Маринапа Влюченка - Пока твоё сердце бьётся

• Название: Пока твоё сердце бьётся
• Автор: Маринапа Влюченка
• Жанр: Современные любовные романы

Героиня романа знакома со смертью не понаслышке в силу врождённой болезни и почти мертва морально, потому как жизнь её пуста. Она боится смерти больше всего на свете, но встречает своеобразное её физическое воплощение. В книге нет ни романтического героя, ни вражды кланов, но есть история о том, как два человека могут внезапно зажечь друг в друге искру и желание жить. Это история об одиночестве в толпе, о вере и доверии, об одержимости, о смерти и неутолимом гладе, живущем в каждом из нас.

---

– Неужели в нашем городе больше нет таких, как ты?

– О, их много, – мне показалось, в его голосе прозвучали нотки сарказма.

– И что, вы не общаетесь? – я задавала вопросы осторожно, словно шаг за шагом ступала по лесному ковру, не желая выдать себя хрустом сломанной ветки.

– Мы общаемся. Иногда, – со вздохом пояснил Штефан, как если бы этот вопрос его утомил, но он считал тактичным всё же на него ответить. – Но… у хищников должен быть свой ареал, в который остальным нет доступа.

– То есть такого не бывает, чтобы вампиры жили вместе, вместе охотились? Ты хочешь сказать, что вампирской дружбы и любви не существует? – брови мои удивлённым домиком взлетели вверх.

С мгновение он молчал, внимательно вглядываясь в моё лицо, словно читая по нему что-то. Глаза его, не видевшие солнца много лет, были прозрачными, как будто на них падал яркий дневной свет.

– Существуют. Но эти отношения не похожи на то, о чём ты говоришь.

– Так почему ты один? – вырвалось у меня, о чём я тотчас же пожалела.

– А ты почему одна? – спросил он в ответ с вызовом, приподняв одну бровь, и добавил после паузы, смягчившись: – Ведь ты такая красивая.

Я растерялась, кровь ударила мне в лицо, и, кажется, я покраснела. Я даже не могла понять, что больше смутило меня: столь прямолинейный вопрос или же мимолётный комплимент – роскошь, к которой я совершенно не привыкла. Но мужчина продолжал пристально смотреть мне в глаза, непоколебимо ожидая ответа.

– Почему ты проводишь вечера со мной, а не с любимым мужем или же женщинами, страдающими кофеманией и скукой, верящими мужчинам и в фильмы про якобы вампиров? Или чем там нынче занимаются современные молодые люди? – Штефан говорил с напором, но без раздражения, лишь в последней фразе чётко слышалось откровенное пренебрежение к людям.

– Ты считаешь, что мужчинам верить нельзя?

Он усмехнулся почти добродушно.

– Верить нельзя никому. Кроме тех, кого можешь назвать своей семьёй.

Я задумалась над сказанным, но взгляд Штефана очень отвлекал, и какая-то важная мысль постоянно ускользала от меня. Тогда я произнесла:

– Я действительно почти никому не верю. А с тобой провожу время, потому что мне интересно тебя познать, ты для меня загадка. И ещё потому, что мне отчего-то хочется тебе верить, хоть ты и мужчина.

Взгляд вампира на мгновение оттаял, словно он не ожидал услышать чего-то подобного.

– Но я живу слишком давно, чтобы вести себя как человек, и слишком давно по другую сторону человечности, чтобы таковым себя считать.

– Да, я знаю, – улыбнулась я мягко в ответ. – Но мужчине-человеку и просто людям доверять мне тоже доводилось.

– И где же они теперь? – губы Штефана искривились в косой хитрой улыбке. – Где этот мужчина?

– Прошлое забрало их всех вместе, – ответила я с лёгкой грустью.

О том прошлом я более не жалела, но вспоминать печальное сейчас не хотелось.

– В общем-то, схожая история, не так ли? – торжествующе заключил он, бросив на меня назидательный взгляд свысока.

Теперь мы стали видеться почти каждый вечер, но больше не тратили наши считанные часы на прогулки, а ехали сразу к нему. Там время, казалось, хоть немного, но замедляет свой ход. Я продолжала прогуливать курсы, но дома ничего об этом не говорила, поскольку пропадала где-то каждый вечер, и объяснить это бесконечными встречами с друзьями, было невозможно. Версию с друзьями я приберегала на те случаи, когда не возвращалась домой до рассвета. Вероятно, мать с отцом считали, что у меня какой-нибудь роман, а я была этому даже рада, потому как о том, чтобы рассказать им про Штефана, не могло быть и речи.

Я и сама не могла определить природу наших отношений. Мы не были ни любовниками, ни друзьями, тем не менее, это было нечто более глубокое и проникновенное, нежели дружба. Это была порочная связь между хищником и его жертвой, балансирующая на тонкой грани недозволенного.

