» » » » Алексей Гамзов - Был таков


Авторские права

Алексей Гамзов - Был таков

Здесь можно купить и скачать "Алексей Гамзов - Был таков" в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Поэзия, издательство Литагент «Ридеро»78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812. Так же Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.
Рейтинг:
Название:
Был таков
Издательство:
неизвестно
Жанр:
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Вы автор?
Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Как получить книгу?
Оплатили, но не знаете что делать дальше? Инструкция.

Описание книги "Был таков"

Описание и краткое содержание "Был таков" читать бесплатно онлайн.



Гамзов озорно и дерзко предается искусству сложносочинения метафор, лексическим шалостям, зачистке глаголов до первородного блеска, выплавке узорных новых. Это – творческое дыхание в самом неподдельном смысле, детски беззаветная радость построчной генной инженерии. Праздношатающиеся, причудливые образы наползают в текст, как муравьи на сладкое – успевай сортировать.

Илона Якимова






Был таков

стихи

Алексей Гамзов

© Алексей Гамзов, 2015


Фотограф Ангелина Гончарова


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Горний друг

***
Как причинное место
оголяя приём,
по дороге из детства
да в родной чернозём,

через яростный вереск
пробиваясь на свет,
словно рыба на нерест —
промелькнула, и нет —

всё, что было под кожей,
передам по рядам,
но вот это, похоже,
никому не отдам:

этот флуоресцентный
глаз-алмаз в небесах —
несомненную ценность
для сказавшего «ах»,

этот даже не голос —
хронос, взятый внаём,
полоскавший мне полость
первосортным сырьём,

этот промысел смысла,
исчисленье числа
с вящей помощью дышла,
коромысла, весла.

Вот работа для плуга —
я ль не плуг твой, Господь? —
ради воздуха, духа
резать землю и плоть,

быть, покуда не лягу
и легка борозда —
и трудом, и трудягой,
и орудьем труда.

***
Сами себе аплодируйте крыльями, птицы!
Город проводит вас в странствие, тысячелицый.
К югу, ребята! Довольно бесцельно носиться
в небе столицы!

Сонмы дерев, как неделю не бритые спички
машут ветвями вослед: «До свидания, птички!
Преодолейте, любезные: тучки; кавычки;
силу привычки».

Перелетая гурьбой за урез горизонта,
что же вы ищите, шустрые? Бунта ли? Понта?
Не удивлюсь, если попросту воздуха: он-то
и разряжён  так,

чтобы впустить и вместить вас. Так будьте же                                                                                             скоры,
будьте смелы, поглощая равнины и горы,
пусть пощадят вас стихии и винтомоторы,
сети и своры.

Вы-то летаете вольно, а мы, не в пример вам,
разве что в адских машинах, подобны консервам,
а на земле мы рабы своим грусти и нервам —
как в Круге первом.

Род человеческий, занят своим аты-батом,
кесарь, рожденный елозить – завидуй пернатым!
Это они, а не мы, воспаряют к пенатам —
белым, кудлатым.

Герой


Место временное, время местное, шесть ноль-ноль.

Герой уже на ногах и готов ко своей голгофе.

Он жарит сосиски, разрезанные повдоль,

пьет то, что он называет кофе,

подходит к двери, на ходу вспоминая пароль.

Но в энном акте, в такой-то по счету картине
становится ясно, что пьесе не будет конца.
Взгляд застывает на праздно свисающем карабине.
Зритель уходит. Герой опадает с лица.
Марионетка преломляется посередине.

Потом герой убирает грим, угадывая в морщинах:
довольно ли на этого мудреца простоты?
Пока такой же герой, по ту сторону пустоты,
весь в амальгаме, как свинья в апельсинах,
ватным тампоном закрашивает черты.

Следующее «потом» наступает скоро:
по телу героя гуляет улыбка породы Чешир,
герою душно. Он смутно любит открытый ворот.
И вот водолазка сорвана, летит в окно, как нецелый Плейшнер,
падает и накрывает город.

