Рудольф Бармин - Пролегомены российской катастрофы. Часть I. Пролегомены октября 1917

• Название: Пролегомены российской катастрофы. Часть I. Пролегомены октября 1917
• Автор: Рудольф Бармин
• Жанр: Психология, социальное
• Год: 2015

В течение более чем семидесяти лет вожди СССР утверждали, что господствующий в стране строй был воплощением всепобеждающих идей марксизма-ленинизма. Публично сомневающихся в этом ждал расстрел, лагерь или психушка.

Крушение коммунистического Левиафана дало возможность выяснить подлинные истоки «всепобеждающей» демагогии. Об этом – предлагаемый опус.

---

Вспомните «едроссовские» законы 2012 года относительно «болотных» митингов, заоблачные штрафы и пр. Политика закручивания гаек с первых дней восшествия на престол Александра III, продолжавшаяся в течение 13 лет, притупила общественное сознание, сформировала рефлекс инертности, ухода от активной политической и общественной деятельности в рутину малых дел, в состояние общественной дремы. Манифест Николая II от января 1895 года, покончивший с либеральными иллюзиями, рожденными приходом к власти юного наследника, эту дрему растянул еще на десяток лет.

Александр III оставил своему наследнику не только репрессивный характер внутренней политики, сдерживавшей развитие гражданского общества. Он заложил основы и внешней политики, не отвечавшей интересам династии и российского государства, что при политической близорукости и слабоволии Николая II привели к катастрофическим последствиям и для династии, и для России.

Александр III, правитель «ума ниже среднего», не смог адекватно разобраться во внешнеполитических хитросплетениях европейских держав и определить вектор отношений с ними, соответствовавший интересам России. Больше руководствуясь эмоциями, чем здравым смыслом, поддавшись антигерманским настроениям конца 70-х годов, связанными с Берлинским конгрессом 1878 года, отнявшим плоды у России русско-турецкой войны 1877–1878 годов, а также филиппикам чтимого им германофоба Каткова и глубоким антигерманским настроениям супруги-датчанки Марии Федоровны, после многолетних метаний между Германией и Францией, он делает окончательный выбор в пользу последней, заключив с ней в 1892 году тайный военный союз. Многие предупреждали Александра III не спешить заключать союз с Францией – морской министр адмирал Чихачев, министр иностранных дел Гирс (Ламздорф. Дневник 1891–1892… С. 301), но падкий на французские заискивания, принимая их за чистую монету (Ламздорф. Дневник 1891–1892… С. 320), царь эти предупреждения проигнорировал. Александр III в союзе с Францией видел одни достоинства (Ламздорф. Дневник 1891–1892… С. 344). Прав был Ламздорф, фиксируя мнения многих приближенных к Александру III сановников: у Александра III нет никакой политической системы и он подвержен самым пагубным влияниям (Ламздорф. Дневник 1886–1890… С. 47). Великий князь Александр Михайлович об Александре III после его «братания» с Францией: личная антипатия к Вильгельму II склонила его к союзу с Францией, он переоценил военное могущество России. А не взлюбил Александр III Вильгельма II и Бисмарка за их попытки поучать его как управлять государством, и его симпатии переключились на Францию (Великий князь Александр Михайлович… С. 68). Мог бы и прислушаться к советам умудренного в политике «железного канцлера»! Но эмоции в очередной раз взяли верх над разумом, и Россия покатилась по пути, противоположному ее интересам. Ламздорф предупреждал в 1891 году: «Французы предадут и продадут нас при первом удобном случае» (Воейков В. И. С царем и без царя. М. С. 31). Как в воду глядел!

Фон Швейниц, посол Германии в России (1876–1893 годы), об Александре III 19 марта 1881 года: в делах дипломатии неопытен, никогда не проявлял к ней интереса, как его незабвенный отец (Александр III. Воспоминания… С. 172) и 18 мая 1881 года: Александр III во внутренней политике во всем следует советам Победоносцева и московских политиков Каткова и Аксакова, их мнение будет решающим и в вопросах политики внешней (Указ. соч. С. 175). И 5 декабря 1881 года: внешняя политика в слабых руках (Указ соч. С. 176). Александр III заверял Швейница в своих лучших намерениях к Германии, а французского посла Лабуле – в своих симпатиях к Франции (Ламздорф. Дневник 1886–1890… С. 47). Заигрывать с той и другой сторонами – признак неспособности определить результирующую в международных отношениях к главным европейским державам и в соответствии с ней выбрать себе исторического союзника, хотя бы потенциального, не отдавая открытого предпочтения в течение определенного времени кому-либо. Союза с Россией домогались и Германия и Франция – Александр III долго не мог определиться в предпочтениях, склоняясь то в одну сторону, то в другую (с оглядкой на Каткова, Победоносцева, общественное мнение), пока после «медового» периода в русско-германских отношениях (союз с Германией 1887–1890 годов) окончательно не выбрал в союзники России Францию. Союз с Германией не был возобновлен в связи с уходом из политики Бисмарка, к которому Александр III благоволил (Ольденбург… Т. 1. С. 18). Личная антипатия российского императора к Вильгельмам опять возобладала над здравым смыслом, он окончательно расстается с германскими настроениями.

