Роберт Ляски - Политическая преступность и революция

• Название: Политическая преступность и революция
• Автор: Роберт Ляски
• Жанр: Психология, социальное
• Год: 2003
• ISBN: 5-94201-200-8

Чезаре Ломброзо – выдающийся итальянский ученый, врач и юрист, один из основоположников новой общественной науки – массовой психологии. В своих исследованиях он удачно сочетал социологический и правовой анализ.

Предлагаемая вниманию читателей работа была написана в соавторстве с известным социологом Р. Ляски. Авторы исследуют «преступную толпу» как сложный антрополого-социальный феномен и ее психологию.

Для юристов, политиков, социологов и всех интересующихся проблемами государства и права.

Текст приводится по изданию 1906 г. Орфография приближена к современной.

---

По словам Samper’а, жители Анд – маленькие, с круглым лицом, покатым лбом и грубыми, иногда белыми волосами – отличаются спокойствием, религиозностью, застенчивостью, бесстрастием и неподвижностью; тогда как их соотечественники из областей более низко лежащих, весьма деятельны, страстны, интеллигентны и склонны к торговле, промышленности и проч., так как фабрикуют шляпы и ковры.

Шлагинтвейт нашел, что среди обывателей высоких плато Тибета женщин больше, чем мужчин, а детей мало даже по сравнению с количеством браков[95].

Известный географ и натуралист, проф. Маринелли, ездивший по моей просьбе изучать быт населения двух итальянских общин, расположенных на разных высотах, не нашел между ними особенной разницы по отношению к уму и физической силе, но все же обыватели высшей точки над уровнем моря оказались более склонными к малокровию и кровотечениям. Сравнивая населения Sauris di sopra, расположенного на высоте 1390 м., с населением Sauris di sotto (1220 м), он заметил, что в первом жители более сварливы, но менее расположены к половой жизни и более апатичны, чем в последнем.

«Всеми давно замечено, – пишет один из наших наиболее наблюдательных писателей[96], – что жизнь, а, стало быть, и функция воспроизведения, при помощи которой она поддерживается, значительно слабеют по мере увеличения высоты над уровнем моря, притом не только в животном царстве, но и в растительном. На тех высотах, где орел вьет свое гнездо, растительность ограничивается одними лишаями; другие животные жить там могут лишь с трудом и совершенно не размножаются; даже зайцы, столь плодовитые, и там становятся бесплодными. Быки, привезенные испанцами в Боливию, в Пас (3730 м. высоты) ради любимой национальной забавы, по словам одного путешественника, становились там трусливыми и безобидными.

Записка, доставленная нам одним ученым наблюдателем[97], доказывает, что великая цивилизация, перуанская и мексиканская, не противоречат этому закону.

«Я хотел бы, – пишет он, – дать вам объяснение того противоречия, которое вы видите между мнением Журдане и историческим фактом существования на высоте 2280 м. двух народов с двумя различными цивилизациями, древней и новой. Древняя цивилизация развилась, прежде всего, и почти единственно у тольтеков, потом у ацтеков. Есть вполне основательное мнение, что тольтеки пришли с Востока; религия и политическое устройство доказывают их родство с азиатскими народами; они-то и принесли первый луч цивилизации. Ацтеки пришли в долину Мехико или, говоря точнее, в Теночтитланскую лагуну, где построили свою столицу, из Северной Америки, откуда принесли свою религию и организацию. Они победили все другие народы и в том числе тольтеков, у которых, однако же, не сумели заимствовать того хорошего, что было в их цивилизации. Вот почему тольтекам принадлежит право называться древнейшими пионерами цивилизации этой части Америки. Появление ацтеков есть шаг назад».

«Таким образом, древние народы Америки, так же как и новейшие, не были аборигенами в своих странах. Я сказал, откуда пришли древние, что же касается новейших, то это были европейцы вообще и испанцы в особенности. Цивилизация, значит, всюду была привозною, и это мне кажется чрезвычайно важным для определения ее причин и изучения развития народа по отношению к среде, в которой он живет».

«Наконец, одного взгляда на местные расы достаточно для того, чтобы видеть, насколько миролюбивы и склонны к подчинению те из них, которые живут на высоких плато, тогда как расы воинственные, до сих пор воюющие или ежеминутно готовые к восстанию, обитают преимущественно по берегам моря, каковы индейцы из Юартана, из Гокададжары (Gocadahjara), с северной границы, из Гуерреро, из Туантепека или Юхитанеки (Juchitanecos) – народ крупный, красивый, с чисто европейской формой лба, но жестокий и кровожадный».

«Достаточно пройтись по улицам и посмотреть, как работают рабочие – на них жалко смотреть, еле-еле двигаются и поминутно отдыхают, точно боятся вспотеть».

