Ника Никалео - Одно дыхание на двоих

• Название: Одно дыхание на двоих
• Автор: Ника Никалео
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-14-9685-8, 978-966-14-9689-6, 978-966-14-9688-9

Виола и Виктор встретились случайно и сразу поняли: это судьба. У каждого из них своя жизнь, семья, дети… Но чувство, вспыхнувшее между ними, оказалось сильнее долга. Они готовы бросить все и начать с чистого листа… Однако жена Виктора не согласна его отпустить. Она пойдет на все, чтобы его удержать! Карпатская колдунья обещала вернуть мужа в семью, но предупредила: кто-то из них заплатит за это высокую цену…

---

Виктор вцепился обеими руками в руль, ноги судорожно упирались в педаль тормоза, вдавленную в пол. Его тело напряглось, мышцы будто окаменели перед неизбежным столкновением с землей. Стало очевидным, что это и есть тот самый конец. Страха в его душе не было. Даже если он и не вылетит из машины во время удара, то мгновенно от него погибнет.

И вдруг время на миг остановилось, машина зависла в ослепительном сиянии молнии. Мысли со скоростью света сменяли друг друга…

Вот он, пятилетний малыш, гуляет один по набережной. Море мягкое и теплое, совсем не страшно. Так и хочется искупаться и научиться наконец плавать, а затем показать маме, что он может сам. Уже ножки омывают игривые волны, как вдруг: «Ви-тя… Витасик, стой!» – это кричит мама. «Где же ты был?! Стой, нельзя в воду! Мы тебя полдня ищем! Не лезь, нельзя, сынуля!» Он оборачивается и видит, как она бежит по берегу к нему. У нее ужасно перепуганное лицо, страшные, бездонные черные глаза.

А вот он уже подросток, гоняет на мотоцикле наперегонки с товарищем. Ветер в лицо, смех, они перекликаются, но их голоса глушит рев двигателей старых агрегатов. Дорога узкая, но асфальтированная, вдоль обочины все еще лежит гравий. Неизвестно, каким образом он задевает одним колесом те камни. Его заносит, он начинает падать, заваливая мотоцикл на левый бок, и, тут же разомкнув пальцы рук, отпускает железного коня. Тот, по закону инерции, со скрежетом скользит вперед, оставляя Виктора катиться. Он остро чувствует, как невыносимо печет ободранное на асфальте плечо, заливает горячим теплом левую ногу, но он встает и смеется.

И вдруг видит Таню в свадебном наряде. Она невероятно красива, улыбающаяся и счастливая. Вокруг нее желтое сияние, когда она спускается со львовского Высокого замка, где они делали свадебные фотографии. Он тоже чувствует, что счастлив. И вот у него на коленях уже сидят двое его сыновей, они еще маленькие, ходят в начальную школу. Их фотографирует Таня, дома на террасе.

Мгновенно все тускнеет, а потом и вовсе поглощается тьмой. Но он видит, как Таня вся в белом поднимается в горы. Она перепугана. Дрожит, но крепко держит в руках полотняный мешок, в котором сидит заяц, тот же черный заяц. Вокруг нее вьется какая-то непонятная темная сущность. Танино сердце учащенно колотится, она испугана, чего-то очень боится. Но она любит его, по-настоящему любит. Сейчас он это остро чувствует. И этот факт его совершенно озадачивает, возбуждая глубокое чувство сожаления и неотвратимости.

И тут же где-то совсем рядом ему видится окруженная желтоватым ореолом женщина, которая молится. Ее голос – как песня. Ее слышат… Она смиренно сложила руки, опустила дрожащие веки. Из-под них бегут прозрачные струйки слез. Страстный шепот выдает молитву. Из ее груди также исходит желтоватый свет и тепло. Она необычайно красива и какая-то родная. Он знает, что виноват перед ней. Невероятно виноват, и этого уже тоже не исправить.

И вдруг страшный, жуткий удар, скрежет треснувшего стекла и дикая боль в груди. Картинки исчезли. Остался только роковой, топящий все ливень… Но и тот растворяется во мраке.

Он пришел в сознание уже в больнице. Врач отчаянно лупила его по щекам. Он не чувствовал боли. Напротив, ему казалось, будто ничего не случилось. Будто пригрезилось все это. Тонкая грань между действительностью и фантасмагорией пережитого стерлась. Когда он наконец услышал, что кричала раздраженная медичка, спокойно сказал:

– Прекратите орать. Я вас отлично слышу.

– Почему зрачки глаз расширены? Ты что-то принимаешь? Наркоман?! – никак не могла та угомониться.

– Где я? – устало спросил он.

– В больнице!

– Странно. Во Львове?

– Идиот! Ты во Франковске. Ты что, ни фига не помнишь?! – окрысилась она.

– ?..

– Матвеева. – Женщина сразу же реагирует на низкий мужской голос позади Виктора. – Он в шоковом состоянии. Прекратите немедленно! Вы ему инъекцию сделали?

Она утвердительно кивает головой.

– Вот вам, – большая рука передает исписанный лист бумаги. – Это для Бруцяк из восьмой палаты. Идите, а тут мы сами разберемся.

