – Не переживай. Мне просто нужно собраться с мыслями.

В этом ничего удивительного для меня уже не было – начал привыкать, что близкие люди безошибочно считывают мои мысли. Зато ее слова подействовали успокаивающе. Теперь нужно хоть немного упорядочить полученную информацию, проанализировав и разложив ее по пунктам в зависимости от важности.

Не скрою, общаться с Владом было интересно. Его рассудительность и умение делать обоснованные выводы позволяли провести детальный анализ, не прибегая к демагогическим предположениям и додумыванию. Например, можно было легко обнаружить и зафиксировать некоторые совпадения или провести параллели. Я вспомнил, как Волощук сравнивал методы по «зачистке» команды Брута с принципами работы спецслужб третьего Рейха. Подобное сделал и Степьюк.

Да и в целом методы фашистских идеологов, а в данном случае воротил невирьевского «фронта» построены на принципах: «Разделяй и властвуй». То есть на основе постоянного конфликта с окружающим миром. А любой конфликт возможен лишь тогда, когда кто-то из участников считает себя правым, а другой не желает этого признавать. Причины глобальных войн кроются в непримиримости отношений двух или нескольких людей, которым во что бы то ни стало нужно доказать свою правоту. И сделать это исключительно силовыми, устрашающими методами: «Навязываем идею и начинаем пугать врагами этой идеи. Не испугались – подкрепляем слова кулаками. Начинаем вбивать, куда следует наше неоспоримое мнение. С огнем и мечом принесем свою идею туда, куда нам надо. Короче, наше дело правое, поэтому мы завоюем весь мир». И у многих людей как отголосок появится похожая идея конфликта, которая потом будет передаваться по наследству. А чтобы она приживалась и укоренялась в сознании народных масс, используется пропагандистско-идеологическая машина, не гнушающаяся ничем ради достижения цели: «Очернение – пожалуйста. Ложь – да запросто!». Это вообще основа идеологии агрессора.

Но сама по себе идея уничтожения друг друга – неестественна для человека, несвойственна его природе. Поэтому идеологи войны всегда приводят веские аргументы и доводы, переворачивая с ног на голову исторические факты. А еще очень важно, чтобы вся эта ахинея доходила до масс из первых уст. То есть, чтобы их психикой и сознанием манипулировал тот, кому они слепо верят. А дальше – праведный гнев народа доводится до пика с помощью тотальных подозрений в происках внешних врагов. Подпитывается слухами, упреками и намеками. Но так чтобы конкретный враг так и не был найден: «Хоть их не видно, но они повсюду. Поверьте – придут и будут вас уничтожать, поедать живьем». Делается это для того, чтобы в мозгах закрепился эфемерный виртуальный образ врага. А на самом деле – заканчивается разрывом в сознании: «Какой ужас! Что же делать? Врагов нет, но они повсюду». А в нужный момент в образовавшийся разрыв вводится образ конкретной личности. И всё – дело сделано. Враг будет уничтожен чужими руками. Ведь милосердия уже нет, потому что «кипит наш разум возмущенный». А с чего все началось? Никто уже и не вспомнит…