Сергей Воробьев - Дневник одного плавания

• Название: Дневник одного плавания
• Автор: Сергей Воробьев
• Жанр: Морские приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906792-69-3

Это третья книга автора, связанная с морской темой и путешествиями. Первая «По ту сторону земного шара» была посвящена 21-й Антарктической экспедиции и вышла в свет в 2005 году. В 2010-м появилась книга морской прозы «Форс-мажорные обстоятельства» – сборник морских рассказов и былей, которая вошла в шорт-лист Бунинской премии. Продолжение этой темы – «Дневник одного плавания» вы держите в руках.

---

Сразу за мостом, справа, на высоком постаменте с готическим вырезом посредине возвышается статуя Иисуса Христа (Cristо Rei – Христос-Царь), распростёршего руки над самой рекой и дальше – над городом. Создание статуи было одобрено на португальской конференции Епископата, проведенной в 1940 году, как просьба самому Богу спасти Португалию от начавшейся Второй Мировой войны. Она была возведена на народные пожертвования, в основном, на деньги женщин. Не всё там было гладко с этими пожертвованиями, но всё-таки в 1959-м статуя возвысилась на левом берегу реки. 10 лет ушло на её создание. И Португалия действительно не участвовала в этой войне. Статуя общим абрисом и отдельными фрагментами напоминает знаменитую статую Христа Искупителя в Рио-де-Жанейро. Однако на 10 метров ниже её. Что нисколько не умаляет её величия.

Так что же всё-таки спасло Португалию от участия в войне? Вера и пожертвования или её географическое положение и расклад сил в юго-западной части Европы? Наверное, одно вытекает из другого. Испания, загораживающая Португалию от остальной Европы, пострадала от гражданской войны и была только формально на стороне Гитлера. А в 1943 году вообще объявила нейтралитет. Португалия сделала это ещё раньше – сразу с началом Второй Мировой, когда гитлеровские орды вломились в Польшу, т. е. в сентябре 1939-го. В итоге в общем-то прогитлеровская Испания прикрыла Португалию своим массивным телом, поскольку, чтобы захватить последнюю, нужно было войскам Третьего рейха пройти добрую половину Пиренейского полуострова по древним землям Иберии. Это была, пожалуй, единственная европейская страна, которой никаким боком не коснулся мировой пожар. И это ощущается в облике самого города, благолепие которого и поражает, и восхищает, и поднимает в духе над обыденностью мира.

Трудно поверить, что 1 ноября 1755 года в католический праздник Дня всех святых этот город был снесён с лица земли чудовищным землетрясением. Если не знать этого факта, то город кажется вечным. Как в своё время казался Рим.

Эти земли присмотрели ещё в первом тысячелетии до нашей эры иберийские племена. Тогда же они вошли в состав Римской империи. Широкую дельту реки Тежо финикийцы называли «Алисе Аббе», что означало Любимая Бухта. По всей вероятности, именно отсюда и пошло название самого города.

Первый раз я посетил Лиссабон на барке «Седов» (самом большом в мире паруснике) в мае 1984 года во время международной парусной Регаты. Прошло ровно девять лет, но город нисколько не изменился: всё то же изобилие помпезных старинных фасадов, магазинов, магазинчиков, забегаловок, ресторанов, полицейских, нищих, автомобилей, жёлтых трамвайчиков, ползущих по склонам улиц. Если про Лиссабон сказать немного больше, то можно смело добавить, что это город-впечатление. А если ещё больше, то, кажется, уже не остановишься никогда.

Наше судно поставили на дальние причалы. Центр города отстоял от нас километрах в пяти. Чтобы ехать на автобусе, требовались хоть какие-нибудь деньги. Агент, который был должен их привезти, не появлялся. И я предложил «деду» (старшему механику) ехать со мной в город на велосипеде, который я захватил ещё в Риге. По началу дед отказывался. Но я убедил его, что он упускает уникальную и, может быть, единственную возможность побывать в одном из красивейших городов мира. А я знал, что говорил, вспоминая далёкий 84-й.

«Дед» сел на багажник, и мы тронулись. Но уже через сотню метров стало понятно, что он так долго не проедет. Мой старый советский велосипед «Салют» имел колёса малого размера, а «дед», хотя был и небольшого роста, но ногами всё время волочил по земле. А в поджатом состоянии держать их было напряжно. Тогда я предложил ему встать ногами на багажник, а чтобы не упасть – держаться за мои плечи.

– Да вроде неудобно, – попытался возразить он, – для такого цирка годы не те.

– Альтернативы нет, – вставил я единственный довод, – время в обрез, расстояние приличное, денег на автобус у тебя нет: или ты едешь восторгаться Лиссабоном или, может быть, никогда его больше не увидишь. Неудобно будет тогда, когда внуки попросят: «Деда, расскажи нам про Лиссабон». А деда захлопает глазами и скажет: «Да, заходил я в этот Лиссабон, внучата, да прохлопал его, лень было ехать, стояли далече…»

Этот довод подействовал. «Дед» расправил свои густые чёрные усы, встал на багажник, схватил меня за плечи в районе горла и сказал уверенным голосом:

– Ехай!

– Только не задуши по дороге, – проинструктировал я его.