Он наклоняется над Виктором. Лицо, вызывающее глубокое доверие. Широкие скулы, искренние, добрые глаза, открытый взгляд и большой, в меру мясистый рот. Рядом с ним молодой врач, наверное интерн.

– Не обращайте внимания. Это наша медсестра, – и, вздыхая, добавляет: – Вынуждены держать. Персонала не хватает. Скажите мне, родненький, что вы чувствуете?

– Ничего, – однозначный ответ.

Лицо врача мрачнеет, брови ежатся. Он серьезно над чем-то задумывается и говорит:

– Тогда на рентген. «Ничего» – это нормально в вашем состоянии.

Виктор знал, что организм человека – отлично отлаженная биосистема. И в таких ситуациях мозг посылает сигнал эндокринным железам впрыснуть в кровь гигантскую дозу гормонов. Тогда все внутренние органы переходят в экстремальный режим работы, блокирующий нечеловеческую боль.

Врач без церемоний распахнул рубашку Виктора и прислонил к груди фонендоскоп.

Слева – справа, слева – справа. В груди, кажется, что-то хрустит, как будто там лежит снег на трескучем морозе. Но это всего лишь иллюзия.

– Дышать трудно?

– Да, не хватает воздуха.

Врач пальпирует живот.

– Внутренние органы не повреждены, – констатирует со скрытым удивлением.

– А что со мной?

– Автокатастрофа, родненький. Авария, в которой вы каким-то чудом выжили. А у меня-то обычные, человеческие глаза, а не гамма-лучи, – отделался отговоркой опытный медик. – Ребята, везите этого пациента в рентген-кабинет. И мигом!

На следующее утро, когда приедет жена Виктора, он уже впадет в кому. Откажут легкие, и его подключат к аппарату искусственного дыхания.

Она, дрожащими руками держа листок с диагнозом, прочитает понятные слова:

«Тяжелые комбинированные травмы. Травма позвоночника, а именно Th‑7‑Th‑8 сегмента. Двусторонний пневмоторакс. Тупой ушиб грудной клетки. Большой кровоподтек на уровне грудных сегментов типа А по шкале Френкеля. Посттравматический шок III степени. Сердечная и легочная недостаточность».

Она остолбенеет. Мир содрогнется и превратится в сингулярность, черную дыру, которая уничтожает все.

– Скажите мне, пани Татьяна, ваш муж часто попадал в критические ситуации? – умело выдернет ее из параллельной реальности врач.

– Не понимаю… О чем вы? – шепотом, глотая слезы, переспросит она.

– Он – счастливчик. Обычные люди не выживают в таких авариях. У пана Виктора могущественный ангел-хранитель, как сказали бы верующие люди. Но рано или поздно такое заканчивается.

– Да, он очень везучий человек. Точнее, был до этого, – скажет как будто из потустороннего мира Татьяна, обхватит ладонями голову и, закрыв глаза, спросит: – Прошу вас, доктор, скажите, он будет жить? Мы не пожалеем никаких денег. Никаких!

Несколько мгновений тишины покажутся часами. Врач, собравшись с мыслями, банально сомкнет на столе руки в замок, заложит ногу на ногу, остановит взгляд в дальнем углу своего кабинета и скажет:

– Если бы он был в сознании, я еще что-то смог бы сделать. А сейчас его жизнь в руках Всевышнего.

– Почему вы не провели операцию сразу, как только он поступил? – прошипит Татьяна.

– Он умер бы на операционном столе.

Сыновья по обе стороны поддержат ее, чтобы она не потеряла сознание. Старший покраснеет, уронив скупую мужскую слезу. Младший просто заплачет.

Животный ужас перед неотвратимым сковывает тело и дух, будто железные кандалы. Морозное дыхание смерти становится физически ощутимым и пронизывает насквозь ее угнетенную душу. Мир раскалывается пополам и выплевывает кипящую лаву, испепеляя ее. Разве же она могла знать?! Разве могла представить, что все вот так обернется?!

И, наверное, впервые с тех пор, как себя помнит, у нее начнется истерика. Она зарыдает с надрывом, начнет кусать свои скомканные в кулаки руки, из которых засочится кровь. Она будет рвать на себе волосы. Мысленно проклиная все и всех, а больше всего саму себя. Это бессмысленная жизнь с ее никудышными страстями и единственным важным мерилом всего – смертью. Она будет умолять Господа забрать ее, проклятую. На вопли прибежит молоденькая сестричка и сразу же сделает инъекцию успокоительного.

Никто не властен над чужой судьбой, никто не осмелится вмешаться. Не посмеет оказаться на пути Господа.

– О Боже! – еле слышно прошепчет Татьяна. – Что же делать?! Я не смогу жить дальше? Горе мне горе, страшная беда…

– Ребята, подождите, пожалуйста, маму под кабинетом, – обратится врач к их сыновьям.

Те с пониманием выйдут.

– Это еще не беда, – стуча пальцами по столу, неожиданно сообщит ей нейрохирург, когда на нее окончательно подействует лекарство. – Это будет лучший выход для него в данной ситуации.