Сильва Плэт - Сложенный веер (сборник)

• Название: Сложенный веер (сборник)
• Автор: Сильва Плэт
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98862-075-4

Трилогия несравненной Сильвы Плэт «Сложенный веер» – это три клинка, три молнии, три луча – ослепительных, но жгуче-прекрасных и неповторимых. «Парадокс Княжинского», «Королевские врата», «Пыльные углы Вселенной» – не просто фэнтези. Это – книга-вызов, книга, которая открывает читателям целый мир: его обитателей хочется любить или ненавидеть, обличать или оправдывать… Равнодушным не останется никто.

Эпическая сага, парадоксальная ироничность, безудержный размах фантазии – и в то же время цельность и лаконичность. Встречи и расставания, стремительно развивающийся сюжет, увлекающий почти детективными поворотами… И в результате – возможность снова погрузиться в этот «прекрасный, новый мир». Действительно прекрасный.

Для всех, кто ценит хорошую литературу.

---

Клан Дар-Эсиль – плоть от плоти этой земли, соки ее давно уже пропитали кожу наследников этого древнейшего рода, подарившего когда-то жизнь и надежду всем дарам Аккалабата. Низко забранные посередине спины в пышный хвост волосы цвета водяной пены кипящего Эль-Зимбера. Лицо, вырубленное из полупрозрачного умбрена, с заостренными скулами и непроницаемо серыми, почти белыми глазами, таящими то ли горные призраки, то ли туманы аккалабатских болот, под девичьи длинными, но не пушистыми, а жесткими игольчатыми ресницами. Лорд Дар-Эсиль неотразим по меркам не только Аккалабата, но и всех гуманоидных планет. Откровенные взгляды мужчин и женщин ищут Сида Дар-Эсиля не только на королевской охоте, когда он, нарочито медленно, зная об этих взглядах, разгибает спину над звериной тушей и с чувством вытирает окровавленный кинжал о штанину или, расседлав своего жеребца, похлопывая его по вздымающемуся боку, от души смеется над сальными шуточками другого дара, высоко запрокинув голову, открывая белое горло, чуть ниже кадыка перечеркнутое темно-красной линией. Не только на дипломатическом приеме, или званом вечере в честь дня рождения королевы, или на дружеской пьянке даров в самой непотребной таверне предместий Хаяроса притягиваются взгляды к атласному серебру его орада. Не только в ложе судей на турнире, когда взор самого канцлера сходится в одну точку и лишь присвистывающее дыхание выдает сосредоточенность, с которой лорд Дар-Эсиль следит за поединком, чтобы успеть вовремя остановить, не допустив неоправданных жертв, и одновременно – за лицом королевы, чтобы не останавливать, если Ее Величеству сегодня хочется больше крови.

Даже если черты его лица искажены холодной яростью боя, когда посреди криков людей и пения стали лорд Дар-Эсиль выдергивает меч из поверженного тела, чтобы через мгновение в полуразвороте вонзить изогнутый клинок в следующую жертву, которая только что была охотником, подкрадывавшимся сзади… Даже если его тонкие губы кривят злоба и раздражение, когда в темном коридоре королевского дворца он спотыкается об очередной труп того, кто еще вчера был его другом, братом или шпионом… Даже если серые глаза затуманены беспомощностью и болью, когда его сильные и надежные крылья превращаются в бесполезные обшарпанные наросты на теле… и только мягкий, успокаивающий голос: «Тихо, тихо… не первый раз и не последний, все будет хорошо… а вот тут потерпи, сейчас будет неприятно…» и размеренные движения щеткой, от нежных до настойчивых, почти болезненных: там, где нужно, – нежных, там, где нужно, – болезненных. Только этот голос и эти движения спасают, и сильные руки, и знакомый запах… и лежащий пластом на скомканных простынях, перепачканных кровью и ошметками старых перьев, мужчина все равно прекрасен, хорош по меркам всех гуманоидных цивилизаций.

Но не сейчас.

Сейчас он некрасив: на лице его отвратительное выражение нерешительности и беспомощности, с которым канцлер смотрит то на проект договора на столе, зажатый между двумя изогнутыми мечами, то на календарь на стене, распоротый тонким кинжалом. Первый говорит о том, что с завтрашнего дня место верховного лорда Дар-Эсиля у правой руки королевы, во главе церемониального парада, возле руководителя прибывающей миссии – за банкетным столом, напротив него – за столом переговоров. Никто лучше канцлера на Аккалабате не умеет совмещать роль механического придворного истукана, раскланивающегося и отпускающего в нужный момент ничего не значащие комплименты или колкости, с изощренной (враг скажет «извращенной» и будет прав) работой мозга, оценивающего и анализирующего, не упускающего ни хитроумно поставленной запятой в дипломатическом акте, ни казалось бы, ничего не значащего поворота головы, румянца на щеках, приподнятой брови. Нет, господин посол, мы не уверены в Ваших добрых намерениях… Да, господин посол, королева подумает над Вашим предложением… Ох, ну что же я могу, что я могу, я всего лишь бедный ее подданный, выполняющий волю властительницы Аккалабата… Не может быть и речи, я решил, и так оно и останется, подпишите, Ваше Величество, просто подпишите здесь…