По этому поводу немедленно наступает ночь.
Герой не спеша рассценивается, как светило,
которого нет, а за окнами так, точь-в-точь,
как в куда, знатоки говорят, не пролезть без мыла.
Рот уже на замке, но зевоты не превозмочь.

Теперь герой настолько раздет, что уже ни капли
не напоминает свой собственный всем известный фотопортрет:
какая-то ветошь, использованные прокладки, пакля.
Наконец, герой раздевается полностью, превращает себя в скелет
И вешает себя в шкаф до следующего спектакля.

***
Слабо ли в райские врата,
не причинив себе вреда?
дух оперировать без боли
слабо ли?
Слабо, витийствуя – рожать?
о братстве петь – из-под ножа?
фабриковать, вскрывая вены
катрены
о смысле сущего? Слабо в
двух пулях выразить любовь,
сказать, мол, верю и надеюсь,
прицелясь?
Слабо не обломать перо,
построчно потроша нутро,
дословно на Сибирь, меся грязь,
ссылаясь —
источник счастья и обид,
что столь же чист, сколь ядовит?
Короче говоря, слабо ли
на воле?

Любимая, прости меня:
и жить без этого огня
невыносимо, и, тем паче,
иначе.
Я сам себя загнал, засим
я сам себе невыносим,
и – чудо – лишь тебе, постылый,
под силу.

***
Застудился самый главный орган.
По живому – корка; загнан; согнан.
Как петух, назначенный для плова,
кровью бьется, ходит безголово
сердце, колготит не по уму —
не могу согреться потому.

Пригублю-ка зелена вина я.
Порция бурды – как жизнь, двойная.
Повод для высасыванья пальца:
мол, не так ли ты меня, страдальца,
мой Господь, вытягиватель жил,
пригубил – как будто приглушил?

Будет срок, объявят траур в доме,
втиснут в ящик, дырку в чернозёме
на два метра в глубину смотыжат,
подведут кредит и дебет – ты же
так и будешь рассекать озон
шизым облаком, как пел Кобзон.

Где мои морально-волевые?
Жернова, висящие на вые.
В черепной коробке – мысль тверёза,
как заноза, та, насчёт навоза,
та, что светит превратиться в г…
вашему покорному слуге.

Горний друг! раз никуда не деться
просто помоги согреться сердцу.
И еще – снесу ли? – попросил бы
чтоб не зряшно, чтобы не вполсилы,
на колени встал бы, как дурак,
чтоб – сполна мне. Раз потом – никак.

***
Про зверей из тех, что
не еда
мне хватает текста
едва.
Ходом черных через
черный ход
зверь имеет дерзость —
идет.
Кони ходят рысью,
рысь – конем:
этакою близью
рискнем.
Как орлом пятак не
пал на пол,
пятаком не звякнет
орел.

Вот он, страх лесной и
полевой,
вот он, поклик совий
и вой.
Кандидат на мясо,
на бобах,
дожидаюсь часа
впотьмах:
за квасной, скоромный
альфабет
переломит кто мне
хребет?
И не ты ли, Боже,
с полстроки
всадишь мне под кожу
клыки?

***
Я не бросал своих женщин,
я просто сходил на нет,
выскальзывал из тенет —
ниже, медленней, меньше —
приспосабливал старые клешни
для иных кастаньет.

Я не чурался отчизны,
я просто не верил ей,
выскальзывал из теней
очередной харизмы,
самодостаток жизни
чаял главней.

Я не был искателем правды,
я просто искренне лгал,
предпочитал карнавал,
прелести клоунады,
я сроду не знал, как надо —
я только слагал.

Высоких чувств не любил я,
я просто к ним не привык,
предпочитал плавник
отращивать, а не крылья,
от песенного бессилья
срывался на крик,

но в нем-то и было пенье.
А нынче – разлад и тишь.
На грани срыванья крыш,
на самом краю терпенья
скажи, что делать теперь мне?
что ты молчишь?