Мы продолжали много говорить – о музыке, об искусстве, о том, как меняется мир, о себе… Порой эти разговоры становились столь интимными, что я, покраснев, боялась дышать, дабы моё сбивчивое дыхание не выдало волнение, овладевавшее телом. Но скрыться от острого слуха вампира не представлялось возможным, и это нисколько его не смущало, – напротив, он держался так, словно имеет полное право владеть и повелевать моими ощущениями.

Ему хотелось знать, чем живут современные обычные люди, он спрашивал меня о том, как прошёл мой день, и каждый раз этот элементарный вопрос ставил меня в тупик. О чём я могла рассказать? О том, как работала восемь часов подряд? Или какие темы сегодня обсуждали коллеги? Что я ела на завтрак или каких людей видела в метро? Будние дни были настолько заполнены теми функциями, которые я обязана была выполнять, что их жизненная составляющая сводилась лишь к нашему ежевечернему общению. Люди уже давно перестали искренне интересоваться друг у друга, как дела, превратив это выражение в раздражающую фразу, с которой многие неумело начинали диалог. Тогда я представляла, что было бы, ответь я кому-нибудь на подобный вопрос правду: что вчера ощущала, как чёрные крылья раскрывались за моей спиной, когда маршрутка на скорости съезжала с моста; что порой вечерами, глядя в ночное небо, я испытываю странное желание бежать в эту ночь, совершенно не зная, зачем, лишь повинуясь неслышимому зову; что порой время словно замирает, и в разверзнувшемся пространстве я вдруг осязаю мгновение каждой клеткой своего организма? Какой ярлык они на меня бы повесили мысленно и что бы сказали вслух? О, совсем не это люди желают услышать в ответ на равнодушный вопрос «как дела?». Но что могут сказать о человеке и такие же формальные ответы о том, кем работаешь и сколько получаешь, есть ли у тебя мужик и дача с бассейном?

Но Штефан продолжал упрямо меня допрашивать, а я не стеснялась говорить то, что думаю на самом деле. И про крылья, и про замирающее дыхание, и про страстное желание сбежать куда-то за горизонт. Вампир слушал с совершенно серьёзным видом, словно бы понимал, что значат для меня все эти ощущения, и ни на миг мне не показалось, что он мог бы просто подыгрывать. Оказалось, я очень быстро забыла, как жила раньше без этих встреч и разговоров. Я пыталась вспомнить, чем было наполнено моё свободное время раньше, но на ум приходило лишь бесконечное моральное одиночество в толпе людей в транспорте, на работе, на концертах или в театрах, на встречах и даже среди знакомых. Всё это казалось мне настолько чужим, словно отмершая змеиная кожа, что я поспешно отбрасывала мысли о прошлом и не могла понять, в какой же момент настолько привязалась к этому новому общению, ради которого с лёгкостью жертвовала всеми прочими встречами, интересными курсами и просто свободным временем.

Затем Штефан просил рассказать о моих друзьях, коих было у меня совсем немного. Я рассказывала и о них под его пристальным взором, умеющим покрывать душу льдом и приковывать к месту так, как если бы тебя прибили гвоздями к стене. Возможно ли было не отвечать на вопросы под этими пытками?

Иногда он вставлял какие-то язвительные комментарии в адрес некоторых из описанных мною людей, и я сдержанно улыбалась, поскольку Штефан очень точно угадывал и моё к ним отношение. Но угодить он мне не старался ни в коей мере, потому как если наши точки зрения в чём-то не совпадали, голос мужчины становился жёстким, не терпящим возражений, отчего мне сразу хотелось сжаться в комочек и поскорее закрыть неудачную тему. Сейчас же, спустя время, я понимаю, что мне даже нравилось нарываться на подобную реакцию, ведь в раздражении Штефан был особенно прекрасен.

Одной из тем, вызывающих в нём оживление, оказалась религия. Рассказывая о своих знакомых, я вспомнила одну девочку, с которой мы вместе учились в университете. Как это обычно случается, мы приглянулись друг другу с первого дня учёбы, сели тогда за одну парту, и как-то так повелось, что до конца пяти лет обучения в глазах группы мы считались подругами, хотя душевная наша близость оборвалась довольно быстро. Девочка эта была приезжая, поначалу пугливая, как оленёнок, встающий на тонкие дрожащие ножки, посему спокойная подруга из местных жителей была ей очень кстати. Однажды она призналась, что за все свои восемнадцать лет ни разу не бывала в церкви, кроме того дня, когда её крестили ещё младенцем. Почему-то именно сейчас в ней проснулось желание приобрести данный опыт, и она спросила, бывала ли в церкви я.

Я бывала. Меня водили родители, мне случалось посещать исторические храмы разных городов. И хоть воцерковленной я не была никогда, всё же представление имела неплохое. Тогда эта девочка попросила меня отвести её в ближайшую церковь, потому что ей было очень страшно идти туда одной.