Российский монарх проигнорировал настойчивые предложения близкого родственника Вильгельма I в январе 1887 года совместными усилиями бороться против тех, кто стремится разъединить монархии (Указ. соч. С. 70–71). Заключая союз с Францией, Александр III должен был предвидеть, что этот союз не отвечал стратегическим целям его самого – избегать войн.

Франция же, потеряв в 1871 году Эльзас и Лотарингию, будет стремиться их вернуть, что без войны с Германией невозможно. Так завязан был узел непримиримых противоречий, разрешение которых привело к трагически судьбоносным для России последствиям. Итак, какое наследство было оставлено «гатчинским затворником» своему наследнику Николаю II?

Александр III сумел справиться с революционным брожением конца 70-х – начала 80-х годов. «Народная воля» была разгромлена, основные организаторы покушения на Александра II повешены, жесткими полицейскими мерами общество в течение 13 лет было избавлено от политических катаклизмов. Правда, ценой отказа от продолжения целительных реформ начала 60-х годов. Чтобы их благотворное влияние и далее продолжалось, несмотря на весь ужас содеянного народовольцами 1-го марта 1881 года, необходимо было лишь трезво оценить создавшуюся ситуацию и прислушаться к рецепту известного юриста и публициста Чичерина: реформы и порядок. Жесткие полицейские меры и претворение в жизнь задуманных Александром II начинаний. Перепуганный же император с умом ниже среднего решил управлять Россией только с помощью крайних мер. Но крайние меры всегда односторонни: душат явления не только негативные, но и благотворные. Под бичом полицейского террора общество «замораживается», начинают набирать силу не процессы интеграции, а дезинтеграции. Начинает превалировать рознь под прикрытием официальных идеологических трафаретов типа «православие, самодержавие, народность», «царь за народ», «народ любит царя» (Николай II верил в этот миф до последних дней), или типа «народ и партия едины». Вот такую Россию, не объединенную живительными соками гражданского строительства, Александр III и «вручил» Николаю II, слепо уверовавшим, что только под самодержавным скипетром Россия может благоденствовать.

Александр III вместе с «полицейской» Россией передал и ущербный вектор своей внешней политики, который наследник мог, конечно, изменить, но на это требовалась воля, которой ему катастрофически не хватало, что и привело к пагубным для династии и страны последствиям.

IV. Эпоха Николая II

Неожиданно скончавшийся император Александр III не успел подготовить своего наследника к бремени венценосца, и Николай II принял бразды государственного правления абсолютным дилетантом. Личность вновь восшедшего на престол императора была расплывчатой, четких контуров не имела, в целом – малопривлекательной, ни внешней царственной фактуры, ни духовной мощи. Преобладала интеллектуально-волевая немощь, прикрытая упрямством, нетерпимостью к посторонним советам, гипертрофированной подозрительностью и чрезвычайной склонностью к мистицизму. Свойства, малопригодные для властелина одной шестой суши и благоприятные при определенных условиях для манипулирования им со стороны внешних инстанций. Ему было 26 лет и в склонности к увлечению государственными науками в предшествующие годы замечен он не был.

Чихачев (управляющий Морским министерством, октябрь 1894 года): «… наследник – совершенный ребенок, ни опыта, ни знаний, ни склонности к изучению широких государственных вопросов. Наклонности детские. Руль выпал из твердых рук и куда приплывет государственный корабль – Бог весть» (Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого. Новое литературное обозрение, 2000. С. 29). В 1892 году Витте, министр путей сообщения и финансов, предложил Александру III назначить наследника председателем Комитета по постройке Сибирской железной дороги. Царь изумился: «Да ведь он совсем мальчик, у него совсем детские суждения» (Роберт Мэсси. Николай и Александра. М., Интерпракс, 1990. С. 30.). Через два года этот мальчик стал императором, а инфантилизм стал визитной карточкой всей его политики. В день смерти отца Николай признавался великому князю Александру Михайловичу: «Я не готов быть царем. Я никогда не хотел быть им. У меня даже нет понятия, как разговаривать с министрами» (Указ. соч. С. 45). Эти «царские достоинства» «украшали» его деятельность до самого отречения. Признаться бы юному царю, что его голубой мечтой было стать не царем, а командиром любимого им Лейб – гвардейского гусарского полка (Гурко… С. 13). Предощущал, наверное, что это – его потолок, да династические вериги предопределяли другую ношу – шапку Мономаха, не по душе, не по плечам. Так и правил, как Бог на душу положит, «спустя рукава». Что было не совсем обычно для молодого царя, так это повышенная религиозность, качество далеко не главное для носителя короны. Правда, склонность объяснимая, если принять во внимание, что воспитателем Николая, как и его отца, был Победоносцев, «злой гений» России, строжайший ревнитель православной нравственности. По Победоносцеву, самодержавие и православие – вечные скрепы Российской империи, а всякие там конституции, парламенты – от лукавого, которых никогда в России не будет. Парламент, свободная печать, сплошное образование народа и прочие прогрессивные общественные веяния подвергались Победоносцевым остракизму, осмеянию, как явления, расшатывающие государственные устои.