***
Ты кончишь работу и кончишься сам,
но это не повод для скорби;
все то, что ты здесь проповедовал псам —
метафора urbi et orbi —
оно адресовано, в общем, тому,
с кем все это будет впервые:
и чувств передоз, и услада уму,
и длани, и перси, и выи.
Представь: он вещает, задействовав рот,
такой из себя гениальный,
но так же подвержен гниению от
гипофиза до гениталий,
а там уж и следующий адресат
маячит, с младенчества смертью чреват.

Расхристанной жизни рисунок твоей
коряв, как партак моремана:
вот птица в скрещении двух якорей,
марина (зачеркнуто) анна,
но в тихом сердечке иссинем твоем
очерчен какой-никакой окоём,
а значит, неважно, что гулко от псов
(кому проповедовал) лая,
что партию лет, и недель, и часов,
безудержной стрелкой виляя,
дотла отстучит пресловутый брегет.
Все это – не повод для скорби, поэт.

***
Ты прав, тысячу раз прав,

друг. Потуже крыло расправь,
лети на круг изумрудных трав
в кругу ледников и неба.
Легче воздуха балахон.
Лети, поднимай баритон на тон:
больше не гений – гелий.
Вечно отныне кружить, Плутон:
апогей, перигелий
и вновь, тысячу раз вновь,
как бог, который не есть любовь.
Без помощи рыб и хлеба.

Ничто ничем не поправ.

Не считая дороги

***
Трогаюсь, отправляюсь в путь,
пускаюсь за солнцем, хочу вернуть
дороге странника, соль судьбе,
себя самому себе,

дрожь рукам и калибр глазам,
короче, сокровищам их сезам,
работу обуви, ритм душе:
пущу ее неглиже

взапуски, от стерни к стерне,
к последнему морю в чужой стране;
альтернатива, когда к стене
стена – это жизнь вовне

дома, тела, жилья вообще.
Дерзаю исход от «еще» к «уже»:
всем пятым точкам, ногам, углам
противоположность – там,

чёрт-те где, в неком пункте Б,
которого смысл в самой ходьбе.
Иду, пусть ноги меня несут
неважно куда, не суть.

***
Послушай, замолкает хруст.
Уже никто не топчет хворост.
Смотри, я набираю скорость,
я пуст.

Смотри, дорога извилась.
Смотри, вот я уже и точка.
Я исчезаю, одиночка
из глаз.

Смотри, полсолнца над землёй.
Смотри, я вхож в него без стука.
Я исчезаю, потому как
не твой.

Не твой, не свой, ничей вообще.
Еще мгновение – и кану.
Подобен и праще, и камню
в праще

шагнувший путник – сам себе
причина и объект движенья,
род вызова и поклоненья
судьбе.

Бы

Искупляя свои грехи
(как говаривал Навои),
я накрапывал бы стихи,
принимая их за свои.
Либо, как говорил Ли Бо,
о любви сочинял бы слоги,
ибо только одно – любовь
помогает идти в дороге.
Так взбираются к небесам:
врут, камлают, ломают шею,
ибо, как бы сказал я сам —
но немею и не умею.

***
Очнись на востоке, беспечный гайдзин,
отведай сакэ, обездоль апельсин
и вторгнись, как в задницу – клизма
в безмозглую бездну буддизма.

Стань лучше и чище процентов на -дцать,
учись отрицать и на цитре бряцать,
пой мантры на весь околоток,
и пяткой лупи в подбородок.

Частушку на танка сменяй, самурай,
от фудзи фигей и от гейш угорай,
в тени отцветающей сливы
черти иероглиф «пошли вы».

Освой караоке, сёппуку и го,
поскольку без этих вещей нелегко
найти, матерясь, по компасу
матёрую Аматерасу.

Плыви, зарекись от тюрьмы и сумо,
и коль просветленье не грянет само —
прячь в жёлтое море концы, трус,
и съешь обездоленный цитрус,

усни – и проснись в нашей дивной стране,
где я эти строки пишу при луне,
где васи, и маши, и вани —
давно обитают в нирване.

