Уилл Джонсон - Держи это в тайне

• Название: Держи это в тайне
• Автор: Уилл Джонсон
• Жанр: Историческая проза

Томми видит своего дядю в слезах и не может понять, почему он плачет. Чтобы отвлечь его, он отправляется с ним в путешествие по Европе прошлого. Читатель переносится во времена испанской гражданской войны, Сталинградской битвы и Холокоста, а Томми растет в Англии, запятнанной фашизмом. Наконец, все, что было тайным, становится явным, а главный герой находит любовь своей жизни в России.

---

Она снова улыбнулась, вспомнив, партийный завет о том, что личные желания должны быть подчинены революционным нуждам пролетариата. Мысль о том, что их с Робби любовь полностью соответствовала идее и духу революции, совсем развеселила ее. Забавно же! Так бы сказал Робби, подумала она.

В Испании она и Робби были как в раю, но теперь, когда их разделила судьба, она чувствовала себя хромым Циклопом. Она – профессиональный снайпер, но теперь без винтовки, снайпер, который не может бегать и не может принять никакого решения о том, куда ему идти, когда ему идти и, вообще, зачем ему куда-то идти. До сегодняшнего дня, ужасная ирония судьбы давала ей только повод посмеяться над всей абсурдностью происходящего. Как только охранники начали подымать группы пленных, чтобы возобновить переход, она подошла к раю дороги и опустилась на колени, очень осторожно, очень аккуратно и очень бережно вырвала четыре незабудки – одну для Робби, одну для Джека, одну для Кати, и одну для Никиты.

Когда они, наконец, вышли к железной дороге, они не увидели станции. Это была просто поляна в лесу, на которой стояло с полдюжины деревянных бараков, разбросанных по обеим сторонам колеи – они увидели там массу перепуганного народа. Массу, подавленного духом, издерганного тревогами, разрозненного и загнанного, оторванного от своего дома и своей повседневной жизни, народа. Угнетенные, избитые, приневоленные прозябать в ужасных гетто люди. Людская масса, синхронно наблюдающая за черными и темно-зелеными мундирами, в чьих руках и в дулах автоматов держалась их нить жизни.

На взгляд, единственного глаза, Гали, эта масса народа состояла, в основном, из небольших семейных групп. Слишком тепло, для этих майских жарких дней, одетые, обвешанные тяжеленными чемоданами, покорные и безвольные люди, готовые стойко сносить все тяготы судьбы, что им была уготована. Кто следующий? Всем своим видом, казалось, они говорили: мы готовы. Своим большим сердобольным сердцем Галя хотела бы их всех утешить. Она безуспешно пыталась постигнуть страдания этих тысяч людей, собравшихся на этой поляне. Этой маленькой обособленной капли человеческой реки. Их пригнали сюда пешком и скоро посадят на поезд, следующий в неизвестное, непостижимое и до смерти ужасное будущее.

А пока, эти люди ожидали здесь своей участи. Галя увидела одного маленького ребенка выпрашивающего у своей мамы сладости, которые, непременно, появились из-под многочисленных слоев ее одежды. Здесь, разделившись на небольшие группы, мальчики играли в мяч или в прятки. Девочки играли в классики. Галя увидела, как еще одна группа детей развлекала себя игрой «Я шпион». Собрав остатки своего остроумия, она представила, как бы могла выглядеть эта игра с точки зрения «черного» юмора, учитывая окружающую обстановку.

– Я шпион, с маленькой лупой, что-то начинается на букву «C».

– СС.

– Я шпион, с маленькой лупой, что-то начинается на букву «E».

– Einsatzgruppen.

Мы пока живы, подумала Галя. И я жива. И я все еще могу смеяться.

Наблюдая за этой многотысячной толпой, Галя размышляла о том, что эти люди, всего лишь год назад, жили своей беззаботной семейной жизнью, вместе веселились, вместе молились, играли в карты или шахматы или ели мороженое. Эти мужчины, она знала наверняка, в той своей жизни, работали сантехниками, пекарями, стоматологами, почтальонами, бизнесменами. Преподаватели литературу или трудились на заводах. Но, теперь, все эти полезные, с точки зрения человеческого прагматизма, их социальной ценности и целесообразности, навыки, их незатейливый шарм повседневной рутины – были цинично стерты и уничтожены. Простой, но этим и прекрасный, жизненный уклад огромного множества людей по всей Европе был безжалостно разрушен. Уничтожен. Выжжен. Растоптан. Унесен бушующим кровавым потоком ненависти.

По рваным лохмотьям Галиного одеяния уже сложно было распознать солдатский мундир, но, все же, несколько человек подошли к ней, заметив жалкие остатки ее красных петлиц на воротнике. Они все жаждали услышать ее советы и инструкции, получить ее указания. Но, что она могла сказать им, сама не зная ничего? Галя чувствовала что устала, она до смерти устала, замученная

пытками, изнемогающая от разлуки со своим любимым мужчиной и сыном. Собрав в кулак остатки своего духа, она старалась приободрить людей, которые так нуждались в ее поддержке.

