Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки

• Название: Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки
• Автор: Карина Демина
• Жанр: Юмористическое фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9922-1916-6

Странные дела творятся в Цветочном павильоне. В зеркалах обитают призраки, да и сами эти зеркала ведут себя вовсе не так, как зеркалам положено. И красавицы все как одна с тайнами, кто проклята, кто одержима, кто и вовсе с беспокойниками дело имеет да Хельму проклятому поклоняется. И как Себастьяну понять, которая из них колдовка, ежели все подозрительны? Тут еще братец его родной с кровью волкодлачьей мешается, крысятник Гавел остатки репутации рушит, и ко всем бедам еще и королевич воспылал страстью к провинциальной панночке. А он к отказам непривычный…

---

Наверное, этого следовало бы ожидать, но все равно было больно. Себастьян же, вылив чай в горшок с фикусом – судя по печальному виду и обвисшим листьям, растение чаевничало неоднократно, – плеснул в кружку виски.

– Я послал его лесом… ну не лесом, но послал.

– Почему?

Отойди титул к Себастьяну, разве это не было бы справедливо? По праву рождения, по…

– Ты еще спрашиваешь? – Бес удивился. И удивление его было непритворным, к этому времени Лихо уже приноровился чувствовать братца.

Играть тот любил и умел, но… сейчас он не играл.

– Спрашиваю. – Лихо держал свою кружку обеими руками и остывающий чай нюхал настороженно, пытаясь в запахах травы найти… что?

Сам не знал.

– Лихо… ты и вправду думаешь, что мне этот титул нужен?

– Не только титул, но и…

– Что? Земли? Сколько тех земель осталось? Майорат и кое-какие огрызки? Семейное имение? Ну да, ностальгия меня порой мучит, но не настолько же!

Он осушил кружку одним глотком.

– Да и не в том дело, а… я не хочу становиться князем, Лихо.

– Почему?

– Заладил как попугай… почему, почему… потому. Мне нравится моя жизнь. Титул – это… это только на визитных карточках красиво. В остальном… обязательства и снова обязательства… и еще… и нужно будет думать, как не просадить остатки хельмовых земель… и имение содержать, а я не представляю, за кой ляд я его содержать стану… разбираться с арендаторами… в Совете опять же… нет, туда папаша нас до последнего не пустит. Он же, пока в Совете торчит, считает себя очень важным… вершитель судеб.

– Ты на него злишься?

– Злюсь. Еще как злюсь, Лихо. И не понимаю…

– Чего?

– Почему ты не злишься. – Бес швырнул кружку в стену, а когда квартирная хозяйка выглянула, лишь руками развел, мол, само собой получилось.

Она же лишь головой покачала да поинтересовалась, не принести ли свежего чаю…

– Удивительная женщина, – сказал Бес, когда она вышла. – Невероятно крепкая нервная система… я бы себя давно уже убил. Я злюсь не из-за себя. Я ж говорю, этакая жизнь не по мне… вот в управлении интересно, правда, Евстафий Елисеевич ругался жутко, но теперь уже не посмеет на бумагах держать. Я ж лицо познаньской полиции.

Лихо, окинув братца свежим взглядом, лицо оценил.

Наглое.

Неосторожно познаньская полиция подошла к выбору нового образа…

– А вот с тобой он права не имел поступать так! – Чешуйчатый хвост щелкнул по столику, расколов блюдце.

– Имел.

– Нет. – Себастьян сложил осколки на поднос. – Я ему так и сказал…

– А он?

– Стал говорить, что просто хочет исправить давнюю ошибку. И что, получив титул, я сделаю хорошую партию… он мне и невесту подыскал. С пятью миллионами приданого… влюбилась, дура…

– Потому что влюбилась?

– Ага… не в меня, в портрет… но ты, Лихо, не отвлекайся. Да пребудут боги с этою дурой… я так папаше и сказал. Ему ведь не ты и не я нужны… ему эти пять миллионов покоя не давали…

Все сказанное до отвращения походило на правду.

– Я не позволю продать себя… и тебя тоже.

Только слабо верилось, что отец просто так отступит.

…запах того чая остался в прошлом и слабость предательская, когда казалось, что обида вот-вот выплеснется криком или того хуже – слезами…

В настоящем была женщина, которая слушала. И, наверное, умела слушать, если хотелось говорить. И даже становилось не по себе от мысли, что он, Лихо, не успеет рассказать.

– Бес… он вовсе не такой, каким кажется. – Легко шептать, касаясь губами мягких волос. – Знаю, что порой он похож на…

– Идиота.

– Легкомысленного человека, – поправил Лихослав. – Но это – наносное… отец не отступился бы сам, но Бес пригрозил, что даст эксклюзивное интервью… расскажет подробно и о своем детстве, и о том… как ему не хватало отцовской любви. В этой своей манере, которая не то шутка, не то… он бы не побоялся ославить отца на все королевство…

– И правильно бы сделал. – Евдокия коснулась щеки.

Щетина.