Будьте спокойны, Ваше Величество, преданность Вам у нас в крови, несмотря на вечно роящиеся под дворцовыми сводами измены и заговоры – классические прелести медиевальной цивилизации.[2]

Сид пошевелил затекшими плечами, правая рука невыносимо привычным жестом потянулась к шраму на шее. Указательным пальцем почесал старый рубец, как всегда, автоматически нашел какую-то зазубрину, чтобы подцепить, расковырять до крови. Недовольно нахмурился, не глядя взял со стола платок, приложил к ранке, уставился на маленькое красное пятнышко посередине белого полотна. Благородная кровь Дар-Эсилей: повышенное содержание аристократизма, оптимальное соотношение риска и осмотрительности, ну да, разумеется… преданность Королеве. Но у него в крови преданность не только Королеве. И именно об этом напоминает покалеченный календарь на стене.

Завтра лорд Хьелль Дар-Халем, командующий вооруженными силами Ее Величества, еще будет стоять у трона возле ее левой руки, идти вместе с ним во главе церемониального парада, сидеть за банкетным столом… все более бледный, все чаще неуютно поводящий плечом, с все возрастающим выражением беспомощности и боли на дне темных, как самые темные чалы из садов Хангафагона, глаз. Но послезавтра, во время официальной экскурсии по столице (включая посещение королевского арсенала, военного корпуса, провалиться ему сквозь землю, главной торговой пристани и т. д. и т. п.) и прочих протокольных мероприятий…

Его не будет рядом. Потому что пришла его очередь метаться в полубреду по скомканным простыням.

Ведь никто же не виноват, что в каталоге Звездной конфедерации, в который ты и твой лучший друг с таким безнаказанным удовольствием совали нос в детстве в королевской библиотеке соседней Дилайны (мальчики должны навещать кузин, это придаст им аристократического блеску), в томе «Биогенотипический классификатор» описание расы, господствующей на объекте Аккалабат, начинается с прилагательного «птероантропоморфная». Чем кончается это описание, лучше не вспоминать. По крайней мере, сейчас не вспоминать, потому что иначе от стола, договора, стены и календаря через пять минут останутся рожки да ножки. (Дипломатические способности сами по себе, а владеть мечом будущего лорд-канцлера учили наравне с остальными). Да, там, конечно, еще много нейтральной информации: средний рост – 200 димов (1 дим равен 0,9 сантиметра по системе мер Звездной Конфедерации), цвет волос – черный или белый, цвет глаз – черный или серый, две руки, две ноги, по пять пальцев на каждой… Информацию о наличии двух крыльев, которые вполне себе используются по назначению, можно тоже считать нейтральной. Впрочем, таким же нейтральным тоном составители классификатора сообщали и об альцедо – происходящей два раза в год линьке – смене пера, научно выражаясь, – обязательной для всех даров мужского пола на планете.

Так и надо. Если бы Сид сам писал этот чертов классификатор, он так бы и поступил. Констатировал факт. Не писать же о том, каким беспомощным ты становишься в это время, как болит и ломит все тело, как не слушаются тебя руки и ноги, как то жарко, то холодно тебе и страшно, и хочется орать в голос, и ты жалок и не красив, и мучительно боишься всех – любого присутствия, любого приближения, потому что не можешь ответить ударом на удар, не можешь, обводя кистевым движением вокруг себя меч, подняться в воздух и… ты просто лежишь плашмя, ожидая кинжала под ребра или веревки на шею от того, кто хочет стать следующим лорд-канцлером или прибрать к рукам твой замок в Эсильских болотах, или просто ты ему не нравишься, потому что на каком-то ничего не значащем турнире припер его к стенке и врезал в лоб рукоятью меча вместо того, чтобы убить (был дурак, исправлюсь). И единственный, кого ты подпускаешь к себе в эти дни, это твой лучший друг, который, когда вам было по двенадцать, тоже припер тебя к стенке – он ведь неизмеримо лучше в бою – и врезал рукоятью меча под дых, а потом подхватил за плечи, отволок куда-то в сторону и бросил на лавку. Потом, фирменно-нахально по-хьелльски наклонив голову, постоял перед Королевой: «Виноват, Ваше Величество. Нет, правил турнира не читал. Никогда не читаю. Смертельные поединки? Правда? Я его потом убью, чес-слово. Могу два раза. Убираться с глаз? Слушшшаюсь…» и через несколько секунд, фирменно-тревожно по-хьелльски наклонившись над тобой, загораживая от всего мира, отер рукой в черной перчатке твою морду, залитую кровью: «Ты че на меня полез? Дураааак, дурааак, я сильнее. Я всех сильнее здесь сейчас, не лезь больше, дурааак, я обещал ей тебя убить. Не лезь больше». Перчатку ты ему тогда не прокусил. Позже.

Итак, мой дорогой лорд-канцлер, никто не виноват в том, что, пока ты будешь расшаркиваться в дипломатических реверансах и ужом вертеться на сковородке, улаживая потенциальный межпланетный конфликт, твой лучший друг будет валяться на грязной, засыпанной обломками перьев постели, спиной вверх. Спиной с нелепо распластанными облезлыми крыльями. Незащищенной, неприкрытой спиной. Впервые за двадцать лет. Почти впервые. Ты не знаешь, что было на Анакоросе. Он так тебе и не рассказал.