***
Вокруг гремело и орало —
вода пустынный пляж орала.
И бились мне в подметки: краб,
худой пакет, помёт, икра.

Волна обрушивалась с мола,
как тара с полок мегамолла,
взрывался пластик и картон
в количестве ста тысяч тонн.

Гранит захлебывался пеной,
и пёр, глуша гагар сиреной,
Горынычем, чей рык трояк —
трехтрубный крейсер на маяк.

И я был выброшен на берег
в одной из пятисот америк.
Свободы раб, простора вор —
я стал вам брат, солёный сор.

Мне довелось – стеная, горбясь
бежать, обгладывая глобус,
стелиться к точке нулевой,
кипеть – я брат тебе, прибой.

Поджарый рыцарь, образ чей сер —
я брат тебе, горластый крейсер.
Не груз, но глас сквозь муть и жуть
Ты нёс – и это тоже путь.

Не бог весть что – пройти по краю,
но лучшей доблести не знаю.
И я шагал – под грай и вой,
и будто слышал за спиной:

«Не бзди, не парь, не сожалей —
три правила, беглец беспечный.
Сейчас подлечим дух калечный:
иди, смотри, вдыхай, шалей».

***
…но есть ещё восток,
где на исходе понта
алеет кровосток
такого горизонта,
что хочется лететь,
преобразившись в парус,
взять всё, и даже смерть
не оставлять на старость.

Но есть ещё заря,
горящая, как примус,
эпический разряд,
плюс, победивший минус.
Воспринимай навзрыд,
как резаная рана
торжественно горит
у края океана!

Но есть ещё весна,
триумф Пигмалиона:
рыбак кидает снасть
в распахнутое лоно
взволнованной волны.
Ее плева тугая
поспешно сеть пленит
в глубины увлекая.

Но есть ещё любовь:
она, прости за рифму,
подмешивает в кровь,
и уж, тем паче, в лимфу
такого первача,
эфира, жара, вара,
что хочется кричать
наперебой гагарам!

Пока ты здесь, пока
ты пишешь на колене,
пока бежит рука —
мой невеликий гений,
уверуй в эту блажь,
порыв, прорыв, отвагу,
мусоля карандаш,
корябая бумагу.

Камчатка

Так далеко, что, кажется, нигде
моя страна спускается к воде
и исчезает под покровом глянца,
поскольку невозможно продолжаться.

Так высоко, что, кажется, звезде,
и той там не дано обосноваться,
стоит поэт и чешет в бороде,
шепча благоговейно:
– Обоссаться…

Наверно, это буду я, о ком
вам эти строки мало что доложат.
Ну пусть не я, но кто-нибудь похожий.
Ведь где еще так ощутишь всей кожей,
как, опасаясь море потревожить,
туман течет смущенным молоком?

***
Если хочешь, стремись, неофит,
к небесам,
ну, а мне и внизу не Аид,
но Сезам,
раз зима расплескала нефрит
по глазам,
будет море зеленого цвета.

Что по поводу робинзонад,
Робинзон?
Как насчет, Одиссей, сиренад
в унисон?
Над волной, как назло, то пассат,
то муссон,
не сезон, но не будем об этом.

Если хочешь, из дольних пещер
воззови:
– Отчего ты такой изувер,
визави?
– На войне, типа, ком а ля гер,
шурави, —
нам ответит незримый создатель.

Конец ознакомительного фрагмента.


На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Похожие книги на "Был таков"

Книги похожие на "Был таков" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.


Понравилась книга? Оставьте Ваш комментарий, поделитесь впечатлениями или расскажите друзьям

Все книги автора Алексей Гамзов

Алексей Гамзов - все книги автора в одном месте на сайте онлайн библиотеки LibFox.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Отзывы о "Алексей Гамзов - Был таков"

Отзывы читателей о книге "Был таков", комментарии и мнения людей о произведении.

А что Вы думаете о книге? Оставьте Ваш отзыв.