И колется, наверное… и до полной луны не сойдет, но и вырасти не вырастет. Лихо пробовал бороду отращивать, так ведь не росла…

…заговоренная.

Проклятый.

– В общем-то следующие несколько месяцев я жил у него. В казарму возвращаться было рано, меня б не допустили. Вовсе намекали, что надо бы в отставку подать… по состоянию здоровья.

– Ты не подал.

– Подал бы… Бес не позволил, сказал, что сначала он меня в седло посадит, а потом уж я буду решать: позволяет мне здоровье служить или нет. И посадил. Не только.

Эти воспоминания – с острым запахом шоколада, до которого Себастьянова квартирная хозяйка весьма охоча. С длинными зимними вечерами в лиловых тонах и прогулками.

Прогулки Лихо ненавидит.

Ему страшно. И стыдно за страх.

Он пытается найти причину, чтобы не выходить из дома, и Бес всякий раз выслушивает, кивает и бросает короткое:

– Идем.

Идти приходится.

По улице, мимо людей, стараясь не пялиться на них, не высматривать среди гуляющих фигуру в сером плаще… тот мертв, но есть же другие…

…по парку, той самой дорожке, которая…

…под снегом или дождем, не важно. И Бес рядом, идет, рассказывает очередную свою безумную историю, которая наверняка наполовину выдумана, но Лихо слушает.

Это отвлекает.

– Так получилось, что за эти месяцы Бес стал самым близким мне человеком. К концу весны я вернулся на службу… в общем-то дальше у каждого своя жизнь. Но мы все равно виделись часто… я служил… он тоже… про его подвиги часто писали, правда, редко, чтобы правду… от той истории с бандой Соловейчика у него еще шрам остался… а крышевецкие аферисты едва не утопили… его и отравить пытались, и проклинали…

– А он все живет и живет… пар-р-разит…

– Это да. – Лихо не удержался от улыбки. – Живет и живет… и пусть живет. Он мой брат, и… и он никогда не хотел причинять мне боль. Специально. У него порой странные методы, но…

– Ты уехал на границу не только потому, что нужны были деньги?

– Да.

Наверное, это правильно, когда кто-то знает про Лихо едва ли не столько же, сколько он сам.

– Я долго с отцом не разговаривал. Хотя нет, просто не искал встречи, как и он со мной. Вооруженный нейтралитет. Он знал, что Бес рассказал мне о… том предложении. А я знал, что он знает, и… как-то вот неловко было. Чувствовал себя виноватым, хотя вроде и причин не было. Но все равно…

Он замолчал, прислушиваясь к темноте, которая смотрела на Лихо пустыми глазами призраков. Он чувствовал их, бестелесных, незримых, рожденных пролитой в доме кровью, но пока еще бессильных.

Пока.

Еще.

Луна росла, а с ней росла и сила дома. И призраки, выглядывая из зеркал, подступали ближе… крались, чтобы остановиться у самой постели. Они видели Лихо иным…

…и не его, но тварь, которая засела в нем.

Боялись.

Пускай. И глухое рычание заставило призраков отступить.

– Все хорошо?

– Все хорошо, Ева…

Сам дом замирает, не готовый пока перечить страшному гостю, но готовый слушать его историю. Пускай…

– Отец сам появился. Пришел. Не просил прощения, но сказал, что за семейным ужином меня ждут. Я появился, думал, что они с мамой помирились, но нет… семейный ужин – это такое мероприятие… довольно тоскливое… сестры, братья… кроме Беса, он по-прежнему был вне рода, пусть отец старательно делал вид, что все замечательно… он приловчился вид делать. Зато были гости…

…девушка в белом платье.

Не только она, но Лихо видел лишь ее… чеканный профиль с курносым носиком и капризно выпяченной нижней губкой, которая показалась ему весьма очаровательной.

Бледный овал лица.

Брови вразлет и карие глаза, яркие, разума лишившие…

…а Бес сказал – приворот.

Противозаконно, но очень эффективно… легкая форма, чтобы интерес вызвать… вызвала… Лихо растерялся под взглядом ее. И помнится: смотрел, смотрел, неспособный насмотреться. Он и сейчас помнит кисейный туман ее наряда, флердоранж в темных волосах, локон на шее, саму эту шею беломраморную.

Помнит руку и топазовый браслет, казалось, чересчур массивный, тяжелый для хрупкого этого запястья. Помнит, как браслет почти соскальзывал с узкой ладошки, с пальцев чрезвычайно тонких… и тогда Христина вскидывала руку, и браслет падал уже к локтю, сминая кисейный рукав.

А Лихо смотрел, не находя слов, чтобы выразить восхищение…

– Она была купеческой дочерью…

– Прямо как я, – фыркнула Евдокия, локоть выставляя, точно отталкивая. – Тебя, Лихо, прямо тянет на купеческих дочерей…

– Грешен, каюсь… – Локоть он гладит, пальцами ощущая шершавую кожу. – Но не раскаиваюсь.

И от поцелуя она уворачивается.

Упрямая женщина.

Окольцованная…

– Ее отец сделал миллионы на соли… а Христина – единственная наследница.