– Товарищ комиссар. Что будет с нами? Куда они нас ведут? Немцы взяли Сталинград? А, правда, что их армию окружили и вынудили сдаться? А что это за раскаты грома, на востоке?

Галя рассказала им все, что слышала и знала сама.

– Что нам делать?

– Я тоже слышал, ходят слухи, что фашисты потерпели поражения под Сталинградом, – вставил свои несколько слов пожилой мужчина.

– Но у нас нет никакой возможности узнать, правда ли это, – сказал еще кто-то.

– Говорят, что Красная Армия наступает на всех фронтах.

– И, что Америка тоже вступила в войну.

– О, да, – улыбнулась Галя, – а еще говорят, что специально обученные английские десантные подразделения, каждое со своим комиссаром, а также, со своим специально обученным раввином, с минуты на минуту высадятся здесь, что бы остановить наш отъезд из этого лагеря. И забрать нас всех в санаторий на французской Ривьере, который был забронирован нашим чудесным СС, в порыве их мудрости и милосердия, для всех пленных советских граждан, военных и гражданских, евреев и не евреев.

Договорив эти слова, Галя лихо щелкнула каблуками и по-военному, отдав честь рукой.

– Это официальная позиция партии. Сам товарищ Сталин рассказал мне об этом во сне прошлой ночью, поэтому это правда.

Все громко засмеялись.

– Но товарищ комиссар…

Галя скорчила смешную гримасу.

– Я для вас не комиссар. Я просто Галя.

Женщина улыбнулась.

– Но товарищ Галя, что нам делать?

– Жить. Радоваться. Радоваться и жить, это и есть, залог нашей победы.

– Но Галя…

– Оглянитесь вокруг. Природа просыпается от зимней спячки, и это не зависит от воли и желаний этих фашистских ублюдков. Победа и возмездие непременно будут за нами.

Лица небольшой группы людей, которые собралась вокруг Гали, выражали твердую решимость и несгибаемую волю к любым вызовам их туманной судьбы.

– Давайте споем Интернационал, – предложила одна из женщин, на вид, несколько моложе Гали.

– Нет, оставим это на потом, если ситуация ухудшится, – ответила Галя. – Давайте просто будем громко смеяться, чтобы показать им, что мы все еще живы. Она секунду помолчала. – И когда британские десантники прибудут, я настаиваю, на правах вашего комиссара, немедленно доставить ко мне их командира для координации нашей антифашистской операции.

Услышав шутку, все громко рассмеялись, наблюдая, с широкими улыбками на лицах, как Галя комично им козыряет.

– Мои дорогие товарищи, мои любимые сограждане, я бы подмигнула вам но, эсесовцы, наверное, запретили большевикам подмигивать.

Эта шутка еще больше развеселила людей.

Становилось все хуже.

После ночи чуткого, прерывистого сна на поляне, ярко освещенной прожекторами, и патрулируемой охранниками со злыми, сердито рычащими собаками, в восемь утра прибыл поезд.

– Ой, похоже, мы поедем пятым классом, – иронично прокомментировал средних лет мужчина, который стоял возле Гали.

Галя кивнула ему в ответ. Она пересчитала проезжающие мимо вагоны. Сто пятьдесят. Вагоны-скотовозы. В течении двух сумасшедших часов невероятной суматохи, после того как был отдан приказ на погрузку, пленных заталкивали в эти вагоны. Суровый приказ не подлежал обсуждению, поэтому всех, кто жаловался, или выказывал даже малейшее нежелание, расстреливали просто на месте.

Ситуация все больше ухудшалась.

Одна женщина, лет тридцати, своим резкий громким голосом, контрастно выделявшимся на фоне гомона толпы, потребовала у охранника разрешения поговорить с командиром. У ее дочерей-близнецов была крайняя степень истощения мозга, и им было необходимо, прилечь в дальней поездке.

Девочек тут же расстреляли. Женщину раздели и привязали к капоту эсесовской машины. Но даже после этого та не прекращала громко возмущаться, что веревки на ее запястьях и лодыжках были слишком туго затянуты.

Немецкий солдат взял штык и сделал два косых глубоких надреза на ее бедрах. Потом, он резким рывком вспорол ей живот, закончив экзекуцию двумя большими надрезами на ее груди. Затем, на нее спустили собак.

Галя все видела и внутри себя она еле сдерживала рыдания.

На дворе стоял жаркий, невообразимо душный день. Ни кто из них не ел и не пил со вчерашнего вечера.

Когда один молодой парень просил воды для своей беременной жены, ему пришлось наблюдать, как эсесовцы закололи ее штыками в живот. Парень дико захохотал. Он бросил жену на пол. Больше не было ни тени эмоций на его лице. Он просто стоял и смотрел, как собаки наедаются досыта, кромсая плоть его, так и нерождённого, ребенка.