Конечно, ехать с дополнительным грузом в 73 кило, да ещё с таким смещённым вверх центром тяжести – это вам не фунт изюму съесть. Чтобы не упасть, нужно было хорошо разогнаться. Но и самому велосипеду необходимо отдать должное: крепко у нас всё делали в Советском

Союзе. Мы явно обращали на себя внимание. Редкие прохожие и водители авто оборачивались и, как правило, поднимали вверх брови.

В те времена велосипед в Лиссабоне не пользовался такой популярностью, как в остальной Европе. Он ещё не прижился в этом городе, поэтому наш тандем представлял вдвойне необычное зрелище. Но мы, придавленные обстоятельствами и жаждой познания, не имели другой альтернативы для быстрого и бесплатного перемещения. К нашему удовлетворению полиция нас не останавливала или от неожиданности просто забывала сделать это, и провожала экипаж удивлённо-обалдевшим взглядом. На наш счёт у них, по всей вероятности, не было соответствующих инструкций.

Проезжая мимо уличной забегаловки, в которой по случаю обеденного перерыва собрался местный рабочий люд, чтобы опрокинуть одну-другую кружечку пива, а то и рюмочку настоящего «Porto», мы поначалу вызвали немую паузу. При нашем появлении брутальные португальцы застыли каждый в своей позе: кто с кружкой у открытого рта, кто с недожёванной закуской, кто за разговором с застывшей на губах фразой. Однако когда мы продефилировали мимо, тут же услышали вслед дружные и громкие аплодисменты. Я обернулся: да, да – нам от всего сердца аплодировал местный «истеблишмент» лиссабонских окраин. Значит, «пьеса» удалась.

– Устиныч, – обратился я к «деду» через плечо, – есть возможность проехать ещё раз, но уже на бис.

– На обратном пути, – согласился «дед».

– На обратном пути все эти докеры-шмокеры будут заняты своей работой. Но в любом случае они запомнят нас надолго. Такой цирк, действительно, тут не каждый день показывают. А в самом Лиссабоне мы можем, пожалуй, ещё и подзаработать. Туристы могут принять нас за велоакробатов из цирка-шапито.

Дорога, идущая вдоль берега реки, привела нас в городские кварталы. Сначала мы прямо с набережной въехали на Praca do Comercio – Торговую Площадь, а затем по Руа Ауреа поднялись до площади Дона Педро Четвёртого. Посреди первой, очень просторной площади, возвышается конный памятник королю Жозе I. При нём-то и произошло знаменитое Лиссабонское землетрясение. Что касается самого Дона Педро IV, в честь которого названа известная площадь в Лиссабоне, то, по свидетельству его современников, в нём воплотились лучшие качества короля: справедливость, мудрость, сила и сдержанность. Четыре женские фигуры, расположенные у подножия памятника, по замыслу скульптора как раз и олицетворяют эти качества. Кстати, он числился не только восьмым королем Португалии, но и первым Императором Бразилии. Король стоит на высокой белой колонне с канелюрами, стоит величественно и гордо, однако, спиной к зданию Национального театра, названного в честь королевы Донны Марии II (дочери самого Педро IV). Я думаю, спиной к театру – не из-за того, что король не любил искусство. У королей всегда есть приоритеты. И Жозе I, и Дон Педро IV обращены в сторону залива, образованного рекой, откуда в своё время уходили к новым землям Васко да Гама и Пёдру Алвариш Кабрал со своими спутниками.

Именно на этой площади я впервые увидел новое явление в способе просить милостыню. У памятника Дону Педро стоял в совершенно статичной манекенной позе некий не то адмирал флота Ея Императорского Величества, не то благородный идальго. Во всяком случае, одежда его была не из нашего века: приталенный камзол с широким поясом, под ним рубашка с жабо, через правое плечо перекинута широкая муаровая лента с разлапистыми орденами, на ногах кюлоты с широкими буффонами, короткие остроносые ботфорты; на запястьях кружевные брабантские манжеты, на поясе длинная шпага с изящным витым эфесом и, наконец, на голове широкополая шляпа с чуть загнутыми вверх полями и страусовым пером. Здесь присутствовала эклектика времён и стилей – образ некого фанфарона средних веков, вызов самому Дону Педро IV. Это был почти памятник – памятник у памятника. Стоял он совершенно неподвижно, будто сделанный из гипса. Но стоило кому-то бросить перед ним монету на мозаичную плитку, которой была выложена вся площадь, и «памятник» приходил в движение: приоткрывались завешенные полупрозрачным гипюром глаза, рука с эфеса поднималась вверх, мягко ложилась на край шляпы и вместе со шляпой совершала куртуазный пируэт в воздухе одновременно с изящным реверансом. Поклон был глубоким, но несколько манерным. Однако производил впечатление. После этого «идальго» опять застывал в первоначальной позе. Был он хорош и на вид благороден. Но при тщательном рассмотрении на его лице можно было заметить следы жизненной усталости и разочарования. А неширокая полоска кружевного гипюра на глазах оказалась лишь немудрёным способом прикрыть устойчивое дрожание век, которое нередко появляется у пожилых людей в состоянии долгого статического напряжения.