«Мексиканцы не только мало работают, но и гулять не любят. Поэтому-то, может быть, в Мексике – столице страны – нет места для пеших прогулок. Мексиканцы появляются на улицах лишь верхом или в экипажах и только перед заходом солнца. Поэтому-то, несмотря на умеренную температуру и на легкость борьбы за жизнь, они крайне бедны и возмутительно нечистоплотны».

«В общем, мексиканец – житель столицы – чрезвычайно апатичен».

«Все великие люди Мексики – писатели, ученые, политики – не суть местные уроженцы. Любопытно бы составить им подробный список вроде того, который имеется относительно шестидесяти самых выдающихся президентов республики; мы увидели бы тогда, что почти все они не суть мексиканцы по происхождению».

«Надо принимать во внимание так же, что Мексиканская республика в 11 раз больше Италии, что в нее входят страны с различным климатом и весьма разнообразным населением, так что, когда трансатлантический телеграф приносит им известие о новой революции в Мексике, то это еще не значит, что последняя вспыхнула именно в Мехико, в столице. Большая часть революций начинается там в отдельных провинциях. Мехико – город чрезвычайно миролюбивый. Несмотря на усиленную агитацию революции в нем не было даже в бурную эпоху войны за независимость, а если и происходили вооруженные стычки, то исключительно в войсках гарнизона. По собственному сознанию мексиканцев, население столицы и ее окрестностей не отличается ни храбростью, ни удобовозбудимостью. Оно вполне пассивно и подчиняется условиям, наложенным извне. Главные pronunciados стремились к подчинению войск, а не к поднятию Мехико».

Правда, что бунты в Мексике были очень часты, особенно между метисами Арекипы (7800 ф. над уровнем моря), бунтовавшими 17 лет сряду. Много бунтов происходило также в Боготе, в Потоси (3000 метров) и Ла-Пасе (11 000 футов), но, как разъясняет Нибби, это были не революции, а именно бунты, поднимаемые несколькими сотнями все одних и тех же людей, проделывающих все одну и те же анархию. Эти бунты, подобно анемическим судорогам и – увы! – нашей парламентской борьбе, были скорее доказательством слабости, чем энергии, и притом всегда оставались бесплодными.

6) Неприступность. – Чрезмерная высота горы, служа не только оплотом, но и перегородкой, мешающей сообщениями между расами и идеями, мало действуя на воображение, угнетая душу суровой температурой и бедностью природы, является препятствием для эволюции и могучим консервативным агентом.

«Когда границы какой-нибудь страны, – пишет Ретцель, – лежат со всех сторон на равнине, то она имеет возможность расширятся во все стороны, и предоставляет жителям полную свободу быть кочевниками, тогда как в долине, окруженной горами, жители поневоле становятся оседлыми и приобретают постоянные привычки. В первом случае центробежная сила, сближающая различные народы, действует свободно, тогда как во втором – сама природа тому препятствует – естественные границы страны служат ей защитою как от чужой расы, так и от новых идей».

«На юге Европы два полуострова – Иберийский и Апеннинский – благодаря их закрытым границам дают пристанище исключительно двум отраслям романской расы, тогда как Балканский полуостров благодаря соседству с Азией и равнинами Восточной Европы населен самыми разнообразными народами, за исключением Фессалии, которая населена исключительно греками, но зато и со всех сторон окружена горами».

«Вообще влияние характера границ перевешивает, по-видимому, влияние расы, так как в Англии, например, мы видим самые разнообразные народы соединившимися в национальность наиболее политически объединенную».

«Сравнивая государства, отделенные друг от друга естественными границами, как, например, Италия и Франция (Пиренеи), Германия и Италия (Альпы), даже Германия и Франция (Вогезы), с государствами, границы которых сливаются, как, например, Германия и Польша, Россия и Германия, мы найдем в первых постоянное спокойствие или, по крайней мере, стремление к нему, а в последних – неуверенность и беспокойство»[98].

Изолирующее, а, стало быть, неблагоприятное для политических преступлений влияние высоких гор отражается в большом проценте выбранного абсентеизма, замеченного нами в горных департаментах Франции.

Это вполне естественно объясняется трудностью сообщений. В холмистых и равнинных департаментах, напротив того, абсентеизм менее развит именно благодаря большему удобству для избирателей являться в выборные центры. По аналогичной же географической причине (водопады, рудные разработки и проч.) абсентеизм преобладает в департаментах промышленных и потому наиболее республиканских [99].

Недоступность горных территорий, пишет Ретцель, обеспечивает их от завоеваний. Центральный массив Франции так же, как и угловые ее массивы, всегда благодаря трудностям доступа, отсутствию торговли, суровости климата и бесплодию почвы, должны были скорее отклонять пограничные народы от завоевания, чем привлекать к нему.